Для каждого из нас война начиналась по-разному. Меня она застала в Москве. Я тогда занимал должность начальника артиллерии 7-го механизированного корпуса. Части и соединения корпуса были расквартированы в Московской области. В его составе насчитывалось около 1.000 танков, до 500 орудий и минометов.

...Утром 21 июня последовало распоряжение, которое насторожило нас. Командиру корпуса было приказано срочно вывести части из лагерей, а артиллерии прекратить учебные боевые стрельбы на полигоне в Алабино и возвратиться в пункты постоянной дислокации. Кроме того, командир корпуса получил приказание выделить мотоциклетную роту, обеспечив ее боеприпасами, для укомплектования штаба одного из фронтов. Приказания отдавались поспешно, во всем чувствовалась нервозность. Начинало пахнуть порохом.

По подразделениям поползли тревожные слухи, вызывающие взволнованные разговоры и различные догадки. О войне офицеры думали и говорили по-разному. Молодежь вообще мало верила в реальность военной опасности, а старшие и наиболее дальновидные офицеры понимали, что война назревает, но и они не теряли надежды на возможность избежать ее. Только в одном, пожалуй, все были единодушны: если грянет война, то она будет короткой и завершится полным разгромом врага. Так уж мы были воспитаны.

Командование корпуса не получило ни информации об обстановке, ни указания привести соединения и части в боевую готовность.

Вечер был субботний. Большинство офицеров, отдав необходимые распоряжения младшим командирам, разошлись по домам или уехали за город, намереваясь провести выходной день на лоне природы. О том, что началась война, они узнали только в полдень 22 июня из правительственного сообщения, переданного по радио. Каждый без вызова поспешил в штаб. Весь офицерский состав собрался лишь к 17 часам. Здесь были и офицеры запаса, приписанные к штабу и частям корпуса. Их вызвали еще к 15 июня для прохождения сборов.

Спустя сутки после начала войны части корпуса были приведены в боевую готовность. Но три дня они оставались на своих местах. Напряжение и беспокойство с каждым днем нарастало. Положение усугублялось нервозностью штаба округа. Дело порой доходило до курьезов. Например, отправкой в распоряжение Ленинградского военного округа лишь одной зенитной батареи 37-миллиметровых орудий в течение дня через каждые 20-30 минут интересовались то из штаба Московского военного округа, то из Генерального штаба. Теперь это может вызвать улыбку: батарею отправили курьерским поездом.

Наконец вечером 24 июня корпус получил задачу. Он должен был войти в состав резерва Ставки и сосредоточиться в районе Гжатска. Свой первый марш к фронту мы совершали по автостраде Москва - Минск. Управление корпуса и танки перевозились по железной дороге. В голове колонны шла мотострелковая дивизия, которой командовал полковник Я. Г. Крейзер. Танковые дивизии вели на фронт генерал-майор Ф.Т. Ремизов и полковник И. Д. Васильев.

Гжатск миновали без задержки, так как при подходе к городу через офицера связи Генерального штаба получили новое распоряжение: сосредоточиться в районе Вязьмы. Но и в Вязьме мы не задержались. В пути получили третье распоряжение: продолжать марш на Ярцево и далее на Смоленск.

Корпус двигался безостановочно, делая только привалы для отдыха. Распоряжения, которые мы получали одно за другим, вызывали невеселые мысли, тревогу, сомнения. И как не сомневаться, если видишь, что высшее командование не знает твердо, куда нас направить? Такую махину в течение суток назначают уже в третье место! Хорошо, что не пришлось менять направление движения. Так мы думали в те дни, будучи еще неискушенными в войне, не зная, что творилось в первые дни на фронтах. Позже мы могли вернее определить причины трехкратного изменения задач нашего корпуса. Причина, думаю, была одна: быстрое продвижение вражеских войск. Обстановка резко менялась и неизбежно вызывала частые изменения решений командования.

Конечным пунктом нашего назначения была Орша. Но обстановка вновь изменилась. Впереди скопилось много воинских эшелонов, преградивших нам путь. В ночь на 26 июня штаб корпуса прибыл отдельным поездом на станцию Смоленск и дальше следовать не мог. Там и пришлось нам выгружаться, организовывать управление дивизиями. А дивизии находились где-то впереди.

В Смоленске нас встретил командующий 20-й армией генерал-лейтенант Ф.Н. Ремезов, начальник штаба генерал-майор Т.Ф. Корнеев и начальник артиллерии полковник В.С. Бодров. Штаб этой армии был сформирован на базе бывшего Орловского военного округа и прибыл в Смоленск незадолго до нас.

Командарм сообщил, что наша мотострелковая дивизия должна занять оборону западнее Орши. Остальные дивизии корпуса предназначались для обороны участка Витебск - Рудня - Богушевск - Орша. Правее от Полоцка, в направлении Витебска, занимала оборону стрелковая дивизия полковника Н.А. Гагена. Слева от Орши никаких войск не было. Наш разведывательный полк под командованием полковника Н.И. Труфанова должен был вести разведку от Орши до Могилева.

А где находится противник, каковы его силы хотя бы на этом направлении, какие войска ведут бой с ним? Нам, как никогда раньше, требовалось знать сложившуюся обстановку. И как же мы были удивлены и разочарованы, не получив ясного ответа ни на один вопрос! Командарм не знал, как идут боевые действия на том направлении, где ему предстояло руководить войсками. Он даже не знал, где расположен штаб Западного фронта, в состав которого входила его армия.

