Наркому нужны"бычьи" нервы плюс оптимизм"

Николай Константинович Байбаков известен в стране как видный государственный и общественный деятель. Многие годы он возглавлял нефтяную промышленность, был заместителем председателя Совета министров СССР, председателем Госплана СССР. В годы Великой Отечественной войны Н. К. Байбаков внес значительный вклад в обеспечение фронта и тыла горюче-смазочными материалами, в достижение нашей Великой Победы. Он Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской премии, награжден многими орденами и медалями, его имя присвоено теплоходу.Не так давно Н. К. Байбакову исполнилось 90 лет. Ему есть что вспомнить и рассказать о прожитом и пережитом. С ним беседует ветеран "Красной звезды" заслуженный работник культуры РСФСР Алексей Кулаков.

- Николай Константинович, вы встретили 22 июня 1941 года в должности заместителя наркома топливной промышленности. И было вам от роду всего-то 29 лет. За семь лет после окончания вуза вы одолели столько крутых ступеней служебной лестницы! Легко ли было жить и трудиться в те годы?

- Начну с того, что вышел я из рабочей семьи. А она у нас была большой - 12 детей, впрочем, выжили только семеро. Отец работал кузнецом на заводе в Баку. Жилье наше состояло из большой комнаты и кухни. Отец с тремя сыновьями спал на кухне, а мать с четырьмя дочерьми - в комнате. В тесноте, да не в обиде: жили дружно, без ссор. Пища была простой и здоровой, раз в неделю позволяли себе и мясные блюда. Соседи говорили: "Байбаки-то живут хорошо".

С детских лет я мечтал стать нефтяником. В Баку, где сам воздух пропитан нефтью, это очень почетная профессия. В 1932 году окончил политехнический институт и пришел работать на промысел. Мой диплом вызывал у нефтяников уважение и доверие. А друзья отца, такие же малограмотные, как и он, с восхищением говорили: "Колька-то, Байбака сын, в инженеры вышел!"

Когда поднабрался опыта, назначили меня старшим инженером, а затем и заведующим промыслом. Время было героическое, хотя и трудное, и мы все силы отдавали любимому нефтяному делу. Боролись за каждую сверхплановую тонну. О развлечениях не думали, главная забота - выспаться и подготовить себя к новому трудовому дню.

При освоении новых скважин мы столкнулись с проблемой - быстрым их обводнением. Как и чем закупорить водяной пласт? Может быть, цементом под высоким давлением? Эта идея родилась у меня. Мучительно раздумывал над ней днем и ночью. И постепенно в уме складывалась технологическая система. Опробовали ее - хорошо получилось. Так было принято и внедрено новшество, названное с легкой руки нефтяников "методом Байбакова". Это вдохновило меня на разработку еще одного новшества - беструбной эксплуатации нефтяных скважин.

Однако авторство мое не оформили по закону. Спросите, почему? Обстановка не благоприятствовала. На одном из пленумов ЦК компартии Азербайджана первый секретарь М. Д. Багиров обвинил нас, молодых специалистов, в том, что мы бесплатно получили образование, а сейчас обдираем государство, как липку, получая вознаграждения за новаторство. Естественно, мы стали отказываться и от премий, и от авторства.

А кто же выиграл? За границей нефтяные компании зорко следили за техническими новинками в нашей отрасли и использовали их. Так "метод Байбакова" стал в США "методом Скотта". А как с этим поспоришь - ведь он получил авторское право.

В 1935-1936 гг., отказавшись от положенной мне как руководителю отсрочки, я проходил красноармейскую службу на Дальнем Востоке. Благодарен армии за то, что она закалила меня физически, помогла приобрести навыки организованности, самодисциплины. Как потом это выручало в жизни!

После армейской службы в январе 1937 года вернулся в Баку, на родной промысел. Вскоре меня назначили главным инженером, а затем - управляющим трестом "Лениннефть". В марте 1938 года я участвовал в работе Всесоюзного совещания нефтяников. На нем шел деловой разговор о путях увеличения добычи нефти в стране, в том числе в восточных районах. Слово предоставили и мне. Рассказывал об опыте работы нашего треста, о внедрении новых технологий, не умолчал о трудностях и недостатках.

