ВремЯ неумолимо укутывает удаляющиеся события романтическим флером, и та же Отечественная война 1812 года для многих представляется героическим водевилем, подобным "Гусарской балладе". Но истинная война столь же далека от экранной, как приключения Шурочки Азаровой - от драматической судьбы знаменитой "кавалерист-девицы" Н.А. Дуровой.

Мы вообще склонны идеализировать далекое прошлое. Дамы в кринолинах, мундиры с эполетами, балы, роскошные экипажи, барские особняки - как все это прекрасно и как... далеко от истины. Многие, например, считают, что раньше офицерам жилось гораздо лучше. В качестве подтверждения, казалось бы, можно взять хотя бы приведенные выше строки старинной повести... Но, увы, даже в них заложена негативная информация! Задержите свой взгляд на словах: "кроме армейских пехотных офицеров".

А теперь возьмем "Роспись русским полкам 1812 года" Г.С. Габаева и уточним, что в составе Русской армии было тогда 98 пехотных армейских полков. Кроме того, 6 пеших и 5 конных гвардейских полков, 14 гренадерских, 50 егерских, 4 морских, 36 драгунских, 11 гусарских и 5 уланских. Всего 131 полк. То есть получается, что почти половина служивших тогда офицеров отнюдь не "торжествовала на всех сценах". Причем это были офицеры тех самых полков, что в бою принимали и выдерживали основной удар противника, практически решая участь сражения. Уже потом в бой вступали гренадеры, кирасиры, гусары, которые опрокидывали и обращали вспять измотанного неприятеля... Им соответственно и доставались вся слава и награды, а также внимание общества.

И вообще особенным вниманием общества пользовались не армейцы, а гвардейцы. Причем не только избранного общества, того, что именовалось великосветским, но и просто дворянства. Подтверждение тому легко найти в лермонтовском "Герое нашего времени":

"...я пошел бульваром, где встретил несколько печальных групп, медленно подымающихся в гору; то были большею частию семейства степных помещиков; об этом можно было тотчас догадаться по истертым, старомодным сюртукам мужей и по изысканным нарядам жен и дочерей; видно, у них вся водяная молодежь была уже на перечете, потому что они на меня посмотрели с нежным любопытством: петербургский покрой сюртука ввел их в заблуждение, но, скоро узнав армейские эполеты, они с негодованием отвернулись".

"Степные помещики" - это же дремучая провинция! И они отворачиваются от обладателя офицерского мундира! Но почему?

Прежде чем ответить, уточним одно из современных представлений. Каждому известно, что русский офицер начала XIX века принадлежал к дворянскому сословию и соответственно являлся помещиком... Теперь обратимся к статистическим выкладкам, опубликованным в журнале "Родина" еще в 1992 году.

Проанализировав 1.315 формулярных списков, хранящихся в Центральном государственном военно-историческом архиве, историк Дмитрий Целорунго дает такие примерные данные:

Из титулованных дворян - то есть графов, князей и т.п., не имевших крепостных, происходили 1,6 процента офицеров.

Из титулованных дворян-помещиков - 0,3 процента.

Из дворян, не имевших крепостных, - 72,9 процента.

Из дворян-помещиков - 3,1.

Остальные офицеры происходили из иностранных дворян, из обер-офицерских детей, то есть сыновей чиновников, не выслуживших потомственное дворянство, из различных иных сословий, вплоть до крестьян - последних было 1,2 процента.

А среди офицеров-помещиков, составлявших 3,4 процента от общего количества, 38 процентов имели от одной до пятидесяти крепостных душ; 24 процента - от 51 до 100 душ...

Если вспомнить рассуждения грибоедовского Фамусова:

"Будь плохонький, да если наберется

Душ тысячки две родовых, -

Тот и жених",

то ясно, что по своим родовым состояниям подавляющее большинство офицеров "завидными женихами" не являлись. Стоит ли удивляться, что в 1812 году только 9 процентов офицеров были женаты?

Но, может, государево жалованье вполне обеспечивало все жизненные потребности верных слуг Отечества и престола?

