Первый год нового века и нового тысячелетия завершил свою мерную поступь. По критериям мироздания он вышагивал с предельно стабильной скоростью, безошибочно чеканя секунды, часы, месяцы. Все шло так, как и тысячу, и миллион лет назад. Весеннее и осеннее равноденствие, самая короткая ночь в конце июня и самая длинная - в конце декабря, после чего наступает момент великого и радостного поворота, когда диктатура ночи начинает поминутно уступать свои права светлому времени. Христиане поступили, конечно же, мудро, приурочив к этому моменту празднование дня рождения Сына Божьего.

Словом, ничего странного, из общего ряда вон выходящего в 2001 году не произошло. А вот если перейти от астрономических к общественно-политическим понятиям и обратиться к реальным событиям, то картина вырисовывается совсем иная. И тут мы смело можем отметить, что первый год столетия не ушел в историю обделенным фактами значительными, поворотными. Самым поразительным из них, зафиксировавшим смену вех в международной жизни, стала, безусловно, трагедия 11 сентября. Для американцев этот день был, видимо, в такой же степени драматичным, в какой для русских стало 22 июня 1941 года. В обоих случаях народ пережил шок от вероломства и небывалый всплеск патриотизма. Хотя, подчеркнем это, для сравнения взят именно день нападения немцев, а не война в целом с ее неисчислимыми и ни с чем не сравнимыми жертвами.

В буквальном и фигуральном смысле свалившаяся с неба большая беда, вероятность которой легкомысленно принижалась до ничтожности, явилась для США горьким, но исключительно важным историческим уроком. В одночасье в американском национальном сознании произошел сдвиг (мгновенье - и в мечте красивой дымил зияющий пролом). Страна вдруг поняла, что при всей ее мощи и привилегированности она остается неотъемлемой частью остального мира и, следовательно, стоит перед лицом общих угроз и проблем. И если до 11 сентября на эту данность Америка реагировала формально, посредством обтекаемых рассуждений либо дежурными нападками на "назначенных" спонсоров терроризма, то после указанной даты положение резко изменилось. А именно: борьба Вашингтона с терроризмом перестала быть только лишь прикрытием для обеспечения стратегических интересов в ключевых регионах. Она стала задачей номер один со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Самое существенное из них состоит в том, что произошла неслыханная прежде моральная консолидация цивилизованного мира против общего зла. Она позволила расширить фронт наступления на терроризм, дополнив применение военной силы скоординированными банковскими санкциями, взаимодействием разведок, дипломатическим давлением на негласных и замаскированных спонсоров экстремистских организаций. Причем все это получило соответствующее международно-правовое оформление в резолюции Совета Безопасности ООН 1373, призвавшей все государства к предупредительным шагам в отношении терроризма и квалифицировавшей теракт как серьезное уголовное преступление. С трибуны Генеральной Ассамблеи генсек ООН Кофи Аннан выступил с предложением "разработать широкую, всеобъемлющую и в первую очередь устойчивую стратегию борьбы с терроризмом и искоренения его на нашей Земле".

В результате воинственность известных группировок, эксплуатирующих религиозную символику, заметно пошла на убыль. Образ физически и политически разбитых талибов отнюдь не получился великомученическим. Никто сегодня особенно не рвется продолжать "святое дело" афганских мракобесов и умирать "за веру" на поле брани. Не оправдались и широко растиражированные предсказания специалистов по Афганистану о длительном партизанском сопротивлении боевых отрядов "Талибана". Фанатиков в рядах движения оказалось существенно меньше, чем казалось. Тысячи и тысячи рекрутированных крестьян разбежались по домам и теперь ничего не имеют против новой власти.

Стремительные перемены в Афганистане (в сентябре никто и представить не мог, что всего через пару месяцев в Кабуле будут висеть портреты Масуда как всенародного вождя) еще раз продемонстрировали редкую способность местного политического ландшафта менять очертания под влиянием обстоятельств. И это говорит о том, что страна в обозримой исторической перспективе еще не раз может обратить на себя обеспокоенные взоры соседей. Соответственно в плане регионального развития афганский фактор будет среди ключевых. Он, собственно, уже оказался сутью той метаморфозы, которая требует взвешенной оценки. Российскими аналитиками прежде всего. Что получилось-то? Угрозы талибских пограничных провокаций и нашествий теперь нет. Зато возникло американское военное присутствие в Центральной Азии, укрепилось влияние США там, где традиционно доминировала Россия.

