Николай Артамонов, корабль которого находился в Гдыне с дружеским визитом, вышел в море на служебном катере под предлогом рыбалки и бежал на нем в Швецию с двадцатидвухлетней полькой Евой Гурой. Он попросил политического убежища, попал в руки стокгольмской резидентуры ЦРУ, был вывезен для опроса в ФРГ, затем в США. Артамонов выдал американцам все, что было ему известно по роду службы. Военной коллегией Верховного суда СССР он был приговорен за измену Родине к высшей мере наказания. После предоставления Артамонову секретным решением конгресса США американского гражданства ЦРУ устроило его на постоянную работу в одно из аналитических подразделений Разведывательного управления министерства обороны (РУМО). Он также стал консультантом-контрактником ЦРУ по Военно-Морскому Флоту СССР.

Анатолий Котлобай, гражданин США, житель Нью-Йорка, якобы по своей инициативе предложил в августе того же 1959 года начинающему свою карьеру в КГБ двадцатичетырехлетнему Олегу Калугину, студенту-стажеру Колумбийского университета в Нью-Йорке, "секреты твердого ракетного топлива".

Словно бы какими-то неведомыми силами на протяжении нескольких десятков лет судьбы Артамонова, Котлобая и Калугина постепенно сплелись в единый клубок, и лишь спустя почти сорок лет обнаружилась правда жизни каждого из них... В далеком 1959-м их незримо соединяло то, что все они, каждый по-своему, имели отношение к двум мощным спецслужбам - КГБ и ЦРУ.

Летом того года в Нью-Йорке проводилась выставка достижений науки, техники и культуры в СССР. Для Калугина появилась возможность поработать на ней гидом и подзаработать. Как-то вечером на улице его остановила супружеская пара - Котлобай с женой-китаянкой Селеной. Сказали, что видели его на выставке и захотели познакомиться. Котлобай представился инженером-ракетчиком, служащим крупной химической компании. Сообщил, что родом с Кубани. Во время войны сотрудничал с немцами на оккупированной территории, бежал с ними, затем эмигрировал в США. Он сторонник радикальных социалистических взглядов, считает, что СССР - великая страна, которая должна идти своим путем и не копировать Америку. Договорились встретиться через несколько дней. На второй встрече он поведал Калугину, что работает над созданием твердого ракетного топлива. Готов передать ему секретные материалы по технологии производства компонентов и образец самого топлива.

Естественно, что для любого разведчика, тем более начинающего, знакомство с таким перспективным источником ценной информации было крупной удачей. После третьей встречи и передачи Калугину информации и образца топлива Котлобай добровольно становится агентом нью-йоркской резидентуры КГБ под псевдонимом "Кук". Его материалы получили высокую оценку, успех для разведки казался значительным: в то время получение твердого ракетного топлива в Советском Союзе являлось большой проблемой и нужда в нем была первостепенной. По возвращении в Москву Калугин был награжден орденом "Знак Почета"...

В конце 1965 г. вашингтонская резидентура КГБ установила Артамонова проживающим в пригороде Вашингтона Арлингтоне под именем Николаса Джорджа Шадрина. В Центре, изучив все собранные на него материалы, пришли к выводу о возможности его вербовки. Для ее проведения в Вашингтон в марте 1966 г. был направлен сотрудник внешней контрразведки Первого главного управления (ПГУ) КГБ Игорь Кочнов...

В 1976 г. в американской печати вдруг прошло сообщение, что десять лет тому назад, 25 марта 1966 г., в доме на Фессенден-стрит зазвонил телефон. Трубку взяла Джулия Хелмс, жена тогдашнего заместителя директора ЦРУ по оперативной работе Ричарда Хелмса. Вежливый, но настойчивый мужской голос на хорошем английском языке попросил к телефону Хелмса, которого не оказалось дома. Звонивший представился советским дипломатом Игорем Кочновым и сказал, что имеет важную информацию. Он назвал время и место, где завтра будет ждать представителей ЦРУ.

В разговоре с сотрудниками ЦРУ Кочнов заявил, что он майор советской разведки, приехал для вербовки Артамонова - Шадрина. Он не удовлетворен своим служебным положением в КГБ и хочет сотрудничать с ЦРУ. Если ему помогут завербовать Артамонова, то он сможет сделать рывок в своей карьере, станет для ЦРУ ценным агентом "на месте", уже внедренным в ПГУ.