В прекрасной книге Аллы Бегуновой "Повседневная жизнь русского гусара в царствование Александра I", выпущенной в 2000 году издательством "Молодая гвардия", приводится следующий уникальный документ, датированный 27 сентября 1810 года:

"Великодушный ГОСУДАРЬ!

Нужда меня принуждает обеспокоить ВАШУ ОСОБУ. ВАМ неизвестно положение бедного офицера в Курляндии... Дороговизна здесь чрезмерная. Поневоле он вступает в долги, которые уплатить ему невозможно; военный министр может ВАШЕМУ ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ объяснить причину, побуждающую меня утруждать ВАС, ГОСУДАРЬ, следующею просьбой: 2 тысячи рублей уплатить всего, не откажите, достойный внук Великой Екатерины, отец подданных, просящему офицеру, клянусь честью и присягою, которою обязался служить верою и правдою и самому МОНАРХУ, что более утруждать его не стану..."

Послание это направил императору Александру I отнюдь не какой-нибудь безродный прапорщик, а подполковник граф де Мендоза-Ботелло, испанец, служивший в 24-м егерском полку, почтенный человек, обремененный большим семейством.

Просьба была изучена и вспомоществование последовало.

"Прошение подполковника графа де Мендоза-Ботелло.., - пишет Бегунова, - вовсе не являлось из ряда вон выходящим в повседневной жизни александровской эпохи. Ежегодно такие же прошения отправляла в столицу Н.А. Дурова, и ей, обер-офицеру Мариупольского гусарского полка, также выдавались деньги, только суммы были поменьше: от 300 до 400 рублей. Судя по архивным данным, к милости монарха прибегали десятки офицеров. По каждому такому прошению в Военном министерстве готовили справку о просителе, и государь, ознакомившись с ней, как правило, нужные средства выделял".

Становится ясно, что материальное положение офицеров было совсем не столь блестящим, как это кажется сейчас. В первую очередь, разумеется, речь идет об армейцах, потому как в гвардии все было несколько по-иному.

Хотя в книге "Пятьдесят лет в строю" генерал-лейтенант Советской армии граф А.А. Игнатьев вспоминал свою службу в кавалергардском полку в девяностых годах XIX века, но нравы, там господствовавшие, были сходны с началом столетия:

"Выходя в полк, мы все прекрасно знали, что жалованья никогда не увидим; оно пойдет целиком на букеты императрице и полковым дамам, на венки бывшим кавалергардским офицерам, на подарки и жетоны уходящим из полка, на сверхсрочных трубачей, на постройку церкви, на юбилей полка и связанное с ним роскошное издание полковой истории и т.п. Жалованья не будет хватать даже на оплату полковых обедов, приемы других полков..."

Что ж, в гвардии - особенно в гвардейской кавалерии - служили весьма состоятельные люди. В изданной Воениздатом книге "Преображенцы" приведен совет императора Павла I дворянам: "Не отдавайте своих детей в гвардию, не пускайте их в Петербург - там они совсем разорятся". Когда же средств не хватало, гвардейцы спешили перейти в армию, благо при переходе пользовались преимуществом в два чина и получали назначение - командиром батальона или полка - в обход армейцев.

Так Что же представляло собой жалованье армейского офицера? Оно, как и сейчас, состояло из непосредственно жалованья - "денежного содержания" и "пайковых", которые тогда именовались "рационом", или "столовыми деньгами". Выдавали его "по третям" - трижды в год, раз в четыре месяца.

В "Повседневной жизни русского гусара..." уточняется, что по штатам, учрежденным 30 апреля 1802 года и действовавшим до 1816-го, когда были не только увеличены выплаты, но и введены квартирные деньги, офицеры получали в год следующие суммы: корнет - 200 рублей жалованья и 48 рублей - рацион; поручик - 311 и 84; штабс-ротмистр и ротмистр - 375 и 120; майор - 464 и 156; подполковник - 730 и 240; полковник - 1.800 и 480.

Становится понятной реплика из "Тамбовской казначейши" Лермонтова:

"Уланы, ах! Такие хваты...

Полковник, верно, неженатый..."

Не юный корнет и не лихой поручик волнуют сердца потенциальных уездных невест, но солидный полковой командир. Уж если выходить за военного, то не за корнета же, с его годовыми двумя с половиной сотнями - без двух рублей.

