Последние минуты жизни Лермонтова

15/27 июля 1841 года в Пятигорске погиб храбрый русский офицер и гениальный поэт поручик Тенгинского пехотного полка Михаил Юрьевич Лермонтов. Погиб в 27 неполных лет на дуэли, нелепой и преступной с точки зрения существовавших в те времена дуэльных норм и правил. Погиб, так и не получив высоких военных наград, к которым представляло его командование за личное мужество и офицерское мастерство, проявленные в многочисленных схватках с чеченцами на Кавказе, - откровенно неприязненный к поэту царь Николай I отказал ему в этих наградах.
На протяжении полутора десятка лет изучая эту минувшую жизнь по всем доступным источникам и архивным материалам, я закончил работу над рукописью книги о загадках и "темных местах" биографии великого поэта. Представляя вниманию читателя главу о последних минутах жизни Лермонтова, я не пересказываю здесь общих событий, предшествующих дуэли, и не описываю подробно ее участников, полагая, что сложившаяся молвой и ставшая официальной версия этой дуэли в общих чертах каждому грамотному человеку, окончившему хотя бы среднюю школу, известна. Юрий БЕЛИЧЕНКО, лауреат Всероссийской литературной премии имени М.Ю. Лермонтова за 2001 год, "Красная звезда".

Попробуем представить и понять, что же произошло за несколько дуэльных минут у Перкальской скалы, над которой гремела гроза. У нас есть, как мне кажется, все необходимые для этого документы и источники: протокол осмотра следователями места происшествия и заключение врача, осмотревшего тело убитого, вопросы следственной комиссии ко всем участникам дуэли и их ответы. Знание о том, что ответы эти они корректировали, дабы не противоречить друг другу. Дуэльный кодекс, наконец, если и не французский, графа де Шатовиллара, на русский язык не переведенный, то хотя бы печатный Дуэльный кодекс Дурасова или Суворина, изданные в начале уже нынешнего века.

Следственная комиссия, надо отдать ей должное, догадывалась, что дело нечисто, и так задавала вопросы, что ответ на один как бы сопрягался с ответом на другой, тая в себе смысловые ловушки.

И. Мартынов в эти ловушки постоянно попадался.

Вот, к примеру, второй вопрос:

"На эту дуэль из чьей квартиры, или из какого места и в какое время выехали?

Кроме Вас, гг. двух дуэлистов и двух Секундантов Глебова и князя Васильчикова не выезжали ли еще кто из посторонних особ для зрелища или покрайней мере небыли ли кто известны об этой произойти могущей дуэли?" (Грамматика и орфография первоисточника. - Ю.Б.).

Мартынов (в черновом варианте) отвечает: "Условлено было между нами сойтись на место к шести с половиной часам. Я выехал немного ранее из своей квартиры верхом, - свои беговые дрожки отдал Глебову. Он, Васильчиков и Лермонтов догнали меня уже по дороге..."

Но следственная комиссия, сформулировав по-другому, задает почти о том же четвертый вопрос:

"К месту произшедшей дуэли на чем все Вы поехали: на дрожках ли или на верховых лошадях: кто были при первых кучера, или при последних проводники для держания лошадей".

И Мартынов, сосредотачивая внимание на второй части вопроса, не замечает коварства первой и - ... попадается!

"Я и Лермонтов ехали верхом на назначенное место - Васильчиков и Глебов на беговых дрожках..."

Иначе говоря, Васильчиков и Глебов ехали на дуэль вместе на беговых дрожках Мартынова!

Так чьими же они могли быть секундантами? В дуэльных кодексах не допускается, чтобы секунданты противоборствующих сторон ездили на дуэль совместно - иначе могут обвинить в сговоре.

Между секундантами и Мартыновым существовала тайная переписка, и они соотносили свои ответы друг с другом во всех главных деталях.

"Прочие ответы твои совершенно согласуются с нашими, исключая того, что Васильчиков поехал верхом на своей лошади, а не на беговых дрожках со мной..." - пишет Глебов Мартынову. Он понимает, что по дуэльному кодексу означает совместная езда противостоящих секундантов на место дуэли. Но он не догадывается, что Мартынов сохранит эти записки, чтобы потом как можно больше вины свалить на секундантов.

Но это потом.

