Сказав далее, что Барятинский пленил Шамиля, "СВЭ" завершает его биографию констатацией: "Как член Государственного совета, выступал против военных реформ 1860 - 1870-х годов в России, проводившихся Д.А. Милютиным". В общем, клейма некуда ставить: царский сатрап, душитель свободы и ретроград. Вот и "выпало" славное имя фельдмаршала из российской истории - по "классовым соображениям". Точнее сказать, оказалось отставлено за ненадобностью. Примерно так убираем мы книгу, к которой, может быть, еще вернемся...

Теперь, думается, это время пришло. Полководец, завершивший войну на Кавказе, военачальник, подвергавший резкой критике слабости Милютинской военной реформы, - сегодня правда о нем нужна России.

Стоит отметить, что князь - однокашник М.Ю. Лермонтова по Школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров, был не просто великосветским человеком, но и придворным, и многие его поступки обусловлены именно этим.

Обратимся к биографии князя. Отец его, тайный советник, камергер, отставной дипломат и, к слову, англоман, владелец 21 тысячи крепостных душ, дал сыну прекрасное образование, мечтая сделать его этаким "лендлордом", посвящающим жизнь исключительно своим поместьям... Но юноша вопреки желанию отца и при содействии императрицы Александры Федоровны был зачислен в Кавалергардский полк и поступил в Школу юнкеров. Однако там больше, чем науки, его увлекли кутежи и развлечения.

Результат был закономерным: выпуск не в гвардию, а в армию. Это не возымело должного воздействия. Как сказано в "Русском биографическом словаре" (1900 г.), "его настоящей семьей был Кавалергардский полк, в жизни которого он и принимал самое живое участие... Его шалости, кутежи, веселые похождения и романтические приключения получили в Петербурге широкую известность. Своим легкомысленным поведением он навлек наконец на себя неудовольствие императора Николая Павловича". В итоге - командировка на Кавказ до конца того же 1835 года.

- Скажите государю, - попросил, уезжая, корнет Барятинский,- что если я умею делать шалости, я умею и служить.

21 сентября, командуя сотней спешенных казаков, князь был тяжело ранен в рукопашной схватке - в бок ружейной пулей, которая так и оставалась в его теле до самой смерти. Вынесенный из боя, он двое суток пребывал в беспамятстве, между жизнью и смертью, а вскоре был отправлен для лечения в Петербург.

БарЯтинский возвратился с Кавказа поручиком, с золотой саблей "За храбрость". Прегрешения были искуплены, он был зачислен в лейб-гвардии Гусарский полк, назначен состоять при великом князе Александре Николаевиче и мог служить спокойно...

Однако князь "заболел" Кавказом. В 1845 году, полковником гвардии, он испросил командировку, принял батальон Кабардинского пехотного полка и, по свидетельству "Военной энциклопедии" (1911 г.), "участвовал в Даргинской экспедиции князя Воронцова против Шамиля и при занятии Андийских высот геройски выбил со своим батальоном горцев из занятых ими укрепленных позиций, вызвав восторженные одобрения главнокомандующего". Князь М.С. Воронцов, герой Бородина, писал, что Барятинский "шел впереди храбрейших, подавал собой пример мужества и неустрашимости".

И вновь - боевая рана, орден св. Георгия IV степени и отъезд с Кавказа для лечения в Петербург. Затем - заграничная поездка "для поправления здоровья". Отправляясь на курорт, Александр Иванович заехал в Варшаву, где фельдмаршал князь И.Ф. Паскевич попросил его по пути... разгромить польских мятежников. Разбив 21 февраля 1846 г. крупный кавалерийский отряд повстанцев, отбросив за границу ополченцев Краковского округа и заслужив орден св. Анны II степени, Барятинский продолжал путь на воды.

В феврале 1847 г. он вновь был на Кавказе - командиром Кабардинского полка. Обратимся опять к "Военной энциклопедии": "Как полковой командир, Барятинский был весьма требователен, беспощадно строг в отношении воинской дисциплины, крайне внимательно входил во все мелочи полкового хозяйства и быта солдат и офицеров. Тратя при этом на полк свои собственные большие средства (например, он на свой счет вооружил полк штуцерами), Барятинский из своей квартиры сделал средоточие всей жизни полка. Во время трехлетнего командования Кабардинским полком князь принимал с ним участие в целом ряде боевых дел. Он находил время изучать Кавказ, знакомиться с русской и иностранной литературой о нем, делал главнокомандующему ряд докладов стратегического и административного характера, высоко ценившихся Воронцовым".