Офицеры пехотных полков получали жалованье меньшее, чем кавалеристы. Зато в л.-гв. гусарском полку оклады были гораздо выше и "рационы" - больше. Например, ротмистр получал 651 рубль жалованья и 240 - рацион, штабс-ротмистр - 526 и 192, поручик - 502 и 156, корнет - 276 и 84.

Впрочем, вышесказанное пока что остается пустым звуком. Ведь если, например, на 300 рублей в 1970-х годах можно было безбедно прожить месяц, то сейчас на ту же сумму с трудом в продуктовый магазин сходишь... Хотя о деньгах у каждого могут быть и свои понятия. Например, богатейший откупщик Савва Яковлев угрожал своему сыну-кавалергарду: "Будешь у меня кость глодать, как положу тебе на прожитье в год только сто тысяч!"

Поэтому для наглядности приведем цены того времени на основные продукты. В мемуарах С.П. Жихарева "Записки современника" оказались цены не только московские, но и те, что были в Иркутске. Вот и думайте, уважаемый читатель, где и как жилось русскому офицеру в начале XIX столетия.

Куль ржаной муки - это порядка девяти пудов - в Иркутске стоил 10 рублей, а в Москве - 5 рублей 40 копеек. Пуд сена в Иркутске продавался за полтинник, а в Москве - за 25 копеек. Пуд масла стоил соответственно 12 и 11 рублей, говядины - 5 рублей в Иркутске и 5.50 в Москве. Сахар - 60 рублей и... 8! Кофе - 60 и 11. "Ведро простого вина", то есть водки, 5 и 5.50. Аршин сукна - 12 рублей и 4 рубля, холстины - 1 рубль и 40 копеек. Пару сапог в Иркутске можно было пошить за 15 рублей, а в Москве - за трешку. Покупать корову "очень малого роста" в Иркутске приходилось за 25 рублей, тогда как "порядочную" в Москве - всего за 20...

Не случайно, что после восстания на Сенатской площади и возмущения Черниговского полка на Украине большую часть декабристов - армейских прапорщиков и поручиков - нарекли в обществе "нищими в офицерских мундирах"...

Офицеру нужно было полностью себя содержать - даже те же мундиры шились ими за собственный счет, причем каждый старался быть одетым не хуже других. В книге "Преображенцы" есть, кстати, такой эпизод:

" - Какое прекрасное суконце, небось не дешево заплачено? - спросил Павел I, рассматривая мундир сержанта Чулкова.

Что же оказалось? У шившего по два мундира в год из сукна по 6 рублей аршин было всего 40 душ крестьян.

- Сорок только! - воскликнул император. - Ну, жалок же ты мне! Как ты, бедненький, пробавляешься еще?

На следующий день в строю Чулков стоял в мундире из толстого солдатского сукна. Понявши намек, он постарался сделать себе в 24 часа новый мундир... Это так понравилось императору, что он тут же произвел его в офицеры и наградил орденом св. Анны III степени".

Несколько позже император Александр Павлович дозволил гусарским офицерам в целях экономии заменить золотые и серебряные шнуры и шитье на повседневных мундирах на простое, гарусное - однако, несмотря на трижды повторенный в разные годы указ, ему мало кто следовал...

Если подробно рассказать, как русские офицеры XIX века решали свои материальные проблемы, то получится обширная диссертация. В ней будут главы об офицерских артелях и собраниях, что позволяло оптом закупать продукты и сообща вести хозяйство, пользуясь услугами денщиков и полковых кашеваров. Будет подробное исследование "безгрешных" и "грешных" командирских доходов - первые достигались за счет разумной экономии фуража и расходного материала, вторые - за счет воровства, использования солдат на "отхожем промысле" и прочего. Отдельная глава будет посвящена карточной игре и шулерским проделкам. "Шулерничать не было считаемо за порок, - вспоминал декабрист генерал-майор князь С.Г. Волконский, - хотя в правилах чести мы были очень щекотливы". Не противоречила правилам чести и материальная помощь, получаемая от богатых любовниц... Вот только "приработков" офицеры в первой половине XIX века не имели - это противоречило понятиям чести. А вот солдаты могли в свободное время тачать сапоги, плотничать или пилить дрова. Но прошло время, и иные офицеры стали подрабатывать "репетиторством" или выезжать лошадей...