ЦРУ рассматривало предложение Кочнова как рискованное, непредсказуемое по последствиям и трудноосуществимое. К тому же Шадрин работает аналитиком в РУМО. Возникнут трудности в подготовке материалов этого ведомства для передачи советской разведке. Чтобы Артамонов пользовался доверием у КГБ, его информация должна, как правило, быть правдивой на 95 процентов.

ЦРУ и сразу же подключенное к делу ФБР рассматривали предложение Кочнова как очередное коварство КГБ. Хелмс считал, что ЦРУ и без того "кишит советскими шпионами". "Верить Кочнову нельзя!" - твердо заявил контрразведчик, будущий замначальника управления внешней контрразведки ЦРУ специалист по советским перебежчикам Пит Бэгли.

Но так или иначе по неизвестным тогда советской разведке основаниям две американские спецслужбы в конце концов изменили свое мнение и приняли предложение Кочнова. Ему дали кличку "Китти Хок". Ведущим нового агента назначили сотрудника ФБР Элберта Тэрнера... Но потом, в 1976 году, вся эта ситуация почему-то оказалась пре-

данной гласности. Публикациями в печати американские спецслужбы выдали агента, который был взят в Москве в разработку, но в начале 80-х годов скоропостижно скончался...

ДлЯ резидентуры вербовка Артамонова прошла успешно. Он прочитал письма от родных и согласился искупить вину перед Родиной, передавая те секретные материалы, с которыми работал в РУМО, а также все, что ему было известно о ЦРУ. В резидентуре ему дали псевдоним "Ларк". Кочнов пробыл в Вашингтоне до сентября 1966 г. За эти месяцы он провел с ним несколько встреч и в какой-то мере якобы обучил проведению тайниковых операций. После вербовки "Ларк" передал через Кочнова в резидентуру заявление в Президиум Верховного Совета СССР, исполненное красными чернилами, с просьбой о помиловании, где писал: "Годы, истекшие с момента совершения тягчайшего преступления, послужили мне тяжелым уроком. Сознательным закоренелым врагом своей Родины я не был. Никоим образом не освобождая себя от ответственности за совершенное, прошу дать мне возможность искупить свою вину и, если я как-то смогу помочь моей Родине, затем вернуться домой". На встречах с Кочновым он передал некоторые сведения о ЦРУ и РУМО.

Руководство резидентуры и даже сам "Ларк" неоднократно просили оставить Кочнова в США для постоянной работы, однако Центр в этом отказал, и Кочнов вернулся в Москву.

ВзЯть "Ларка" на связь поручили автору этих строк. Я прибыл в вашингтонскую резидентуру в июне 1966-го и работал там по май 1971 г. Было сказано, что Центр и резидентура рассматривают "Ларка" как ценного и перспективного агента по спецслужбам противника, и в работе с ним следовало строго соблюдать конспирацию. В справке на него, в частности, указывалось: "Ларк", 1926 г.р., гражданин СССР и США, бывший капитан 3 ранга. В 30 лет стал командиром эсминца Балтийского флота, один из лучших и перспективных офицеров. В воскресенье 7 июля 1959 г. изменил Родине, совершив побег в Швецию. ...Как показал на следствии моторист катера Илья Попов, Артамонов приказал ему следовать в Швецию под угрозой применения оружия. Когда они прибыли туда, то в присутствии шведских представителей Артамонов настойчиво предложил Попову вернуться в Советский Союз, поскольку "на Западе ему делать нечего".

В конце ноября 1966 г. состоялась моя первая встреча с "Ларком". Он рассказал, что сейчас занят анализом маршрутов плавания наших рыболовецких судов вблизи территориальных вод Атлантического побережья США. РУМО, предполагая об их разведывательных целях, стремится определить конкретные задачи. Пока ведется рутинная работа без привязки к американским военным объектам. От ЦРУ он заданий не получал. Осенью выезжал на охоту с двумя своими друзьями - работниками советского отдела. Дал на них подробные характеристики и адреса проживания. Из разговора мне стало ясно, что к проведению тайниковых операций он не готов. Объяснил ему, что в интересах его безопасности встречаться будем редко и передавать сообщения он будет через тайники в тайнописи, чему я его обучу на следующей встрече. Каких-либо вопросов, в том числе и о Кочнове, он не задавал. Встреча длилась около тридцати минут. После передачи ему новых условий связи мы разошлись.

