За несколько дней до начала войны в Севастополь прибыла большая группа офицеров-летчиков, прошедших боевую школу в Испании, войну с белофиннами, на Халхин-Голе. У многих из них на груди красовались ордена, звезды Героев. Они встречались с личным составом кораблей, частей. Несколько летчиков выступили и у нас в Военно-морском артиллерийском училище имени ЛКСМУ, где я оканчивал 2-й курс.

Они рассказывали о прошедших боях, о том, что имели дело с хорошо вооруженным противником, обученным, злобным и коварным, что победы доставались тяжело, дорогой ценой.

Для нас их оценки казались необычными, поскольку всеми воспитательными средствами в наше сознание внедрялось убеждение, что мы будем бить врага на его собственной территории, сокрушим его быстро могучим ударом, если он осмелится посягнуть на нашу священную землю.

14 июня 1941 года вся страна узнала сообщение Совинформбюро о том, что распространяемые на Западе сведения о близкой и неминуемой войне СССР с Германией не имеют под собой оснований, что Советский Союз никакой подготовки к войне не ведет, был и остается верным договору с Германией от 1939 года.

На Черноморском флоте, где в эти дни проходило большое учение, на кораблях и в частях активно разъяснял это сообщение Совинформбюро вице-адмирал И.И. Азаров, прибывший из Москвы как представитель Политуправления ВМФ.

Заявление Совинформбюро, его пропаганда вроде бы немного смягчили напряженность, но ожидание чего-то большого и опасного оставалось.

В субботу 21 июня было объявлено о снижении готовности флота, окончании учения. Вновь мы надели белые чехлы на бескозырки, т.к. на время учений было приказано их снять. Было объявлено о разрешении в воскресенье увольнять личный состав кораблей и частей, курсантов училищ.

Вечером мы энергично подстирывали все, что загрязнилось, гладили брюки, до блеска начистили ботинки, надраили бляхи поясных ремней. Посигналили отбой, легли и заснули мертвецким сном.

Нас подняли резкий продолжительный свисток боцманской дудки дневального по роте и команда: "Большой сбор!" Быстро вскакиваем с наших двухъярусных коек, строимся в проходе казармы. Включено электроосвещение. Но тут же, буквально через две-три минуты, звучит другая команда: "Боевая тревога, гаси свет!" В кромешной темноте наощупь разбираем из пирамиды винтовки, подсумки, противогазы и выбегаем на плац. Этому мы обучены до автоматизма, тренировок прошло немало. Строимся установленным порядком, получаем по 120 боевых патронов в брезентовых длинных патронташах. Опоясываем ими себя, как заправские герои гражданской войны, так полюбившиеся нам по кинофильмам, на героике которых мы выросли, возмужали.

В черном бархатном небе Севастополя слышится и нарастает гул многочисленных самолетов. На кораблях звенят колокола громкого боя, в небо устремились, рассекая его, с берегов Северной и Южной бухт белые узкие лучи прожекторов.

Загремели залпы береговых зенитных батарей, а с кораблей потянулись разноцветные трассы снарядов туда, где прожектористам удается поймать в перекрестке лучей вражеский самолет. Попав в перекресток лучей, самолет сразу ложится на крыло и исчезает в темноте: чувствуется, что в Севастополь прилетели летчики опытные, подготовленные к таким "встречам".

Наш взвод получает задание нести караульную службу по охране Штаба флота. По боевой тревоге он из основного своего здания перебазировался в заранее подготовленное подземное помещение, вход в которое - на крутом склоне Южной бухты близ телефонной стенки.

С корабельной стороны, где расположено училище, от причала у бригады подводных лодок переходим на катере к назначенному месту и размещаемся в караульном помещении недалеко от входа в штаб. Встаем на посты, заранее расписанные постовой ведомостью.

Мой пост - в подземном коридоре у входа в комнату оперативного дежурного штаба флота. Мимо меня туда и обратно, предъявляя специальные пропуска, проходят офицеры. В руках у них папки с бумагами, рулоны карт, слышатся частые звонки телефонов. Обстановка напряженная, деловая. Несколько раз прошел командующий флотом вице-адмирал Филипп Сергеевич Октябрьский.

Мы понимаем, что происходит что-то очень серьезное, необычное, непредвиденное. Но, что именно произошло, кто напал на нас, бомбил, никто не знает, никто нам не сообщает. Строим догадки, предположения.

И только в двенадцать ноль-ноль по Всесоюзному радио мы узнали все из выступления В.М. Молотова.

Внезапное нападение гитлеровской авиации не застигло Черноморский флот врасплох. Он встретил врага интенсивным, хорошо организованным артогнем кораблей и береговых зенитных батарей, четкой работой всей системы ПВО главной базы, частей связи и наблюдения. В первую ночь войны немецкому командованию, рассчитывавшему на внезапность удара, не удалось добиться желаемого результата: не погиб, не поврежден ни один корабль, не поражен ни один боевой объект на берегу.

Враг применил против нашего флота новое, еще не известное нам оружие: донные магнитные мины с приборами срочности и кратности. Мины сбрасывались с самолетов на парашютах, приводнялись и ложились на дно, ожидая своей жертвы - проходящего над ними корабля. Несколько мин упали в город и взорвались как авиабомбы, вызвав разрушения жилых зданий, пожары, первые человеческие жертвы. Одна мина взорвалась, ударившись о камни основания памятника затопленным кораблям, что у Приморского бульвара. Позднее для борьбы с этим новым видом оружия в Севастополь прибыли видные ученые физики А.П. Александров и И.В. Курчатов. Способы траления этих мин были определены, начались практические работы.

Все мы, очень молодые тогда черноморцы-севастопольцы, хорошо понимали, чувствовали, что война будет невероятно трудной, тяжелой...