А через два месяца я стал начальником объединения "Востокнефтедобыча" в Куйбышеве. Счастлив, что участвовал в создании "Второго Баку". А вошли в него тресты "Башнефть", "Сызрань-нефть" и "Эмба-нефть". Многие опытные буровики приехали сюда из Баку и Грозного. Они-то и пробурили первые скважины и получили первую, такую желанную нефть. Это был настоящий праздник!

В 1939-м меня перевели в Наркомат топливной промышленности начальником главного управления по добыче нефти в восточных районах страны, а годом позже утвердили заместителем наркома. Трудились мы в ту пору с огромными физическими и психологическими перегрузками, буквально дневали и ночевали в наркомате.

Сороковой год принес реорганизацию: наш наркомат поделили на два, один из них - нефтяной, а другой - угольный. Я стал первым заместителем наркома нефтяной промышленности.

- С началом войны при Наркомате нефтяной промышленности был создан специальный штаб, который возглавили вы как уполномоченный Государственного комитета обороны по обеспечению фронта горючим. Какие задачи вам пришлось решать в ту пору?

- Острые проблемы возникали каждый день и час. В первые же дни войны с промыслов и предприятий ушли на фронт многие нефтяники. Как быть? Развернули активную работу по организованному набору добровольцев. Кто к нам пришел? Подростки, женщины, пенсионеры. Вводили их в рабочий строй методом ускоренного и массового обучения.

На всю страну прозвучал тогда почин бакинских нефтяников: отрасли перейти на 12-часовой рабочий день без выходных и отпусков до конца войны. Почин стал нормой жизни и труда. Все понимали, какую роль в "войне моторов" играет горючее.

А теперь о нашем штабе. Он собирался каждый день. Мы анализировали наличие горючего и масел, производственные возможности трудовых коллективов по их выпуску, реальные потребности фронтов. И тут же незамедлительно принимали оперативные решения. Рядом со мной трудились люди высочайшей ответственности и квалификации. Всегда с теплым чувством вспоминаю начальника Главного управления тыла Красной Армии генерала Андрея Васильевича Хрулева. Это был опытный, дальновидный, по-государственному мыслящий военный руководитель. Трудно переоценить его роль как в выработке, так и в реализации решений, нацеленных на обеспечение воюющей армии всем необходимым.

В свое время Риббентроп хвастливо заявил: "Когда у русских запасы нефти истощатся, Россия будет поставлена на колени". Мы-то, нефтяники, знали, сколь нереальны надежды врага, и трудились под лозунгом "Все для фронта, все для Победы!". Люди, техника, производство - все было подчинено решению военных задач. Наше превосходство над Германией в добыче нефти и производстве горюче-смазочных материалов было очевидным и неоспоримым.

В первый год войны нефтяники Баку добыли 23,5 миллиона тонн нефти. Такого еще не знала история главного нефтедобывающего района страны. Вот она, патриотическая сила народа! Разве можно одолеть такой народ? В душе росла и крепла уверенность: мы победим, несмотря на все трудности в стране и неудачи на фронте.

- В первые годы войны на вашу долю выпало такое драматичное и ответственное дело, как ликвидация нефтепромыслов на пути наступающих фашистских войск.

- Сразу замечу: делали это с болью в сердце и слезами на глазах. А как же иначе? Рушили то, что создавали своими руками и с таким трудом.

А теперь спрошу: вы слышали что-нибудь о "Зеленой папке Геринга"? Думаю, что нет. Я и сам узнал о ней уже после войны. А документ с таким кодовым названием Геринг утвердил за несколько дней до начала войны. Он хранился в имперских сейфах на правах совершенно секретного. В нем излагалась экономическая цель кампании - изъять для Германии в оккупированных районах СССР как можно больше продовольствия и нефти. С этой целью Геринг получил от Гитлера неограниченные полномочия.