Можно, что было бы небезынтересно, подробно рассказать о служебной и административной деятельности князя. Можно немало вспомнить и про его взаимоотношения с императорским Двором: князь старался быть на виду, стремился, чтобы его не забывали - в 33 года он уже получил чин генерал-майора. Хотя в экстремальной ситуации, когда Двор попытался его женить, Александр Иванович смог поступить наперекор и тем даже испортил свои отношения с государем. Впрочем, потом все образовалось вновь... Но речь, в общем-то, не об этом.

Главное, что все время, как в Кавказском корпусе, так и в столице, князь Барятинский в полном смысле слова жил Кавказом, его проблемами. Он не только отважно и умело воевал, но и старался всесторонне изучать обстановку - стратегическую, военную, политическую, знакомился с бытом и нравом горских племен. Создается впечатление, что, еще будучи полковым командиром, а то даже и раньше, он готовился стать командиром отдельного Кавказского корпуса и наместником на Кавказе.

НазнаЧение Барятинского на эту должность состоялось летом 1856 года - ему тогда был 41 год. Александр Иванович уже успел покомандовать гренадерской бригадой, дивизией, был командующим левым флангом войск, нанес противнику ряд серьезных поражений, был начальником штаба корпуса.

Кстати, на рубеже 1855 - 1856 годов, командуя резервным гвардейским корпусом, князь подал Александру II несколько проектов окончательного замирения Кавказа. Даже находясь на престижной, фактически придворной должности, он все-таки душою своей стремился в горы, на войну, чтобы ее завершить.

Итак, Барятинский стал на Кавказе самым главным, и ему вновь, как в юности, нужно было выполнять данное императору слово. Двадцать лет назад корнет ручался перед Николаем I за себя, теперь генерал от инфантерии обещал Александру II за весь Кавказский корпус. Он имел такое право, потому что корпус - от последнего солдата до первого генерала - с воодушевлением воспринял его назначение. Ведь во главе войск встал "коренной кавказец", в полном смысле слова здесь выросший, не единожды отличившийся в боях, знающий не только дислоцированные здесь войска, но и сам край, и его население. Знающий, что очень важно, людей, здесь находящихся, а потому сразу начавший работать именно с ними... В прежние времена в армии бытовала поговорка, что лучше стадо баранов, возглавляемое львом, чем стая львов, ведомая бараном. Думается, Кавказскую войну удалось закончить именно потому, что львами управлял лев.

Возвратившись на Кавказ, князь Барятинский приступил к решительным и постоянным действиям. Такова была его боевая философия: непрерывно теснить противника, изматывать его силы, наносить удары один за другим и не допускать подхода подкреплений. Даже "Советская военная энциклопедия" отдает Александру Ивановичу должное: "Осуществляя план методичного продвижения от рубежа к рубежу и прочного закрепления захваченной территории, Барятинский сломил сопротивление главных сил Шамиля..." Кстати, на освобожденных территориях налаживалась - с учетом национальных традиций и особенностей - система местного самоуправления, предпринимались действенные меры по развитию торговли, промышленности и образования. Уклад жизни горцев неуклонно сближался с русскими порядками...

Азбучная истина: пассивная оборона не приведет к победе, а боевой дух солдата, ожидающего удар, гораздо ниже, чем у того, кто готовится ударить. Солдаты Барятинского атаковали постоянно. Противник отступал. Шамиль бежал из неприступного, казалось, Ведено... Можно много говорить о непокорности и свободолюбии горцев, но они также очень хорошо понимают и признают силу. Да и усталость от многолетней войны, на которой их бьют, не могла не сказываться. А потому, одно за другим, отходили от Шамиля горские селения, их жители "вынуждены были отдать себя великодушию победителей".

А победители старались "держать марку". Отправляясь в поездки в разные местности, князь Барятинский раздавал жителям подарки - пусть не роскошные, но они ведь и того не имели, бросал в толпу золотые и серебряные монеты из мешка, который специально возил его казначей. Как писал современник, "денежные подачки вселяли жадным до добычи горцам особенное почтение к роскоши представителя царской власти, в сравнении с которым, конечно, Шамиль совершенно стушевывался..."

Войну на Восточном Кавказе князь закончил за три года. Ее финальным аккордом был штурм аула Гуниб, последней цитадели имама. Гора Гуниб-Даг была плотно обложена со всех сторон, все живущие поблизости горцы приведены в покорность. Противнику неоткуда было ждать помощи, а русским не следовало опасаться удара в спину. 25 августа 1859 года аул был взят штурмом, и Шамиль сдался. Ему оказалось гораздо проще посылать на смерть фанатиков, нежели самому броситься на штыки "гяуров".