Штаб фронта не смог еще наладить устойчивую связь с армиями, а армии не имели связи между собой. Поэтому информация сверху вниз и между соседями первое время была совершенно неудовлетворительной.

Столкнувшись с таким положением, невольно пришлось вновь задуматься над всем происходившим. В сознании никак не укладывалось, что командующий армией ставит корпусу задачи, не имея никакого представления об обстановке на фронте.

Настроение мое не улучшилось и после разговора с начальником артиллерии армии полковником Бодровым. Кто, как не он, мог бы дать мне исчерпывающие указания о порядке пополнения боеприпасами!.. Сейчас трудно даже поверить, но тогда это было действительно так: Бодров и начальник штаба полковник Н. П. Любимов не знали, где находятся артиллерийские склады.

Тут уже мне стало ясно: нужно действовать самостоятельно. Ведь если начнется бой, подчиненные мне артиллеристы и танкисты будут требовать боеприпасов не от полковника Бодрова, а от меня. Офицеры артиллерийского снабжения корпуса, имевшие на это дело особое чутье, конечно, разыскали склады с боеприпасами и вооружением. Находились эти склады не так уж далеко. Однако факт оставался фактом: осведомленность армейского командования даже в самых насущных вопросах была до обидного ничтожной.

По боевому составу и вооружению наш корпус был вполне способен отразить наступление передовых частей противника, дать ему по зубам. Но в обороне мы не засиделись. Через несколько дней произошла смена армейского командования. На должность командующего 20-й армией прибыл генерал-лейтенант П.А. Курочкин. Корпус без мотострелковой дивизии, оставшейся под Оршей, получил новую задачу. Вместо того чтобы использовать преимущества заблаговременно подготовленной обороны и условия, при которых можно подготовить достойную встречу врагу, нам приказали наступать.

Сейчас, спустя много лет, мне трудно сказать, чем руководствовалось командование фронта, принимая такое решение, но его печальные последствия запомнились навсегда. По замыслу командования мы должны были наступать на Бешенковичи, Лепель, Сенно. И вот корпус опять на колесах, опять в движении.

О результатах первого нашего боя тяжело и горестно вспомнить. Хорошо организованная воздушная разведка противника обнаружила выдвижение частей корпуса. Поэтому враг заблаговременно подготовился к отражению нашего наступления.

Надо заметить, что переход к обороне на этом направлении был выгоден для врага. К тому времени тылы немецко-фашистских войск растянулись и не могли в достаточной степени снабжать наступавшие части горючим.

Противник господствовал в воздухе, а мы ни разу не видели своей истребительной авиации над районом действия корпуса. Единственным средством борьбы с вражескими самолетами были зенитные дивизионы танковых и механизированных дивизий. Но в каждой из них было по одному 12-орудийному дивизиону, вооруженному 37-миллиметровыми пушками. Этого оказалось совершенно недостаточно, чтобы хоть как-нибудь защитить войска от вражеской авиации.

Наземных войск у нас было столько же, сколько у противника. Конечно, такой силы для наступления недостаточно. К тому же местность благоприятствовала врагу. Он притаился, замаскировался и до поры до времени не открывал огня. Наши танки были видны ему как на ладони.

Таким образом, мы как бы поменялись ролями с противником, добровольно отдав ему свои преимущества.

В начале наступления корпуса я и майор Сазонов находились на наблюдательном пункте вместе с командиром 14-й танковой дивизии И.Д. Васильевым, комиссаром И.М. Гуляевым и начальником артиллерии Е.П. Липовским. И все мы видели, как начался бой. Дивизия наступала на Бешенковичи. Танкисты бесстрашно ринулись вперед, без пехоты, при очень слабой артиллерийской поддержке. Ведь дивизия имела только 24 122-миллиметровые гаубицы. Когда танки приблизились на дальность прямого выстрела, противник открыл по ним сильный артиллерийский огонь. Головные танки начали отвечать, но вражеские орудия быстро поразили их. На поле боя становилось все больше наших подбитых танков, многие из них горели. Все же танкисты волна за волной продолжали наступление. Некоторые танки даже вклинились в оборону противника. Но в воздухе появилась вражеская авиация. Ее сильные бомбовые удары еще более увеличили наши потери.

Командиры дивизий доложили командиру корпуса об обстановке. По их твердому убеждению, дальнейшее наступление было бесполезно, оно могло только увеличить и без того тяжелые потери в людях и танках. Начальник штаба М.С. Малинин, комиссар И.И. Михальчук и я были того же мнения.

Мы настойчиво просили В.И. Виноградова прекратить наступление и донести командующему армией о сложившейся обстановке. Но командир корпуса не принял во внимание ни докладов командиров дивизий, ни настоятельных просьб своих ближайших помощников. Он приказал продолжать наступление. Соединение еще около трех дней вело кровопролитные бои, которые, как мы и предвидели, не принесли успеха. Остатки корпуса 13-15 июля были выведены в район Вязьмы на формирование...

На снимках: полковник Василий КАЗАКОВ (третий слева), 1937 г.; огонь ведет расчет зенитного орудия; Василий КАЗАКОВ уже в звании генерал-майора.