Горючего Германии явно не хватало. К июню 1941-го она производила 8-9 миллионов тонн бензина и дизельного топлива, в основном из угля. Своей нефти у немцев почти не было, а привозная из Румынии не покрывала всех потребностей. Естественно, алчные взоры Гитлера и Геринга обращались на нашу кавказскую нефть. Вот что говорил фюрер в своем выступлении перед верхушкой вермахта 3 июля 1941 года: "Пришло время заглянуть вперед. Речь идет об открывшейся возможности завладеть Донбассом и Кавказским нефтяным районом. Для операции на Кавказе потребуются крупные силы, но за нефть следует заплатить любую цену. Тем более что захват Кавказа позволит оккупировать Иран, оседлать перевалы на ирано-иракской границе". Такую запись в своем дневнике сделал в тот день начальник генштаба сухопутных войск генерал Гальдер.

1 июля 1942 года на совещании в штабе группы армий "Юг" Гитлер снова ставит вопрос о кавказской нефти: "Если я не получу нефть Майкопа и Грозного, я должен покончить с этой войной". Убежден, что только острая нехватка горючего могла побудить фюрера к такому заявлению.

А несколькими днями позже меня пригласил к себе в Кремль Сталин. Говорил он спокойно, неторопливо, уверенно. Кратко изложил мне план Гитлера по захвату кавказской нефти и заключил: нужно сделать все, чтобы ни одна капля нефти не досталась врагу. А затем более жестко добавил: "...если вы оставите немцам хоть одну тонну нефти, мы вас расстреляем". Не скрою, по спине у меня пробежал холодок. Понимал, что такими словами не шутят. Сталин выждал паузу и закончил свою мысль: "Но если вы уничтожите промыслы преждевременно, а немец их так и не захватит, и мы останемся без горючего, мы вас тоже расстреляем". Да, выбора у меня не оставалось, о чем я и сказал Сталину. Он внимательно взглянул на меня и постучал пальцем по своему виску: "Здесь выбор. Вылетайте на юг и вместе с Буденным думайте, решайте вопросы на месте".

Так меня назначили уполномоченным ГКО по уничтожению нефтескважин и нефтеперерабатывающих предприятий в Кавказском регионе, а если обстановка на фронте усложнится, то и в Баку. На другой день мы собрались в ГКО. После обсуждения вопроса создали группу специалистов для выполнения работ особой важности на промыслах Северного Кавказа. Многие меня спрашивали: а нет ли другого способа оставить немцев без нефти, если они захватят промыслы? Пришлось объяснить: если враг приблизится к промыслам, мы демонтируем ценное оборудование и отправим его на восток страны. Малодебитные скважины немедленно выведем из строя, а самые богатые используем до критической минуты. При прямой же угрозе уничтожим промыслы. В ГКО поддержали мои предложения.

В группу отобрали наиболее опытных нефтяников и специалистов-взрывников. Вместе с ними я вылетел в Краснодар. В тот же день состоялось заседание бюро крайкома партии, на нем я сообщил о решении ГКО. И уже вечером члены группы разъехались по нефтяным районам. В Краснодаре остался штаб, обеспеченный надежной связью с командованием Южного фронта и руководством промыслов.

- Да, задачу вы получили чрезвычайной сложности. А как ее выполнить технически? И был ли мировой опыт, на который следовало опереться?

- Безусловно, опыт был. В том же 1941 году англичане, отступая с острова Борнео, тоже не хотели оставить японцам ни тонны нефти. Что они делали? Взрывали вышки, емкости, а скважины забивали металлом вместе с цементом в бумажных мешках. На что они рассчитывали? Мешки при падении разорвутся, и цемент, смешавшись с водой и железным ломом, затвердеет, как железобетон.

Кстати, в Краснодар привезли несколько английских специалистов с целью передачи нам опыта. Мы выслушали их. Говорят, слово хорошо, а дело - лучше. Решили проверить метод англичан на практике. И что же увидели? Металл не схвачен цементом. Почему? Мешки, как правило, не разрывались, и цемент затвердевал прямо в них. Англичане за голову схватились: значит, японцы добывали нефть из скважин на Борнео?

