ОБРАТИМСЯ к 1730-м годам. Перелистав записки князя Петра Владимировича Долгорукова - историка-диссидента, скандально известного в царствование Николая I, выберем несколько цитат, характеризующих давно прошедшую эпоху:

"В то время, как вся Россия стонала в ужасных муках, придворные думали только о том, как бы набить себе карманы и блеснуть роскошью, которая стала обязанностью при дворе".

"Роскошь двора была особенно возмутительна наряду с всеобщими бедствиями и нищетой".

"При Бироне несколько немецких фамилий играли большую роль при дворе. Кроме Левенвольде, Бирон оказывал покровительство еще Менгденам, Кейзерлингам, Корфам, Ливенам и Бевернам".

"Страдания, перенесенные русским народом, не поддаются описанию: на человеческом языке нет подходящих слов, соответствующих выражений, чтобы передать весь их ужас, все их разнообразие..."

Императрица Анна Иоанновна - племянница Петра I, дочь его брата и соправителя, вдова герцога Курляндского - умерла 17 октября 1740 года "после десятилетнего славного царствования, в продолжение которого все ее предприятия, как внешние, так и внутренние, имели желанный успех". Утверждение это принадлежит генералу Христофору-Герману фон Манштейну, автору "Записок о России", с честью павшему на поле брани. Действительно, при Анне Иоанновне было сделано немало хорошего: возрожден преданный забвению прямыми наследниками Петра I Санкт-Петербург, основаны кадетские корпуса, одержаны блистательные победы над турками, подвергнуто разорению Крымское ханство... Однако и сама Анна, и ее фаворит герцог Бирон, и прочие господа с иноземными фамилиями были настолько чужды русскому народу, что все их добрые дела оказались напрочь позабыты потомками!

В соответствии с Петровским законом о престолонаследии Анна Иоанновна сама избрала преемника - сына своей племянницы принцессы Анны Леопольдовны Мекленбургской (дочери Екатерины Иоанновны, родной сестры императрицы) и принца Антона-Ульриха Брауншвейгского. В момент вступления на престол Иоанну VI было всего два месяца, так что до его 17-летия регентом был назначен герцог Бирон. И это - при живых родителях государя! Трон Российской империи фактически отошел к захудалому курляндскому дворянину, которого молва именовала бывшим конюхом. Хотя сама Анна Иоанновна очень этого не хотела - понимала, что Бирону на троне не усидеть...

"...оскорбительное регентство Бирона толкало к действию, - свидетельствует В.О. Ключевский. - Гвардия зашумела; офицеры, сходясь на улицах с солдатами, громко плакались им на то, что регентство дали Бирону мимо родителей императора, а солдаты бранили офицеров, зачем не зачинают".

Между тем если обратиться к биографии Бирона в энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона, то можно узнать, что "мысль о его регентстве была выдвинута не немцами, а русскими вельможами (кабинет-министр князь Черкасский, генерал-прокурор князь Трубецкой, князь Куракин, граф Головин, граф М. Головкин и в особенности Бестужев-Рюмин)". Это еще раз свидетельствует о том, что подхалимы, во все времена плотно окружавшие российский престол, вненациональны и что интересы русского народа и государства их волнуют меньше всего.

В ОБЩЕМ, императрица как в воду глядела. В ночь на 9 ноября 1740 года Бирон был арестован по приказу фельдмаршала Миниха, а принцесса Анна Леопольдовна объявила себя великой княгиней и правительницей империи на время малолетства сына.

Понятно, что русскому народу от такого переворота радости было мало и что коренных перемен в государстве не произошло. "Ах, эти русские свиньи!" - как-то воскликнула тогда еще великая княжна Анна Леопольдовна посреди приемной залы. Уж ей-то, мекленбургской голодранке, следовало бы быть повежливее по отношению к великой нации. Но люди, внезапно поднявшиеся на вершины власти, нередко теряют ощущение реальности...

Между тем вокруг трона заплеталась крутая интрига, в которую были вовлечены граф М.Л. Воронцов, братья Шуваловы, хирург Лесток, французский посол маркиз де ла Шетарди и даже шведский двор - именно в ту пору Россия со Швецией воевали. "Шведский главнокомандующий граф Левенгаупт, - писал А.А. Керсновский, - по совету хитроумных версальских политиков опубликовал манифест, в котором уговаривал "достохвальную российскую нацию" не сопротивляться шведам, идущим освобождать Россию от ига иноземных временщиков". Шведы за свою "бескорыстную" помощь хотели получить обратно Выборг, присоединенный к России в 1710 году, а французы желали корректировки русской внешней политики... Отметим, что ни те, ни другие желаемого не дождались.

Целью нового заговора было возведение на престол дочери Петра Великого - Елизаветы, обладавшей на то гораздо большим правом, нежели правнук Петровского брата-соправителя, пребывающий в младенчестве. Впрочем, и наиболее умные люди в придворном кругу это понимали и потому строили разнообразные планы относительно будущности императорской дочери - от монастырского заточения до замужества за рубеж... Также тщательно старались создать вокруг нее вакуум, не дать ей опереться на какие-то реальные силы.

