|
 |
Александр БОНДАРЕНКО,
«Красная звезда». |
Случилось как-то, что эскадрон одного из гусарских полков остановился в небольшом местечке близ нашей западной границы. Солдаты расположились по избам, а офицеры были приглашены в усадьбу помещика. Ужин, вино, карты… И надо же случиться, что в тот самый момент, когда эскадронный командир метал банк, к нему с докладом прибыл вахмистр: мол, корчмарь сено не продает, требует немыслимые деньги. «Сено – забрать! Корчмаря - повесить!» - бросил через плечо поглощенный игрой ротмистр. А через час вахмистр доложил, что приказание исполнено - сено взяли, а корчмарь висит.
Вот тут-то ротмистр протрезвел. В мирное время вешать российских подданных не полагалось. Пришлось докладывать полковому командиру, тот доложил далее, а в результате все дошло до царя…
Император Павел Петрович издал примерно такой указ:
«1. Ротмистра NN за отдачу дурацких приказаний разжаловать в рядовые.
2. Рядового NN за то, что навел в своем эскадроне такой образцовый порядок, что даже самые дурацкие его приказания исполняются неукоснительно, произвести в полковники».
На мой взгляд, блистательный, умнейший приказ человека, понимающего, что военная служба коренным образом отличается от гражданской жизни и что штатскому никогда не следует провоцировать военного, исполняющего свои обязанности!
Император Павел I, убитый заговорщиками 200 лет назад – в ночь с 11 на 12 (23 на 24) марта 1801 года, – долгое время оставался в истории сумасшедшим тираном, отправлявшим в Сибирь полки, заставлявшим всех снимать шапки перед Зимним дворцом, создавшим мифического «подпоручика Киже»… Эту версию цареубийц и их потомков подхватила и развила советская историография, у которой вообще цари были не в почете.
«Посмертная реабилитация» оклеветанного государя началась с вышедшей в 1982 году книги Натана Эйдельмана «Грань веков», читатели которой вдруг поняли, что Павел совсем не был безмозглым дураком, а время его правления – отнюдь не самый мрачный этап нашей истории. Пресловутые «павловские чудачества» в большинстве своем оказались либо легендами, либо результатами трудов бездарных исполнителей, во все времена окружавших российский престол плотными толпами. Ведь, кстати, А.С. Пушкин был официально «освобожден» от негласного полицейского надзора только в… 1875 году, при Александре II. Подумать только - почти сорок лет посмертно числился в списках неблагонадежных лиц не кто-то, а прославленный поэт, к тому же имевший придворный чин камер-юнкера! Куда тут «подпоручику Киже»…
Вот, кстати, еще одна ситуация. Из целого ряда источников можно узнать, что павловский фаворит граф Аракчеев назвал боевые знамена одного гренадерского полка «екатерининскими юбками». Иные историки приписывают эти слова и самому Павлу… Но разве он не понимал важность и силу воинских традиций, не ценил былых подвигов? Понимал – и даже лучше, чем кто-либо другой. Откроем «Историю Русской армии» и прочитаем: «Император Павел поднял значение знамен (до той поры считавшихся амуничной принадлежностью). Он указал знаменам служить бессрочно (до того служили 5 лет)». То есть знамена-«юбки» превратились в ту святыню, за которую умирали в бою...
Это, кстати, только одно из мероприятий военной реформы Павла, о которой у нас практически ничего неизвестно. Мол, он все на прусский лад перекраивал, ввел вахтпарады, офицеров за провинности в крепость сажал. Суворов сказал: «Букли – не пушки, пудра – не порох…» — и был отправлен в Кончанское.
Но вот характеристика конца Екатерининского царствования из только что вышедшей в Воениздате книги «Преображенцы»: «За этот период приходится отметить некоторый упадок дисциплины и распущенность при исполнении служебных обязанностей. При полном равнодушии к подобному печальному состоянию со стороны начальствующих лиц неудивительно, что с каждым днем распущенность эта возрастала. Дело дошло до того, что нередко караульных офицеров можно было встречать на улице, свободно разгуливающих по-домашнему, в халатах, а их жен - надевавших мундир и исполнявших обязанности мужа. Кутежи и дебоши гвардейской молодежи начали принимать колоссальные размеры».
Так было в гвардии, а в армии дела обстояли еще хуже. В биографическом очерке графа А.А. Аракчеева сказано: «В издержках на содержание войск не было надлежащей отчетности; не имелось верного счета наличному числу людей под ружьем; тысячи солдат, в особенности знавших ремесло, прямо с поступления на службу определялись по поместьям своих начальников; полки не имели однообразного устройства, обучение, содержание и даже обмундирование людей зависели от произвола полковых командиров».
