22 июня 1941 года застало 16-летнюю Марину в Серпухове, где ее отец, военный инженер, строил пороховой завод. Далее - стремительно быстро сменяются кадры ее военных будней: вот она сандружинница, вот боец зенитно-артиллерийского полка, где за несколько дней осваивает профессии "слухача"-корректировщика и наводчика орудия. 176-й полк, в составе которого она служила, стоял тогда вместе с батареями соседнего

1205-го полка на севере Москвы - в районе ВДНХ, по Дмитровскому шоссе, в Лианозово, Лосино-Островском, далее до Яхромы - и защищал от непрерывных воздушных налетов 250 тысяч москвичей - студентов и домохозяек, строивших здесь для военных нужд новую грунтовую дорогу.

Затем снова передвижной госпиталь, транспортировка раненых. Впервые побывала в настоящей мясорубке, когда сандружинницей поехала вместе с курсантами Подольского пехотного училища под Малоярославец. Прибыв на место, курсанты в ожидании скорого нападения стали спешно окапываться. Не было ни продовольствия, ни оружия. На тысячу человек сто учебных винтовок. То и другое обещали в ближайшее время подвезти, а пока... хоть садись на голодный паек. Делать этого, впрочем, не пришлось - помог случай. Тогда перед наступлением немцев везде взрывали склады неприкосновенных запасов. Из ближайшего перед самым взрывом курсантам удалось вынести продукты.

Через два дня, 10 октября, на наши окопы пошли танки. А оружия как не было, так и нет. Бросали бутылки с зажигательной смесью. Почти все курсанты погибли. Ночью ударил мороз, и большая часть раненых замерзла. Оставшихся, с трудом достав подводы, Марина вместе с фельдшером вывезла утром к железной дороге. А там добрались до столицы. Оружие потом подвезли, да только стрелять уже было некому.

Декабрь 1941 г., Яхрома. На затопленной по приказу Г. Жукова равнине проходимым для немцев оставался лишь Яхромский мост. Они перешли его 5 декабря. Нарисовали на своих танках красные звезды, переоделись в советскую форму и, подойдя вплотную к нашему подразделению охраны, расстреляли его с близкого расстояния. А на следующее утро прибыли военные моряки с Тихоокеанского и Северного флотов. Их поставили на лыжи, и начались атаки на врага. Ходила в эти атаки и Марина, подбирала и оттаскивала в безопасное место раненых. Из одного боя 17 человек вытащила. На плащ-палатках волокла здоровенных дальневосточников, пятками в землю упиралась, а зубами и руками тянула. Говорит, до сих пор при воспоминании об этом зубы начинают болеть. Однажды, после боя, когда подбирала раненых, видела убитого старшину Веселковского. Богатырского телосложения, двухметровый боец закрыл на высотке вражескую амбразуру своим телом. Он был одним из первых, кто совершил такой подвиг.

К 8 декабря немцев советские войска уже отбросили обратно на левую (яхромскую) сторону канала им. Москвы и начали шаг за шагом вышибать их из Яхромы и Дмитрова. В 3 км от станции Турист, в селе Парамонове, и поныне стоит памятник на месте, где захоронены 300 погибших в те дни моряков.

Как-то из Дмитрова Марина повезла раненых в Зарайск, в госпиталь. Врачи, увидев насквозь застуженную и обессилевшую девушку в обледенелой одежде, настояли, чтобы она у них осталась. Подлечилась немного. А тут как раз объявили очередной призыв женщин в армию.

Когда Марина в марте 1942 года пришла записываться на фронт в райком комсомола, регистратор, к ее радости, не посмотрел паспорт. А отвечая на вопрос о возрасте, она, не колеблясь, прибавила себе годы.

И снова зенитно-артиллерийский полк. Снова она то на прожекторе, то наводчиком (3-, 4-м номером расчета) орудия, то подвозит снаряды, то дежурит на посту, то перевязывает раненых.

В 1943-м пришло известие, что посадили отца. Официальное обвинение - за недонесение на "врагов народа". Настоящая же причина заключалась в том, что когда-то ее отец был связан по службе с Тухачевским.

Очень переживала, но... "на войне как на войне".

Их батарея стояла под Ржевом. Приказ - охранять мост, по которому шли на передовую стратегические грузы.

"Мы с напарником были на посту, - рассказывает Марина Можаева, - вдруг летит самолет, летит очень низко. Ждем опознавательных знаков - их нет. Присмотрелась: вроде наш Ли-2. Что делать? Пустили ракету, еще запросили у него опознавательных знаков. Нет ответа. Тогда дали мы сигнал тревоги по нашему подразделению и стали спешно готовить зенитку. На какой-то запредельной скорости сняла я брезент и навела орудие на цель. Тут как раз подоспели остальные номера расчета, и... самолет был сбит". Местные колхозники помогли поймать выпрыгнувших с парашютами пилотов - ими оказались немцы, которые, видимо, угнали наш самолет. Когда его осмотрели, нашли в нем огромное количество боеприпасов. А ведь рядом был мост. Легко представить, что бы было, замешкайся Марина со своими подругами хотя бы на минуту!

После Ржева прошла она Старицу, Витебск, потом Каунас.

Война близилась к завершению. Впереди на боевом пути Можаевой оставался только штурм Кенигсберга.

Вольнонаемная сандружинница, рядовой, ефрейтор, сержант, старший сержант - таков ее послужной список. В Каунасе стала командиром орудия. Учила молодых ребят из Чувашии и Мордовии обращаться с арттехникой. Дослужилась до помощника командира взвода управления. На ее счету три боевые медали - "За отвагу", "За оборону Москвы", "За взятие Кенигсберга", а также орден Отечественной войны II степени.

Впрочем, к наградам ее представляли значительно чаще, но каждый раз, когда там, наверху, узнавали о ее отце, она оказывалась вычеркнутой из списков награжденных.

После войны Марина Петровна работала учительницей истории и обществоведения. А в выходные возила экскурсии по древнерусским городам. Несколько лет проработала в военкомате. И до сих пор возглавляет первичную организацию Совета ветеранов в одном из районов Москвы. Себя она считает рядовой той ужасной и далекой войны.