Так начинался "Сары-Шаган"

В создание противоракетного шита, одной из важнейших составляющих обороноспособности нашей страны, огромный вклад внесли не только ученые, конструкторы, инженеры, но и военные строители. О том, как в казахстанских степях возводился уникальный объект - Государственный научно-исследовательский испытательный полигон, вспоминает начальник его строительства, председатель Объединенного совета ветеранов военных строителей Минобороны генерал-майор в отставке Александр ГУБЕНКО. Ему недавно исполнилось 90 лет.

Новое назначение

...Судьба моя сделала крутой "вираж" вьюжной, снежной сибирской зимой 1956 года. Помню, засиделся однажды в штабе соединения допоздна за расчетами. Обычное, впрочем, дело - объект мы строили сложный, да и условия аховые: непроходимая тайга, болота, бездорожье. Так что было над чем поломать голову. И вдруг мой заместитель приносит телеграмму - вызов в Москву, к маршалу М. Воробьеву. Естественно, сразу же сорвался с места. И всю дорогу тщетно пытался сообразить, зачем же я понадобился столь высокому начальству.

На перроне столичного вокзала меня ошеломило объявление по громкоговорителю: "Товарищ Губенко, вас ожидают..." Действительно, меня уже ждали, на машине отвезли в гостиницу ЦДСА. И ни слова в ответ на мои расспросы. Недоумение, как нетрудно догадаться, достигло апогея. Однако пришлось томиться неизвестностью до следующего утра, когда меня принял маршал инженерных войск Михаил Петрович Воробьев.

"Знаю, что вы справились с задачей по строительству объекта государственной важности, - сказал он мне. - Проявили фронтовую хватку, хвалю. А материал о жесткости вашего руководства, который привезла комиссия Генерального штаба, маршал Жуков приказал выбросить в корзину. Главное - работу выполнили качественно и в срок".

Надеюсь, мне удалось сохранить невозмутимый вид, я ведь до этого даже не догадывался, что на меня была составлена "телега". Украдкой перевел дух: кажется, вызвали не на ковер...

А маршал между тем продолжал: "С Богом! Вы правильно сделали, что согласились возглавить строительство столь уникального объекта. Сейчас март 1956-го, так вот: стройку нужно начать в июне, а продукцию выдать уже к октябрю".

Господи, думаю, на что и когда именно я дал свое согласие? Выходит, без меня меня женили?..

Ситуацию прояснил сам маршал. Он сообщил о постановлении ЦК КПСС и Совета Министров, согласно которому наши ученые через шесть месяцев должны испытать образцы нового сложнейшего оружия. "Даже Академия наук еще не все понимает, - усмехнулся маршал. - Но вот нашелся самородок, который утверждает, что пулей можно попасть в пулю, а ракетой сбить ракету!"

Вскоре я узнал, что речь шла о конструкторе Григории Васильевиче Кисунько. Именно он был моим заказчиком, а сконструированное им оружие предстояло испытывать на полигоне, строительство которого я отныне возглавлял. От масштабности и сложности задачи, откровенно говоря, было слегка не по себе. Ведь по сути предстояло построить второй Байконур...

Встретившись с Генеральным конструктором, я мгновенно попал под власть его мощного обаяния. И по-хорошему ему позавидовал: надо же, мол, как щедро природа оделила человека - и острым умом, и впечатляющей мужской статью, и кипучей энергией.

Первая же беседа с Григорием Васильевичем вселила в меня уверенность. Все непременно получится, думал я, если дело возглавил такой человек.

Как вскоре выяснилось, мы с ним давно знакомы, только я об этом напрочь забыл, а вот он вспомнил. Обстоятельства нашей первой встречи вполне можно назвать курьезными. В свое время я возглавлял в Мариуполе строительство большого завода. И вот как-то привели ко мне паренька-десятиклассника, уверявшего, что ему нужны... четыре трубы. "Да зачем они тебе?" - спросил я. "Для монтажа радиопередатчика," - серьезно ответил он. И торопливо добавил: "Если не получится, верну!" Разумеется, трубы он получил - да и у кого бы язык повернулся отказать? Хотя, конечно, предположить, что этот мальчишка станет в будущем знаменитым конструктором вооружения, тогда было просто невозможно.

"Едем мы, друзья, в дальние края..."

Итак, мне предстояло прибыть в Одессу, принять под свое начало часть и подготовить ее к передислокации в казахстанские степи.

В штабе меня встретил главный инженер Анатолий Шаповалов, которого я еще по фронту знал как опытного специалиста. Доклад его тем не менее показался мне каким-то сумбурным, неуверенным. Как оказалось, для этого были серьезные причины - переезжать в Казахстан, в сухие, безводные степи, желающих было немного, кое-кто из вольнонаемных специалистов уже подал заявление об увольнении. Похоже, я рисковал остаться без личного состава. В такой вот невеселой обстановке мне и пришлось принимать должность начальника УИР-32. Доложил о ситуации начальству, хотя и понимал, что насильно отправлять людей никто не будет. Но и ответственности с меня, конечно же, не снимут... В общем, трудным, нервным было то время.

Из нашего управления в "степной десант" набралось в итоге всего тринадцать человек. Вот этой горстке и предстояло развернуть на новом месте, в чистом поле, строительство уникального полигона. Создать на новом месте мощную организацию, способную обеспечить сдачу под монтаж оборудования сложнейших объектов со всеми инженерными коммуникациями, энергоснабжением, связью - да мало ли с чем еще! Забегая вперед, скажу, что в довольно скором времени проблема с людьми была решена. Спустя год на строительстве полигона трудились уже более 110 тысяч человек.