Особенное опасение вызывал граф Бурхард-Христофор Миних, явно обиженный им же возведенной на престол правительницей. Фельдмаршал рассчитывал быть пожалованным в генералиссимусы, однако Анна Леопольдовна удостоила этой милости своего супруга. Граф был самолюбив и мог отомстить.

Но "Миних не сблизился с Елисаветою, - отмечал С.М. Соловьев. - Он понимал, что вступление на престол Елисаветы будет иметь следствием торжество национального дела, что при ней иностранцу не удастся играть первенствующей роли". Нужно еще учесть, что, по словам князя П.В. Долгорукова, "Миних был невероятно жесток к солдатам и к подчиненным ему офицерам".

А В РЕЗУЛЬТАТЕ все решила гренадерская рота лейб-гвардии Преображенского полка... Откроем страницы изданной в 1883 году полковой истории - описание событий 25 ноября 1741 года:

"Окончив молитву и несколько успокоившись, Елисавета Петровна около двух часов пополуночи надела под платье латы и, взяв в руки большой серебряный крест, села в сани и отправилась в съезжую избу гренадерской роты...

Когда рота собралась вокруг цесаревны, то Елисавета обратилась к гренадерам со следующими сильно прочувствованными словами:

- Знаете ли, ребята, кто я и чья дочь? Родители мои трудились, заводили регулярство, нажили великое сокровище многими трудами, а ныне все это растащено, сверх же того еще и моего живота ищут, но не столько мне себя жаль, как Отечество, управляемое чужими головами. Оно напрасно разоряется и людей столько неведомо за кого пропадает. Кому же хотите верно служить?.. Готовы ли вы идти за мною?

Рота закричала:

- Готовы, наша матушка! Да здравствует Лизавета Петровна!

И громкое Преображенское "ура" в несмолкаемых перекатах грянуло по фронту и своею могучею силою огласило темные и закопченные стены казарм питомцев Петра I...

После... Елисавета села в сани и, окруженная гренадерами в составе 300 человек, отправилась в Зимний дворец".

Чтобы обойтись без лишнего шума, сани остановились, не доезжая дворца. Цесаревна пошла пешком, но преображенцы подхватили ее на руки и внесли во дворец.

"Войдя в комнату правительницы, которая спала вместе с фрейлиною Менгден, - пишет Соловьев, - Елисавета сказала ей: "Сестрица, пора вставать!"... Увидавши за Елисаветою гренадер, Анна Леопольдовна догадалась, в чем дело..."

Тут же были арестованы и приверженцы низложенной Брауншвейгской фамилии - в том числе фельдмаршал Миних, которого, кстати, солдаты изрядно поколотили... Дальнейшая его судьба, равно как и судьбы Иоанна VI, его родителей и прочих упомянутых здесь персонажей истории государства Российского, нас в данном случае больше не интересуют - всему свое время...

ИМПЕРАТРИЦА Елизавета в полном смысле слова по-царски наградила гренадерскую роту лейб-гвардии Преображенского полка. В последний день 1741 года состоялся именной указ государыни: "Понеже во время вступления Нашего на всероссийской родительский Наш престол полки Нашей лейб-гвардии, а особливо гренадерская рота Преображенского полка, Нам ревностную свою верность так показали, что... не можем остаться, не показав особливой Нашей императорской милости к ним". Рота получила странное наименование "лейб-кампании" или "лейб-компании" - точно сказать невозможно, потому как твердые правила правописания тогда еще не существовали. Ее капитаном отныне стала сама Елизавета Петровна. В состав роты капитан-поручиком был введен генерал-фельдцейхмейстер принц Гессен-Гомбургский, поручиками - в чине генерал-лейтенантов - действительные камергеры А.Г. Разумовский и М.Л. Воронцов, подпоручиками - в чине генерал-майоров - действительные камергеры братья Шуваловы. Чин прапорщика лейб-кампании был сравнен с чином полковника, сержанта - подполковника, капрала - капитана. Все унтер-офицеры, капралы и рядовые были возведены в потомственное дворянство - на их гербах было начертано: "За ревность и верность". 258 рядовых получили в свое владение по деревне и по двадцати девяти крепостных душ. Начальники получили таковых гораздо больше...

Но дальше, к сожалению, ничего хорошего не получилось. Есть такая старинная поговорка: "Из грязи, да в князи". Наша история знает множество примеров нечаянных возвышений, которые потом весьма печально оборачивались...