Понимая, что армия – главная опора престола, Павел принялся искоренять этот разврат. За образец он взял прусскую армию – немцы всегда были дисциплинированными и храбрыми солдатами.
К сожалению, вместе с полезным было взято и вредное – стала возвращаться фактически изжитая в России «линейная тактика», излишне много внимания уделялось строевой муштре и внешней, парадной стороне военного дела… «Фрунтовая зараза», заведенная Павлом и заботливо культивируемая обоими Павловичами – Александром I и Николаем I, пустила в России настолько глубокие корни, что даже в Советской армии, помнится, строевая подготовка периодически объявлялась «важнейшим предметом обучения».
Была введена новая форма одежды, на прусский манер, и ее, как известно, всегда ругали – мол, неудобна, тяжела… Но вот участники военно-исторических клубов, побывавшие в Швейцарии на праздновании 200-летия Суворовского похода, признали, что «павловская» форма, в которой они разыгрывали там баталию, гораздо комфортнее, чем обмундирование 1812 года.
Вообще император Павел выказал немало заботы о солдате – начиная от строительства казарм, тогда как раньше войска располагались «постоем» на обывательских квартирах, и до введения первого знака отличия для нижних чинов. Это была Аннинская медаль, жалуемая за 20-летнюю беспорочную службу солдатам и унтер-офицерам. Награжденные освобождались от телесных наказаний и получали прибавку к жалованью.
В результате реформ существенно изменилась структура армии - вместо 10 егерских корпусов были созданы 20 полков, увеличено количество кирасир, упразднены легкоконные, конно-егерские и карабинерные полки, восстановлены гусарские. Серьезно улучшена была артиллерия, и не только в плане ее организации. По свидетельству А.А. Керсновского, «не было ни одного вида орудия, который не был бы по крайней мере в полтора раза легче соответствующей иностранной системы».
Военная реформа проводилась уже два с половиной года, когда началась наша первая война с Францией – пока еще на итальянской земле. Четыре месяца боев поставили противника, державшего в страхе всю Европу, на грань катастрофы, что можно считать лучшим доказательством эффективности павловских преобразований. Да, армию вел Суворов, но после иных реформ, которые позже познало российское воинство, даже и Суворов оказался бы бессильным…
Нет сомнения, что Россия могла бы благоденствовать под твердой павловской рукой, если бы не известные свойства его характера. Свойства эти роковым образом были привиты Павлу Петровичу его матерью – императрицей Екатериной II…
В Европе великого князя Павла по прямой аналогии нарекли «русским Гамлетом». Восшествие Екатерины на престол – тема особая и большая. Свергнув и убив императора Петра III руками своего любовника, бывшая Ангальт-Цербстская принцесса захватила трон при двух законных наследниках. Одним был Павел, другим - царь Иоанн VI, уже 20 лет содержавшийся в Шлиссельбургской крепости. В 1740 году ему, двухмесячному младенцу, передала правление императрица Анна Иоанновна, а через четырнадцать месяцев Елизавета Петровна его свергла…
Через два года после вступления на престол Екатерины II Иоанн был убит во время так называемого бунта поручика Мировича… В 1775 году погибла обманом вывезенная в Россию по приказанию Екатерины II «княжна Тараканова» - претендентка на русский трон, не оставившая истории своего подлинного имени.
Конечно, императрица не убивала сама, но была причастна ко всем смертям. Прямо леди Макбет какая-то… Кстати, известный очерк Н.С. Лескова поначалу назывался «Леди Макбет нашего уезда», потом – Мценского уезда, хотя это сделало название менее выразительным. Почему? Мценский очень созвучно с Цербстский. Лесковскую злодейку звали Екатерина Измайлова - первым из гвардейских полков, куда примчалась свергнувшая мужа Екатерина, был лейб-гвардии Измайловский. Похоже, Лесков решил сделать намек, этакую литературную шалость, чего почему-то не заметил ни один из литературоведов…
Нелишним будет вспомнить и слова А.С. Пушкина о Екатерине II: «История оценит влияние ее царствования на нравы, откроет жестокую деятельность ее деспотизма под личиной кротости и терпимости, народ, угнетенный наместниками, казну, расхищаемую любовниками, покажет важные ошибки ее в политической экономии, ничтожность в законодательстве, отвратительное фиглярство в сношениях с философами ее столетия – и тогда голос обольщенного Вольтера не избавит ее славной памяти от проклятия России».
Вот такая была государыня… Павел, родной сын, был ей ненавистен, и одна из причин крылась в том, что он был законным наследником незаконно занятого ею трона. Н.К. Шильдер, автор книги «Император Павел I», писал, что перед переворотом 1762 года камергер граф Н.И. Панин «высказывал убеждение, что по устранении Петра III все права на русский престол должны перейти прямо к цесаревичу Павлу Петровичу, а Екатерина, как его мать, может быть признана только правительницей до совершеннолетия сына». Но Панина оттеснили новые фавориты… Перед совершеннолетием цесаревича уже другие вельможи заговорили о передаче ему престола – и опять напрасно.