Уезжая из благодатной Одессы, чувствовал, что на душе скребут кошки. Только привез супругу с детьми из сибирской глухомани и снова оставляю их одних. Впрочем, за свой "тыл" я был спокоен, знал, что моя боевая подруга спокойно, без жалоб умеет справляться с любыми проблемами. Да еще и находит в себе силы в нужный момент поддержать, подбодрить меня.

...В столице, в Главке, нас встретили с сочувствием - на дворе уже май, а в октябре предстояла сдача первых сооружений под монтаж. А когда маршал Воробьев узнал, что на строительство едет лишь 13 человек, разразилась гроза. Отбушевав, маршал заверил: мол, меры будут приняты самые скорые и жесткие. Так оно и случилось...

В буднях славных и кипучих...

Станция Сары-Шаган, конечный пункт нашего маршрута, встретила безлюдьем, зноем и "лунным" пейзажем. "Ай, плохие места выбрали!" - сообщил нам попавшийся навстречу старый казах, оглядев нашу группу. "У нас только ветер, песок и много сусликов..."

Не успели акклиматизироваться на новом месте, как начали прибывать воинские части - маршал сдержал слово. В первую очередь занялись проблемами обустройства личного состава. Попутно решали и транспортную проблему: однопутная узкоколейка не справлялась с хлынувшим потоком грузов. Решение было найдено кардинальное - изъяли у железной дороги неприкосновенный запас материалов и своими силами проложили еще одну ветку. Сразу же посыпались жалобы на самоуправство, пришлось объясняться и с прокурором. Но командование нас поддержало.

Все силы были брошены на сооружение так называемой второй площадки, самого боевого объекта, от строительства которого, можно сказать, зависела и судьба всего полигона, как, впрочем, и наша. На карту, без преувеличения, поставлено было все. Поэтому можно понять генерального конструктора, дневавшего и ночевавшего на объекте вместе с нами, строителями, вникавшего во все тонкости нашего ремесла, лично перепроверявшего многие расчеты.

Условия, в которых самоотверженно трудились люди, были чрезвычайно сложными. Особенно донимало отсутствие воды. Пришлось даже сформировать специальный отряд, как его стали потом называть, "водяных", единственной задачей которого было обеспечение стройки драгоценной влагой - важнейшим, кстати, сырьем. Ведь необходима она была не только людям и моторам, но и для замешивания бетона. А местная вода, добытая из скудных колодцев, по заключениям специалистов, не годилась даже для этой цели. Пришлось тщательно пересчитывать запасы прочности многих конструкций и на свой страх и риск все-таки использовать бетон "местного замеса". К счастью, он не подвел, выдержав все нагрузки.

В тех тяжелейших условиях первой, как это чаще всего и бывает, не выдерживала техника. Однако случалось порой и наоборот. Врезался в память такой случай, произошедший уже зимой. Возвращаясь однажды с объекта, я увидел, как человек пятьсот, целый батальон, сгрудившись, жгут разобранную... собственную казарму, греясь у огня. Ужас ситуации состоял в том, что, оставшись без убежища в промерзлой степи, люди неминуемо замерзли бы.

Разобравшись, выяснил, что в критической ситуации растерялся командир подразделения. Он не озаботился вовремя заготовкой топлива - саксаула, и начавшие замерзать люди в конце концов просто вышли из повиновения. Принятое мной решение было единственно возможным - направить весь личный состав рубить лопатами саксаул. А затем я приказал восстановить полуразобранную казарму.

Схожие проблемы приходилось решать буквально на каждом шагу. Поэтому, называя труд военных строителей самоотверженным и героическим, я ничуть не преувеличиваю. Не случайно один из членов посетившей как-то объект высокой комиссии в ранге представителя ЦК КПСС, набравшись местных впечатлений, поинтересовался у меня: "И часто вы работаете так, на грани катастрофы?" Ответил я ему честно, но до сих пор не уверен, что он мне тогда поверил...

Комиссия та, к слову, была далеко не единственной. Ход работ жестко контролировало руководство Министерства обороны в лице самого министра - Маршала Советского Союза Р. Малиновского, а также главкома ПВО маршала С. Бирюзова. Курировал наш объект и Д. Устинов.

Результаты своего труда и смысл всех перенесенных лишений мы увидели воочию 4 марта 1961 года, когда именно на нашей второй площадке во время испытаний первой же антиракетой была сбита ракета баллистическая. Трудно описать чувства, владевшие тогда всеми нами - и строителями, и инженерами, и техниками...

После тех испытаний встал вопрос и о начале строительства на всех остальных площадках полигона. И хотя УИР еще не был полностью укомплектован, активные работы вскоре развернулись на площади радиусом километров в 500-600.

Проблемы, в сущности, остались теми же. Но преодолевались они теперь намного легче - сказывался новый психологический настрой. Мы ведь уже увидели, что труд наш не напрасен, что он служит укреплению обороноспособности Родины, а результаты его зримы и конкретны. И поэтому работали в приподнятом настроении.

С замечательными людьми, великолепными специалистами свела меня судьба в тех безводных степях, связав настоящей мужской дружбой и радостью общих побед. Всех, конечно, назвать невозможно, но о некоторых вспомнить просто обязан.

Вот они, мои друзья и соратники, стоявшие наряду с конструкторами и инженерами у истоков создания противоракетного щита страны: Трофим Ефимович Кубаткин, Михаил Иванович Халабуденко, Валентин Пантелеймонович Артюшенко, Ефим Вениаминович Гершфельд, Роман Семенович Лившиц и многие, многие другие... Преклоняюсь перед их самоотверженностью, силой воли, мужеством и профессионализмом. И искренне полагаю, что трудовой подвиг строителей Сары-Шагана еще ждет своего осмысления, что их пример еще не раз понадобится новым поколениям россиян.


18 Декабря 2001 года	История Отечества	Вторник