А пока потаенные письменные советы секундантов то и дело оберегают его от все более опасных откровений.

Мартынов в черновике подробно рассказывает об условии трех выстрелов и всех прочих смертельных подробностях планируемого поединка.

Глебов в записке рекомендует ему не

упоминать об условии трех выстрелов, если вопрос этот не будет задан комиссией прямо. Записка Глебова доходит вовремя, и Мартынов корректирует ответ, уводя смысл в сторону и ограничиваясь полуправдой: "Мы стрелялись по левой стороны Горы, на дороге, ведущей в какую-то колонку, вблизи частого кустарника. Был отмечен барьер на 15 шагов и от него в каждую сторону еще по десяти. Мы стали на крайних точках. По условию дуэли, каждый из нас имел право стрелять, когда ему вздумается, стоя на месте или подходя к барьеру. Я первый подошел к барьеру, ждал несколько выстрела Лермонтова, потом спустил курок".

То есть о троекратном повторении обмена выстрелами - ни слова.

Но и здесь останутся "зацепки".

Осмотр места дуэли, проведенный на другой день поутру, показал, что Лермонтов стоял спиной к югу, а Мартынов - спиной к Северу. Учитывая наклонность склона Машука, получается, что Лермонтов стоял выше Мартынова, что давало некоторые баллистические преимущества последнему. Этим и объясняется движение мартыновской пули в теле Лермонтова - снизу вверх.

На вопросы о причинах дуэли Мартынов в черновиках своих отвечает очень путано: о насмешках над ним, о лермонтовских остротах, о просьбах прекратить эти шутки и встречном предложении Лермонтова шутить над ним самим сколько угодно.

Признаков смертельной ссоры в этих объяснениях нет.

О конкретной ссоре в доме Верзилиных, дату которой он не называет, Мартынов и вовсе сообщает туманно. Из черновиков становится лишь ясно, что он начинает угрожать Лермонтову заставить его замолчать. Лермонтов, естественно, отвечает, что ничьих угроз не боится и готов принять вызов, если таковой последует. "Я первый вызвал его!" - откровенно говорит Мартынов в своем черновике.

Прочитав этот черновой ответ, Васильчиков и Глебов вновь пошлют Мартынову записку, значительно корректируя нравственный смысл ответа. Они убедят Мартынова свалить главную тяжесть вины на Лермонтова, построить свой рассказ о ссоре с ним, которой ведь, кроме двоих, никто не слышал, так, будто Лермонтов сам откровенно и заносчиво напросился на дуэль.

Потом наступает утро 15 июля, то дождливое, то солнечное, неспокойное, словно беременное предчувствием беды.

Лермонтов уже утром, судя по письму Екатерины Быховец, знает о предстоящем поединке: он грустен, говорит с ней загадочно и ласково, и даже ободок, сорвавшийся с ее волос, кладет "на счастье" в карман.

Потом всей приехавшей компанией в Шотландке они ужинают, и, проводив гостей, Лермонтов отправляется к Перкальской скале, месту поединка. Противник и его секунданты оказываются на месте вовремя, над Бештау гремит гроза, со стороны Пятигорска валится черная дождевая туча, а секундантов Лермонтова Столыпина с Трубецким нет. Обстоятельства сложились так, что они опаздывают.

По взаимному согласию, поделив надвое секундантов Мартынова, противники решают "кончить дело" до дождя.

О том, что Лермонтов стреляет метко, знают все.

Секунданты отмеряют шаги: пятнадцать в виде барьера и еще по десять в разные стороны - и предлагают противникам занять крайние позиции для дуэли.

Лермонтов остается неподвижен, подняв пистолет, как положено, дулом вверх.

Мартынов сбрасывает на землю белую черкеску, оставаясь в черном бешмете, чтобы меньше выделяться на фоне кустов, и тоже поднимает свой пистолет дулом вверх.

Звучно шлепаются о траву и кусты первые крупные капли горного дождя, обдавая брызгами сталь пистолетов и лица.

Потом начинается поединок.

После общей команды "Сближайтесь" противники имеют право опустить пистолеты, и кто-то из секундантов начинает отсчет времени, примерно по полминуты на каждый счет "Раз... Два... Три..." В течение этого времени противники, действуя, как им заблагорассудится: с места, подойдя к барьеру или на ходу, имеют право обменяться выстрелами. Если кто-то оказывается первым ранен, как Пушкин, он получает право вызвать своего противника на барьер. После счета "Три!" дуэль прекращается и начинается снова, если на то была договоренность противников.