Екатерина не собиралась терять свою власть. Она бы и Павла отправила вслед за Петром III и прочими, но не имела такой возможности. Лишившись сына, она перестала бы быть матерью наследника и превратилась бы в худородную немецкую принцессу, незаконно занявшую русский престол. Тогда бы ее уже не потерпели… Поэтому ей приходилось терпеть сына.
Вот точка зрения французских историков Лависса и Рамбо, авторов «Истории XIX века»: «Павел I был, без сомнения, человеком неуравновешенным. Быть может, утрата Павлом душевного покоя объясняется всем тем, что он мог знать или угадывать о событиях 1762 г., связанных с восшествием на престол его матери. Многое объясняется также продолжавшейся тридцать четыре года узурпацией трона, которую Екатерина осуществила в ущерб наследнику престола, взаимной антипатией и недоверием между матерью и сыном и господством фаворитов, дерзких и надменных по отношению к Павлу».
Особенно гнусен был последний из них - Платон Зубов, в 22 года ставший любовником 60-летней государыни. Этот пустой, корыстный, наглый молодой человек не только сумел полностью оттеснить от трона выдающегося государственного мужа Г.А. Потемкина, но и получить от императрицы почти все титулы, чины и посты, которыми тот обладал. Он тоже стал светлейшим князем, таврическим генерал-губернатором - вот только в фельдмаршалы выйти не успел, остановился на генерале от инфантерии…
Великий князь Павел был старше его на тринадцать лет, он был наследником престола… Однако юный хам считал себя выше цесаревича. Как-то на балу, выслушав зубовские рассуждения, Павел заметил: «Я тоже так думаю». Фаворит обернулся на окружавших его царедворцев и воскликнул: «Разве я сказал какую-нибудь глупость?»
Вслед за Платоном стремительно возвысилась его семья. Отец, отставной вице-губернатор из провинции, стал обер-прокурором Сенатского департамента, а затем и генерал-прокурором. «Умный человек, но злой и бесчестный, - говорится в «Русском биографическом словаре», - он прославился взяточничеством и лихоимством… Будучи сенатором, он скупал или вынуждал уступать старые тяжебные дела, добиваясь затем решения их в свою пользу». Но аппетиты, очевидно, превысили возможности: граф А.Н. Зубов вдруг скончался в 1795 году…
«Гигант, обладавший большой физической силой, - указано в том же издании о старшем из братьев Зубовых, Николае, - он был пигмеем по своим нравственным качествам. В обращении был груб и высокомерен, охотно пускал в дело кулаки. Один раз на пути из Москвы он приказал высечь кнутьями видных чиновников Сената за то, что они не хотели уступить ранее занятого ими места ночлега». Николай вскоре стал обер-шталмейстером двора.
Даже Дмитрий, «из всех братьев наименее способный, он не проявил себя ни в какой отрасли правительственной деятельности», дослужился к 30 годам до чина генерал-майора и «стоял во главе комиссии о государственных долгах».
А самым толковым из братьев был Валериан, к которому Платон, кстати, ревновал государыню. Он оказался храбрым командиром, отличился в боях с турками и поляками, так что в 25 лет стал генерал-аншефом... Отмечу, что А.В. Суворов стал генерал-майором к 40 годам, а генерал-аншефом – в 56 лет.
В судьбе Павла I эта семья сыграла роковую роль...
В стремлении реформировать Россию, изрядно разоренную женским правлением XVIII века – Екатерина I, Анна Иоанновна, Елизавета Петровна, Екатерина II, – Павел Петрович взял за образец Петра Великого. Но если прадед стремился переустроить все по-новому, то правнуку следовало навести в державе должный порядок. Впрочем, сложно сказать, что труднее.
У Петра были его «новые люди» – иностранцы, представители незнатных и небогатых дворянских родов, выходцы из низов. Их царь противопоставлял старинной аристократии, стрелецкому воинству и потому откровенно им благоволил, прощая и казнокрадство, и злоупотребления. Тот же светлейший князь А.Д. Меншиков сколько воровал – и ничего, разве что дубиной по бокам получал…
У Павла своих «новых людей» фактически не было. Он не стал приглашать «кондотьеров» из-за рубежа, а старых верных «гатчинцев» – офицеров, числившихся в Гатчинском гарнизоне в бытность его великим князем, было совсем немного. Да и путных-то из них было – раз-два и обчелся: Аракчеев, Ростопчин… К тому же даже к своим любимцам государь предъявлял столь же строгие требования, как и ко всем прочим. Попытался, например, граф Аракчеев покрыть своего брата-генерала, подчиненные которого проштрафились в карауле, – и получил в 1799 году отставку. Ростопчин же попал в немилость в феврале 1801 года…
По свидетельству Лависса и Рамбо, Павел «был исполнен презрения к людям, по крайней мере к тем, которые его окружали; изменчив в своей милости, часто жесток, с легкостью подвергал опале. Однако ему нельзя отказать ни в благородных рыцарских чувствах, ни в искреннем желании облегчить участь низов – крестьян, солдат. Особенную суровость он проявлял по отношению к знати – к придворным, к любимцам Екатерины, к губернаторам, которые угнетали вверенные им области».