Подозрительных моментов во время беседы и по возвращении домой я не обнаружил. "Ларк" произвел на меня впечатление рассудительного, не очень разговорчивого, волевого человека, внимательного и спокойного собеседника, культурного в общении. Внешне это был красивый мужчина - темноволосый, с правильными чертами лица, высокого роста, крепкого телосложения. Курил трубку, иногда сигареты.

За времЯ работы в Вашингтоне мною было проведено с "Ларком" более десяти личных встреч и множество тайниковых операций. Нет смысла рассказывать о содержании наших бесед, обо всех полученных материалах. Остановлюсь лишь на том, что дало мне основание через несколько лет прийти к однозначному выводу: "Ларк" вел с нами двойную игру по заданию ЦРУ.

До 1968 г. "Ларк" ни в Центре, ни у меня не вызывал каких-либо подозрений. Хотя его материалы не были документальными, они соответствовали действительности и подтверждались. Дезинформации не было.

В связи с тем что многие его данные свидетельствовали об утечке важной информации с оборонных предприятий и некоторых спецобъектов в Советском Союзе, они передавались во Второе главное управление КГБ. Но сотрудники контрразведки не могли установить точные каналы получения информации американской разведкой и предполагали, что она получена с помощью спутников-шпионов, а также путем радиоперехвата и анализа открытой печати. Однако не исключались и агентурные источники. Подобная оценка казалась вполне логичной: "Ларку" как аналитику документы давались в РУМО и ЦРУ обезличенными, то есть без указания источников получения. Его информация во многом ограничивалась характеристикой тех работников ЦРУ и РУМО, с которыми он общался, и освещением материалов по ВМФ СССР, анализом которых он занимался. Представляла интерес, в частности, его информация по двум предателям - бывшему сотруднику ПГУ Голицыну и бывшему заместителю начальника 7-го отдела Второго главного управления Носенко. Сообщения по ним резидентура рассматривала как соответствующие действительности: они частично подтверждались другими материалами. Он подробно характеризовал их образ жизни, поездки Голицына в другие страны для выявления агентуры КГБ, о недоверии к Носенко и об освобождении его из специально построенной для него ЦРУ бетонной камеры, издевательстве над ним в течение нескольких лет. Передал реальные адреса их проживания. Вероятно, ЦРУ допускало их возможное физическое уничтожение КГБ. К слову, мне самому пришлось проверять эту информацию, и я не только выезжал на место жительства Голицына, но и видел его самого...

К 1968 году окончательно определились разведывательные возможности "Ларка" - конкретизировались направления его использования, и стали ясны пределы доступа к секретным материалам РУМО и ЦРУ.

Тщательное изучение переданных материалов показало, что они не наносят ущерба национальной безопасности США. В связи с этим возникли две задачи: активизировать его работу и одновременно провести глубокую проверку, установить, передает ли он все материалы, к которым имеет доступ, или что-то скрывает, опасаясь за свою безопасность или по другим причинам. Кроме всего, примерно с середины 1968 г. у меня возникло и со временем усилилось интуитивное чувство настороженности. Я, конечно, понимал, что он был предателем, хотя и пошел с нами на сотрудничество, но опять-таки по нашей инициативе. Правда, он отличался от других предателей тем, что решился на такой шаг в своей жизни не ради корысти, а из-за любви к молодой красивой женщине, гражданке другой страны. В те годы никто не позволил бы ему жениться на ней. Он, по существу, не хотел быть врагом своей Родины и стал им после измены, попав в руки американских спецслужб. Сложилась ситуация, при которой, с одной стороны, "Ларк" заслуживал доверия, учитывая передаваемые им материалы, с другой - вызывал определенные подозрения, в то время основанные лишь на субъективном мнении.

Необходимо было предпринять какие-то меры, чтобы положить конец этому двойственному чувству. Было решено добиться получения от него информации, которая наносила бы явный ущерб США и могла быть в полной мере проверена силами резидентуры. Важно было получить от него подлинные документы, с которыми он работал в РУМО и, если удастся, то и в ЦРУ. Он сам высказал в заявлении в Президиум просьбу об искуплении свой вины, и поэтому каких-либо морально-этических проблем по работе против США у него не должно было возникать. (Продолжение следует)

На снимках: Николай АРТАМОНОВ - "Ларк"; Олег КАЛУГИН (на фото - в центре). Этот снимок помещен в книге Калугина "The First Directorate" ("Первое Главное управление"), изданной в Нью-Йорке в 1994 г., и аннотирован следующим образом: "Молодой журналист/шпион в Колумбийском университете... в 1958 г.".