Его уже при жизни называли великим. Ведущие критики, делая литературные обзоры, так выстраивали поэтические имена: Пушкин, Некрасов... И время подтвердило их правоту. Сто восемьдесят лет прошло, как родился Николай Алексеевич Некрасов, но стоит только открыть его книги, так сразу же и повеет на тебя злободневным и живым Некрасовым, как бы только вчера написанными им стихами:

Над всею Русью тишина,

Но - не предшественница сна:

Ей солнце правды

в очи блещет,

И думу думает она...

Некрасова, как и Пушкина, широко почитают на Руси. Да и во многих странах мира восхищаются его искрометным талантом. Надорвавшись работой, он прожил всего пятьдесят шесть лет, но успел создать столько, что и на две жизни хватит...

В Карабихе, в бывшем имении Николая Алексеевича, ежегодно устраиваются поэтические праздники. Много раз бывал я там как член некрасовского комитета при Союзе писателей и просто сам по себе. Тысячи людей обычно с утра заполняли уютную поляну. Стихи, песни и музыка не смолкали до темноты. И только этим летом традиционный поэтический праздник в Карабихе не состоялся. Причина не совсем понятная: якобы имение ставят на ремонт. Но лужайка-то перед домом всегда открыта. Поговаривали, что Некрасов не очень удобен кому-то, из-за него перессорились демократы и патриоты...

Узнав об этих "трениях", я решил один съездить в некрасовские места, заглянуть к деду Мазаю, которого так образно и любовно обессмертил великий поэт.

В Костроме зашел на пристань, уверенный в том, что, как и раньше, сяду сейчас на местный пароходик и поплыву сначала вверх по Волге, а за Ипатьевским монастырем пароходик повернет направо и войдет в разлившуюся Костромку.

- Мне бы один билетик до деда Мазая! - сунулся я в окошечко кассы.

- Не плаваем! Восьмой год уже на приколе!

- Как это не плаваете?

- А вот так! До того доперестраивались, что и пароходы не ходят, и самолеты не летают! Во всей области нет бензина-керосина, все в долгах, как в шелках!

Знающие люди дали мне дельный совет: надо доехать до Самети, где Прасковья Малинина жила, выйти на дамбу и нанять лодку. Так оно и вышло. Два парня собирались сгребать сено на островке и меня прихватили с собой...

Взревел мощный мотор, и мы, поднимая волну, через десяток минут уже плыли по

необозримой водной глади, которую называют Костромским морем. Когда-то здесь кругом были заливные луга, березовые перелески, небольшие деревеньки тянулись по берегам реки. И вот уже больше сорока лет эти обширные сенокосные земли покоятся на дне водохранилища. Надо ли было топить такое бесценное природное богатство? И чтобы сказал об этом Некрасов? Ведь он здешние места исходил с ружьем вдоль и поперек, ночевал в деревенских сараях, видел сквозь щели детские любопытные глазенки, угощал дедушку Мазая, который веснами, при разливах, спасал перепуганных зайцев...

Я смотрю на темнеющую вдали кромку леса, а память, как на экране, высвечивает мне образы, созданные Некрасовым, и его самого: обязательно с ружьем и с собакой. Именно такой памятник поэту, по-моему, самый характерный и лучший, видел я в Чудовской Луке под Петербургом возле охотничьего дома Некрасова...

А охотником Николай Алексеевич был знаменитым, неутомимым. Нередко и на медведя хаживал. Не ради добычи, конечно, он бродил по чащобам и болотам. Ему нужна была постоянная связь с народом, с крестьянами. Все эти песни, поговорки, шутки, приметы, густо рассыпанные по его произведениям, брал он в таких походах, от таких простых мужиков, как Гаврила Яковлевич Захаров из деревни Шоды, с которым он дружил многие годы...

Родился Некрасов в местечке Немирово на Украине, но родиной считал верхне-волжские места. Его отец, отставной майор, переехал с Украины в свое родовое имение Грешнево, стоящее между Ярославлем и Костромой. Был он крутого нрава, типичным крепостником. Когда юный Николай Некрасов поехал учиться в Петербург, он ему не дал ни копейки денег. Некрасов перенес ужасающую нужду. И только огонь поэзии, горящий в его пламенной душе, трудолюбие и стойкость не дали ему погибнуть...

Год от года он завоевывал литературные высоты, показал себя почти во всех жанрах, стал редактором журнала "Современник". Того самого журнала, который возглавлял Пушкин. Обладая поразительными организаторскими способностями, он сумел сколотить вокруг своего издания лучшие литературные силы того времени, напечатал первые произведения Льва Толстого и Федора Достоевского. Тургенев, Гончаров, драматург Островский, поэты Фет и Майков, критики Белинский, Чернышевский, Добролюбов были его постоянными авторами. Он насмерть бился за журнал, когда его закрывали. "Со стороны блюстителей порядка я, так сказать, был вечно под судом", - писал Некрасов. Ходили в литературных кругах его крылатые слова: поэтом можешь ты не быть, а гражданином быть обязан...

Журнальные обязанности отнимали у него уйму сил и времени, но он тем не менее много писал. Его стихи и поэмы шли нарасхват, ими зачитывались. Некрасова любили за его горячее сочувствие к страданиям простого человека, в основном деревенского, особо угнетаемого. Он за свой счет наладил выпуск небольших дешевых книжек для крестьян, включал в них самые свежие вещи. И его доходчивое талантливое творчество буквально проглатывалось народом, заучивалось наизусть, вызывало слезы радости. Такие его стихи и поэмы, как "Саша", "На Волге", "Меж высоких хлебов", "Коробейники", "Парадный подъезд", "Убогая и нарядная", "Железная дорога", "Только не сжата полоска одна", "Тройка", не говоря уже о коронной его книге "Кому на Руси жить хорошо", были у всех на устах. Немало некрасовских стихов превратилось в песни и романсы...

А как трогательно и правдиво воспел он крестьянку, мать, работницу. "Есть женщины в русских селеньях" - кто не знает этих не умирающих вдохновенных слов! Русская женщина, она и коня на скаку остановит и в горящую избу войдет...

Немалую часть лучших своих произведений Николай Алексеевич создал в Карабихе, в своем собственном имении, которое купил в 1861 году. Он отдыхал здесь душой и телом, ходил на охоту, гостил у Гаврилы Захарова, у дедушки Мазая, в деревне Вежи, куда мы сейчас подплывали на лодке...

- Глуши мотор! - сказал старший из парней. - Постоим немного, отдохнем, деда Мазая помянем...

От деревни остался только каменный остов купеческого дома да черные высохшие стволы тополей. Стояла в Вежах и знаменитая деревянная чудо-церквушка, срубленная здешними мастерами. Ее догадались перевезти в Кострому, на территорию Ипатьевского монастыря, где сейчас музей. Ушла под воду и деревня Ведерки, тоже знакомая Некрасову. Хутора ушли, дороги, часовенки на развилках, леса вековые, поля. Все ушло, а память о Николае Алексеевиче Некрасове осталась. В книгах, в библиотеках его имени, в песнях, в воспоминаниях...

Я бросил в воду монетку, чтобы еще раз побывать здесь... Хочется, чтобы примета сбывалась...

А вечером в Костроме мы проводили некрасовские чтения. Зал был полон. И в основном за счет молодежи. Люди, устав от современной пошлой и бездарной мути, которая заполнила все книжные прилавки и все телеэкраны, потянулись к классике. К таким великим сынам России, как Николай Алексеевич Некрасов.