Все это - прописи Дуэльного кодекса, но я воспроизвожу их здесь для того, чтобы дальнейшие мгновения поединка стали по возможности понятны.

Лермонтов сказал Васильчикову, принимая из рук его пистолет, что в "этого дурака стрелять не будет", оставшись при счете все так же неподвижен на своем месте и все так же подняв дуло своего пистолета вверх, явно давая понять о миролюбивом своем намерении.

Мартынов быстро подошел к барьеру и начал целить в Лермонтова, причем "по-французски": повернув пистолет вбок.

Счет продолжался. И после "Два..." уже прозвучало "Три!", прекращающее дуэль.

Потом раздался выстрел.

Попробуем поначалу хотя бы теоретически ответить на этот вопрос.

Спросим себя вначале, мог ли, имел ли право после счета "Три" выстрелить в воздух Лермонтов?

Да, такое право он получил. По Дуэльному кодексу стрелять в воздух имел право лишь тот, кто уже выдержал выстрел противника, иначе его сочли бы бесчестно уклонившимся от дуэли. Пока она длилась.

Но до счета "Три" Мартынов медлил, а после счета "Три" первая фаза дуэли заканчивалась, надо было перезарядить пистолеты и все начинать сначала. А Лермонтов даже в мыслях не собирался убивать Мартынова и после счета "Три" вполне мог разрядить пистолет в воздух.

Кстати, пистолет его оказался-таки разряжен. Васильчиков потом заявит, что сам разрядил его, выстрелив в воздух. А когда следственная комиссия передаст дело о дуэли в Пятигорский окружной суд, то там, все более понимая, что дело нечисто, поставят вопрос Мартынову посложнее: "Чьи были пистолеты и заряды, и сами ли вы заряжали оные или кто другой? Не заметили ли вы у Лермонтова пистолета осечки..?"

И Мартынов растерянно отвечает так: "Хоть и было положено между нами считать осечку за выстрел, но у его пистолета осечки не было".

Хитрит, очевидно же: ведь если бы Лермонтов не стрелял, то так и следовало говорить суду, а не про то, была или не была сделана его пистолетом осечка. И не прятаться тут же за спины секундантов.

У меня нет прямых доказательств того, что Лермонтов первым выстрелил в воздух. Но даже если этого и не случилось, прицельный выстрел Мартынова в поэта прозвучал уже после команды "Три", прекращающей дуэль, когда это становилось убийством.

Впрочем, если в архивах поискать, то найдется и прямое свидетельство самого Мартынова о ходе, этапах и результате того поединка.

Я имею в виду письмо старика Кикина к дочери, опубликованное во втором номере журнала "Русская старина" за 1896 год.

Письмо написано из подмосковного села Воробьево 2 августа 1841 года, то есть почти через две недели после дуэли. Кикин тесно дружит с семьей Мартыновых, знает Арсеньеву и не любит Лермонтова. 31 июля был день рождения Елизаветы Михайловны, матери Николая Мартынова. Посетивший ее, вероятно, по этому случаю Кикин сообщает, что нашел ее в большом горе: сын ее Николай застрелил на дуэли Лермонтова. Откуда сведения? Да понятно, что сын сразу же написал матери из Пятигорска. И Кикин пересказывает дочери эту дуэль фактически со слов самого Мартынова:

"Он трус был. Хотел и тут отделаться, как с Барантом прежде, сказал, что у него руки не поднимаются, выстрелил вверх, и тогда они с Барантом поцеловались и напились шампанским. Сделал то же и с Мартыновым, но этот несмотря на то убил его..."

А давшие обет молчания секунданты прекрасно понимали, что стали соучастниками преступления.

Даже Столыпин с Трубецким, могшие, наверное, вмешаться, были виноваты в том, что приехали слишком поздно.

Россия в который раз потеряла великого поэта, убитого, в сущности, не жалкой рукой Мартынова, а всем составом общественного воздуха, в котором у нас при любых его переменах поэтам всегда оказывалось трудно дышать.


7 Сентября 2001 года	История Отечества	Пятница