И тут возникает закономерный вопрос: а почему они все-таки служили? Ответить несложно.

В XVIII веке, до дарования императором Петром III вольности дворянству, служба была обязанностью каждого. Причем по указу Петра I офицеры из природных русских получали жалованье гораздо меньшее, нежели иностранцы. Только фельдмаршал Миних при императрице Анне Иоанновне - то есть в эпоху величайшего немецкого засилья! - уравнял в правах тех и других. Служили, выслуживали чины, воевали - и довольно много. Нравы тогда были весьма простые, а потому порой не получаемое годами жалованье компенсировали трофеями, "грешными" доходами и т.д., что считалось в порядке вещей. Когда императрица Елизавета Петровна узнала, что некий командир кавалерийского полка за пять лет не нажил себе состояния, то заподозрила его в вольнодумстве.

Потом служить стало необязательно, но престижно. Всего чаще молодые люди записывались в полк юнкерами, получали некоторый опыт службы и становились офицерами. Служили по нескольку лет, предаваясь всем возможным удовольствиям, затем уходили в отставку корнетами или поручиками и либо оседали в деревне, либо переходили в статскую службу... Воспоминания о лихой бесшабашной юности были отрадой последующих тусклых десятилетий. "Желание поступить в кавалерию и три недели, проведенные с ремонтерами (офицерами, посланными для закупки лошадей. - А.Б.) в Лебедяни, остались самым светлым, счастливым периодом в его жизни", - пишет граф Л.Н. Толстой об одном из персонажей своей повести "Два гусара".

Но костяк армии составляли, разумеется, те, кто считал службу смыслом своей жизни или кто настойчиво делал карьеру, стремился достичь высоких чинов... В начале XIX столетия, в пору наполеоновских войн, во времена покорения Кавказа, многие также надели эполеты из патриотических побуждений. Люди той славной эпохи были выше обстоятельств, легко переживали трудности, игнорировали житейские мелочи...

Шли мирные времена, менялись нравы, угасали традиции. Происходила, можно сказать, постепенная бюрократизация армии. "Боевой дух армии, - писал Александру II фельдмаршал князь А.И. Барятинский, - необходимо исчезнет, если административное начало, только содействующее, начнет преобладать над началом, составляющим честь и славу воинской службы".

"Победитель Шамиля" оказался прав: во второй половине XIX века из службы ушла душа. Она ушла вместе с людьми - лихими рубаками, отважными бойцами, предприимчивыми командирами, которые уже не находили в армейском бытие того, что некогда их столь привлекало. Впрочем, происходившие тогда перемены в военном деле, в организации армии начинали требовать иных людей - более знающих, лучше образованных.

Однако внешний облик армии изменялся гораздо быстрее, нежели улучшалось материальное содержание военных... Поэтому "знающие и образованные" предпочитали определяться в статскую службу или в частные конторы.

Кто же тогда служил? Ответ найдем в "Поединке" отставного поручика А.И. Куприна: "Подумайте вы о нас... об армейской пехоте, об этом главном ядре славного и храброго русского войска. Ведь все это заваль, рвань, отбросы. В лучшем случае - сыновья искалеченных капитанов. В большинстве же - убоявшиеся премудрости гимназисты, реалисты, даже неокончившие семинаристы... Кто у нас служит хорошо и долго? Бедняки, обремененные семьями, нищие, готовые на всякую уступку, на всякую жестокость, даже на убийство, на воровство солдатских копеек, и все это из-за своего горшка щей..." Цитата очень длинная, и каждая ее фраза звучит как пощечина. Кому? Офицерскому корпусу или режиму императора Николая II и его предшественников, которые довели армию до такого состояния?

Стоит ли удивляться последующим событиям российской истории - позорному проигрышу войны с Японией, неудачам мировой войны и развалу армии в 1917 году?

Армия всегда считалась главной опорой государства, а офицерский корпус - это основа армии.