И здесь важно отметить другое важное последствие того сдвига, который произошел в сознании американской политической элиты да и вообще в американском национальном сознании, - поворот к России. Стране, которая и в силу своей географии, и в силу собственных проблем выступала главным поборником в деле консолидации международного сообщества в борьбе с терроризмом. Стране, которая безоговорочно поддержала США в их решимости нанести по базам террористов удары возмездия и которая затем посодействовала им в проведении операции в Афганистане. За три с половиной месяца, минувших после теракта, российско-американские отношения, преодолев состояние неопределенности и ни к чему не обязывающей взаимной политической лояльности, поднялись почти до уровня союзнических. О духе Эльбы вспомнили даже заклятые российские антиамериканисты, признав, что в государственных интересах приоритетным в двусторонних отношениях следует считать то, что объединяет.

Это отнюдь не означает, что Москва в угоду всесильному партнеру должна осаждать свою настойчивость в достижении стратегических целей и не делать все возможное, чтобы нейтрализовать направленные против ее интересов соглашения, акции и интриги. Борьба за отстаивание своего места под солнцем может иметь успех лишь в том случае, если она будет системной. Ничего страшного не произойдет, если кому-то российская твердость придется не по нутру. Хуже, когда протесты граничат с истерикой, а потом оборачиваются очередными уступками. Либо когда демонстрируется напускное безразличие к проблеме, а потом делаются безуспешные попытки остановить уже начатое движение. И тут, пожалуй, самый наглядный пример - с вопросом о расширении НАТО. Ведь поначалу, если хорошенько вспомнить, российское руководство не возражало против вступления той же Польши в альянс, сделав по сему поводу опрометчивое устное заявление. Когда же были сделаны углубленные прогнозы последствий расширения военного блока, процесс, как говорится, уже пошел, и возражения Москвы в расчет не принимались.

Расширение НАТО, судя по заявленным планам, будет продолжено. В ноябре 2002 года в союз готовится вступить новая группа кандидатов. В этих условиях Россия предложила весьма раскрепощенную формулу сближения с альянсом. Президент Владимир Путин заявил, что Москва готова идти в этом так далеко, насколько готов к этому сам Североатлантический союз. Последний на такое заявление прореагировал невразумительно. Со стороны натовского руководства было выражено совсем не оригинальное протокольно-обтекаемое стремление "развивать партнерство". В то же время вновь четко было оговорено намерение и впредь решать все самостоятельно, в кругу действительных, а не ассоциированных членов союза. И это свидетельствует о том, что Брюссель пока не готов к тем принципиальным шагам, которые означали бы реальную трансформацию НАТО в организацию нового типа. Однако такая готовность может нарастать по мере появления все новых обстоятельств, вынуждающих поборников атлантической идеи с меньшим эгоизмом смотреть на проблему коллективной безопасности.

Истекший год был отмечен нормальным, спокойным ходом развития отношений с азиатскими гигантами - Китаем и Японией. Бесконфликтность и системность политического диалога с этими партнерами крайне важна для России, имея в виду в том числе и такой неблагоприятный для нее фактор, как малозаселенность огромной территории Сибири и Дальнего Востока. Было бы наивным полагать, что глобальная тенденция взаимного экономического проникновения чудесным образом обойдет российские просторы. Вопрос, видимо, заключается в том, чтобы шаг за шагом упрочивать правовую базу экономических связей с названными державами, а также постоянное российское присутствие во влиятельных международных организациях, таких, как АТЭС. Столь же значимы для России связи с Индией, которые после десятилетия неоправданной неровности вновь выведены на достойно высокий и стабильный уровень.

Наконец, отношения с ближайшими соседями. В уходящем году в них заметно усилился прагматический акцент. Пустопорожние разговоры "общего порядка" о дружбе и братстве в рамках СНГ окончательно уступили место конкретике двусторонних связей. Москва дала ясно понять, что никого не собирается тащить в конфедерацию и что ее вполне устраивает разноуровневый характер сотрудничества с бывшими советскими республиками. Больше внимания стало уделяться проблемам русских диаспор и русского языка в странах Содружества. Однако настоящие прорывы в этих узких местах еще впереди.

Будем надеяться, что впереди - и другие прорывы и свершения, которые укрепят международный авторитет нашего Отечества. Будем также надеяться, что проявленная в уходящем году солидарность землян в борьбе с терроризмом не останется исключением. Что страны мира, объединив усилия и умерив эгоизм, смогут ответить и на другие вызовы времени - начиная с угроз окружающей среде и кончая наркоманией.