В качестве яркого примера приводим маленький очерк про одного из наиболее известных лейб-кампанцев - Грюнштейна. Интересно, что этот человек принадлежал не к низам российского общества, а был сыном саксонского крещеного еврея. Он прибыл в Россию торговать, разорился и стал солдатом. Очерк этот вошел в книгу Георга фон Гельбига "Русские избранники", выпущенную в Тюбингене в 1809 году:

"Грюнштейн, саксонец простого происхождения, был простой гвардейский солдат и трудился в своей роте вместе с Шварцем в пользу Елизаветы. По восшествии ее на престол Грюнштейн был назначен адъютантом с чином бригадира при вновь учрежденной лейб-кампании. Он получил большие поместья [927 душ крепостных] и скоро стал генерал-майором. У Грюнштейна не было ума и еще менее нравственности, чтобы вести себя сообразно своему положению. Он доказывал ежедневно, что рожден быть солдатом, которого может сдержать лишь строгая военная дисциплина. Наконец, он даже в публичных местах стал неприлично выражаться об императрице и ее возлюбленном. Он был арестован, наказан кнутом и сослан в Великий Устюг.

В 1762 году он был возвращен и отправился в дарованные ему некогда имения. Дальнейшая его судьба нам неизвестна".

И это - представитель "цивилизованной нации"! А что тогда говорить о выходцах из "российской глубинки", недавних крепостных мужиках? Недаром "История лейб-гвардии Преображенского полка" свидетельствует:

"Новое правительство, обязанное усердию и привязанности к императрице гвардейских солдат, первоначально дало страшную волю этим солдатам, которая дошла до того, что... солдаты, дотоле приученные к палке и кошкам - плети об нескольких концах или хвостах, а теперь за свои услуги освобожденные от этих неприятностей, совершенно вышли из повиновения, особенно гренадерская рота Преображенского полка, или лейб-кампанцы, не хотевшие знать начальников, толпами врывались в дома именитейших сановников с угрозами, требовали у них денег, без церемонии брали в богатых домах все, что им нравилось.

Пьянство, разврат, драки, грабительства гвардейских солдат день ото дня принимали все большие размеры... Жители Петербурга были в большом страхе, многие оставили свои дома, и все ворота были заперты.

Лейб-кампанцы и гвардейцы, конечно, уже не знали истории московских стрельцов времен Софьи, но удачно подражали их буйствам... Правительство, помня их недавнюю услугу, не решалось принять надлежащих мер земской строгости; императрица как бы в наказание только перевела офицерами в другие полки некоторых лейб-кампанских солдат".

ВПРОЧЕМ, дело было не только в благодарности за "услугу". В "Истории Кавалергардского полка" сказано более откровенно:

"Лейб-кампания была учреждена государыней с целью иметь всегда около себя отряд решительных и преданных ей лиц. Лучшего выбора она не могла сделать: преображенские гренадеры доказали на деле, что вполне обладают и тем, и другим. Понятно, что команду над этими телохранителями Елизавета Петровна должна была поручить людям, безусловно ей преданным; но, к сожалению, все участники 25 ноября были люди, не только не имевшие никаких военных дарований, но и не имевшие понятия о воинской дисциплине..."

Лейб-кампания просуществовала два десятилетия, имея своей "прямой и единственной обязанностью" охрану государыни. Лейб-кампанцы ежедневно занимали внутренний караул в Петербурге, а также повсюду сопровождали императрицу.

Впрочем, многие из них постарались выйти в отставку по состоянию здоровья и, "рассеявшись по деревням, им пожалованным, были самым неугомонным народом, особенно в дальних уездах, буйствовали над своими крестьянами и соседними помещиками, и во все царствование Елизаветы Петровны над ними не было ни суда, ни управы; одно имя лейб-кампанца приводило в трепет небогатых соседей-помещиков, да и богатые, но незнатные их побаивались; иные из лейб-кампанцев держали целые шайки головорезов, так что наводили ужас на целые уезды".

Петр III, вступивший на престол после своей тетки Елизаветы Петровны вполне легитимным путем, расформировал лейб-кампанию за ненадобностью. Как знать, если бы он имел при себе такое же "особое подразделение" личной охраны, то, наверное, его судьба сложилась бы по-иному...

Между тем вступление Елизаветы Петровны "на отеческий престол" принесло совсем не такие радикальные перемены, на которые надеялась патриотическая часть российского общества. В России ведь всегда ждали "доброго царя", не понимая, что все государи происходили из одной семьи, а потому во многом были схожи друг с другом. "Гвардейские офицеры потребовали у новой императрицы, чтобы она избавила Россию от немецкого ига, - писал Ключевский. - Она дала отставку некоторым немцам. Гвардия осталась недовольна, требуя поголовного изгнания всех немцев за границу. В финляндском походе в лагере под Выборгом против немцев поднялся открытый бунт гвардии, усмиренный только благодаря энергии генерала Кейта..."

Кейт, Грюнштейн, принц Гессен-Гомбургский и множество иных - это деятели нового, Елизаветинского царствования. По счастью, в то же царствование возрастали фельдмаршалы граф Петр Семенович Салтыков, граф Петр Александрович Румянцев и генералиссимус князь Александр Васильевич Суворов, которые, говоря словами последнего, "прусских завсегда бивали".