Наградами князю Барятинскому были чин генерал-фельдмаршала, высший орден империи - св. Андрея Первозванного и полководческий орден св. Георгия II степени. В истории Русской армии он был наречен "Победителем Шамиля".

...Александр Иванович покинул Кавказ в 1860 г. по причине расстроенного здоровья. Через четыре года Кавказская война, начавшаяся в 1817 году, была завершена повсеместно. Официально от должности Барятинский был уволен в декабре 1862 г. и "в последующие 16 лет, - по свидетельству "Русского биографического словаря", - не возвращается более к делам, хотя общественное мнение в трудные минуты нашей государственной жизни не раз вспоминало имя покорителя Кавказа... Однако болезнь лишила его возможности оправдать эти ожидания".

Он занимал ряд должностей, но все они были, так сказать, почетного плана. Впрочем, это не значит, что князь совсем отошел от государственных дел. Член Государственного Совета, Барятинский вникал в них и нередко высказывал и отстаивал собственную точку зрения, отличную от официальной.

Так, в 1866 г., во время австро-прусской войны, он предлагал поддержать Пруссию, чтобы потом разделить сокрушенную Австро-Венгерскую империю на три части, передав немецкие земли Пруссии, славянские - России, а Венгрии дать самостоятельность.

В 1868 г. он выступил против общинного землевладения, отдавая предпочтение "подворной системе" - собственности на землю для тех, кто ее обрабатывает.

Резкой критике подверг князь Барятинский и милютинские военные реформы 1860 - 1870-х годов. Кстати, вот оценка из "Советской военной энциклопедии": "Проведение военных реформ, особенно в подготовке офицерских кадров и обучении войск, наталкивалось на серьезное сопротивление со стороны реакционных военных кругов... В целом в результате реформ Милютина Русская армия стала более современной армией буржуазного типа, а ее боеспособность повысилась".

Итак, князь оказался в числе "реакционных военных" -несмотря на то, что Д.А. Милютин некогда был ближайшим его сподвижником - начальником штаба Кавказского корпуса.

Что вызывало неприятие Барятинского во взглядах Милютина? "Он резко критиковал "бюрократизм" Милютинской системы военного управления, - написано в старой "Военной энциклопедии", - и протестовал против чрезмерного умаления власти главнокомандующего в "Положении о полевом управлении войск в военное время", высказывая на этот счет идеи, отчасти получившие осуществление в "Положении о полевом управлении" (1890 г.)".

Реформы, имевшие целью превратить армию крепостнической России в современную по тому времени армию европейского типа, требуют особого разговора. "Положительные результаты Милютинских реформ были видны немедленно (и создали ему ореол "благодетельного гения" Русской армии), - пишет А.А. Керсновский. - Отрицательные же результаты выявились лишь постепенно, десятилетия спустя, и с полной отчетливостью сказались уже по уходе Милютина". Главным пороком деятельности военного министра автор "Истории Русской армии" называет "угашение воинского духа" и то, что "Милютин бюрократизировал всю Русскую армию сверху донизу".

Фельдмаршал Барятинский не только первым почувствовал грядущую опасность, но и заявил о ней: "Боевой дух армии, - писал он государю, - необходимо исчезнет, если административное начало, только содействующее, начнет преобладать над началом, составляющим честь и славу воинской службы".

Справедливую критику князя вызывала и реформа системы военного образования, в результате которой ломались давние традиции, снижалось качество подготовки кадров, потому как из нее уходил именно "военный элемент". А в результате "катастрофическое снижение духа, моральное оскудение бюрократизированной армии не успело сказаться в ощутительной степени в 1877 - 1878 гг., но приняло грозные размеры в 1904 - 1905 гг., катастрофические - в 1914 - 1917 гг.".

Однако Александр II, буквально загипнотизированный научным авторитетом Милютина, который действительно был серьезным военным ученым, не внял голосу своего старого друга. "Милютинское Положение 1868 г. было оставлено, пока не захлебнулось в крови Третьей Плевны", - констатировал историк.

Признание правоты князя Барятинского пришло уже после его кончины. Но многие ли, пусть даже и самые выдающиеся, деятели получают полную и объективную оценку при жизни? Нет. По-настоящему беспристрастные оценки способны давать только потомки, причем многие десятилетия спустя.