Решили разработать свой метод ликвидации скважин. И достигли успеха.

- А все ли в реальной жизни получилось так, как в расчетах? Не было ли сбоев, неудач? Иными словами, за свою голову вы не беспокоились?

- Штаб фронта и командующего маршала Буденного я отыскал в станице Белореченской. "Коля, не торопись, - сказал мне Семен Михайлович. - Мои конники остановили вражеские танки". Но я не видел веских оснований для оптимизма. Передовые части немцев рвались на юг, а наши войска поспешно отходили. Отдал приказ нефтяникам: немедленно уничтожить промысел в районе станицы Апшеронской - сюда уже выходил враг. А электроподстанцию мы взорвали в последнюю минуту, под огнем фашистов.

Все спецработы выполнялись строго по графику. До августа 1942-го мы отправили на восток страны 600 вагонов с ценным оборудованием. В Грозный ушла на переработку вся нефть, добытая за последние дни.

А через сутки обстановка потребовала уничтожить объекты на промыслах в станице Хадыженской, нефтяном центре Краснодарского края. В Туапсе, куда перебазировался штаб фронта, мы пробирались горными дорогами и лесами. Шли почти без сна и отдыха, голодные, небритые. В штабе фронта нас уже посчитали павшими смертью храбрых.

Из Туапсе наша группа переехала в Грозный. Враг захватил Моздок, вышел к узловой станции Червленная. Здесь его и остановили свежие сибирские части - их перебросили по Турксибу, а далее - через Каспий на Махачкалу.

Каков же итог боевых действий на этом участке фронта? Враг захватил часть Малгобекского промысла, но наша группа успела вывести его из строя. Фашистские войска выдыхались, горючее у них на исходе. И тогда Гитлер приказал уничтожить с воздуха нефтеперерабатывающие заводы в Грозном. Что это означало? Фюрер не верил больше в возможность захвата грозненской нефти. Под удары с воздуха "фокке-вульфов" попадала и наша группа. Только чудом мы остались в живых!

Обстановка на фронте быстро и круто менялась. Фашисты под натиском наших войск стали отходить.

Позже я узнал, что в Германии было уже создано акционерное общество "Немецкая нефть на Кавказе". Вдохновителем этой акции выступал Геринг. Но его ждал еще один просчет. За полгода оккупации Кубани нефтяникам рейха не удалось восстановить ни одной скважины. А после отступления немцев на промыслах мы захватили значительный запас труб из крупповской стали. Не успел враг пустить их в дело. То-то было у нас радости!

Итак, приказ Верховного Главнокомандующего мы выполнили. И головы свои сберегли, и врага поставили в трудное положение с горючим.

- В конце войны вы возглавили нефтяную промышленность Союза.

- Да, в 1944 году я стал наркомом нефтяной промышленности. А через три месяца Сталин пригласил меня в Кремль. Беседовали о состоянии дел в нефтяной отрасли. Между прочим, я посетовал на то, что со мной даже не поговорили перед новым назначением. Сталин с улыбкой заметил: "Мы хорошо знаем свои кадры, знаем, кого и куда назначить". За полтора часа беседы он решил ряд вопросов дальнейшего развития нашей отрасли. В заключение спросил меня: какими свойствами должен обладать советский нарком? Я назвал эти свойства, как их представлял себе. "Все это верно, - согласился Сталин. - Но о важнейшем качестве не сказали". А после паузы, коснувшись курительной трубкой моего плеча, добавил: "Советскому наркому нужны прежде всего "бичьи" (так он произнес "бычьи") нервы плюс оптимизм".

Разве забудешь такие слова? К тому же они точно отражали особенности и трудности нашей работы. Иногда мне казалось, что нервы у наркома должны быть из самой прочной стали. А не сдюжить, завалить дело - не в моем характере.


19 Октября 2001 года	История Отечества	Пятница