Известие о смерти императрицы Екатерины в Гатчину привез граф Николай Зубов, униженно повалившийся Павлу в ноги. Вскоре в ноги императору валился и светлейший князь Платон Зубов, которого Павел Петрович благодарил за верную службу своей покойной матушке и сделал своим генерал-адъютантом.
Впрочем, через год, когда последствия этой «верной службы», принесшей России миллионные убытки, стали очевидны, семья Зубовых была удалена от двора…
Реформаторская деятельность Павла совершенно позабыта историками. Этот государь не знал покоя, возрождая армию и флот, определяя приоритеты во внешней политике (в частности, что выгоднее России – война или союз с Францией?), стремясь наладить государственное управление, искоренить воровство и злоупотребления властью, улучшить положение основного существовавшего тогда класса – земледельцев. Так, работа на барщине была ограничена тремя днями, и недаром сохранилась презрительная кличка, данная Павлу аристократией: «мужицкий царь»…
Но как мешали делу взрывной, экспрессивный характер государя, его максимализм и… рыцарское благородство его натуры. Павел Петрович не признавал полутонов: если виновен – то сразу с глаз долой, если честен – государево доверие во всем. К тому же император был строг, но отходчив. Его немилость обычно оказывалась недолгой. Всем этим умело пользовались опытные интриганы, окружившие трон…
Вновь обратимся к «Истории XIX века»: «В заговор вошли сыновья тех, кто был в заговоре против его отца (среди них, как и в 1762 г., Панин и Талызин), фавориты его матери (три брата Зубовы), лифляндский барон Пален и ганноверец генерал Беннигсен». Этой фразой дана полная характеристика всем «антипавловским» силам. Вернее, почти всем, ибо в заговор был посвящен и наследник престола цесаревич Александр Павлович, фактически санкционировавший отцеубийство. А еще была Ольга Жеребцова, урожденная Зубова, сестра фаворита, которая, по справке «Русского биографического словаря», «принимала видное участие в организации заговора… благодаря влиянию лорда Витворда (английского посланника), с которым была в очень близких отношениях». (По другому свидетельству, «Жеребцова была действительно более чем легкого поведения, но не имела никакой любовной интриги с Витвордом»). Именно через Жеребцову поступали английские деньги на убийство русского царя, который своей независимой политикой угрожал интересам далекого островного государства.
Кстати, откуда вновь появилась зубовская семья? Государь их простил и вновь к себе приблизил, не понимая, что фавориты прошлого царствования, утратившие былое значение, всегда представляют потенциальную опасность. Зато это прекрасно понял Александр I, который быстро избавился от всех тех, кто помог ему занять престол, обагренный кровью отца… Он вскоре избавился и от деятелей Екатерининского царствования, хотя первой его фразой как царя было: «Все будет, как при бабушке!» Фавориты и деятели прежних эпох помаячили у подножия трона и потихоньку разъехались по своим поместьям. Остался один Аракчеев – честный, умный, жестокий. На его графском гербе справедливо значилось «Без лести предан».
Но Павел, удалив Аракчеева, вновь приблизил Зубовых, которые вскоре оказались в числе цареубийц. Платон первым ворвался в цареву спальню, Николай первым ударил государя в висок золотой табакеркой, а Валериан приехал в Михайловский замок последним, когда все было кончено. Он попытался поздравить караульных солдат с новым государем, но «приветствие его было встречено так враждебно, что граф поспешил удалиться».
Так оборвалась жизнь «русского Гамлета», всю жизнь ожидавшего, что его убьют. Думал, что мать. Оказалось – сын.
Рассказ об этой трагедии уместно закончить словами из «Истории Русской армии» А.А. Керсновского: «Император Павел, несмотря на всю свою строгость и вспыльчивость, любил солдата, и тот чувствовал это и платил Царю тем же. Безмолвные шеренги плачущих гренадеров, молча колеблющиеся линии штыков в роковое утро 12-го марта 1801 года являются одной из самых сильных по своему трагизму картин в истории русской армии».
 
|
