на главную страницу

4 Июня 2002 года

Имена

Вторник

«СМИРИСЬ, КАВКАЗ, - ИДЕТ ЕРМОЛОВ ! »

Александр БОНДАРЕНКО.



Генерал от артиллерии Алексей Петрович Ермолов родился 4 июня 1777 года, а умер в марте 1861-го, последним из тех генералов Отечественной войны, портреты которых помещены в Военной галерее Зимнего дворца в Санкт-Петербурге. Ему довелось послужить пяти императорам – от Екатерины II, в царствование которой Ермолов получил офицерский чин и начал службу, до Александра II, – потому как еще в начале Крымской войны генерал был избран начальником ополчения семи российских губерний. «Вся Москва, вспоминая избрание Кутузова начальником Петербургских дружин в 1812 году, выразила желание иметь начальником Московского ополчения Ермолова, - писал военный историк генерал-лейтенант Василий Алексеевич Потто. – Избрание состоялось торжественное, единодушное, потому что из многих тысяч голосов в избирательной урне оказалось только девять черных шаров…»

     «Звездный час» службы Алексея Петровича пришелся на царствование императора Александра I – впрочем, в XIX веке это царствование явилось «звездным часом» для всей России.
     «Начальник главного штаба генерал-майор Ермолов, видя неприятеля, овладевшего батарее, важнейшею во всей позиции, со свойственною ему храбростию и решительностию вместе с отличным генерал-майором Кутайсовым взял один только Уфимского пехотного полка батальон и, устроя сколько можно скорее бежавших, подавая собою пример, ударил в штыки. Неприятель защищался жестоко, но ничто не устояло противу русского штыка… Генерал-майор Ермолов переменил большую часть артиллерии, офицеры и прислуга при орудиях были перебиты и, наконец, употребляя Уфимского пехотного полка людей, удержал неприятеля сильные покушения во время полутора часов, после чего был ранен в шею и сдал батарею генерал-майору Лихачеву…»
     Так после сражения при Бородине докладывал императору Александру I главнокомандующий князь Михаил Илларионович Голенищев-Кутузов. Речь идет о бое за центр русской позиции - Курганную высоту, известную под именем батареи Раевского. Уточним также, что начальник артиллерии 28-летний генерал-майор граф Александр Иванович Кутайсов был в атаке убит, а командир пехотной дивизии генерал-майор Петр Гаврилович Лихачев держался на редуте до последней возможности и, израненный, бросился на французские штыки, но был пленен…
     Ярких моментов в биографии генерала Ермолова было немало. Она и начиналась-то блистательно: десяти лет от роду Алексей был записан в гвардию, четырнадцати – получил чин поручика и был переименован в капитаны Нижегородского драгунского полка, находившегося на Кавказе. Однако при этом Ермолов оставался в Петербурге адъютантом при генерал-прокуроре графе Александре Николаевиче Самойлове, у которого его отец управлял канцелярией. Если добавить, что Самойлов приходился племянником светлейшему князю Потемкину, то никаких вопросов по поводу этой карьеры не возникает.
     Впрочем, как известно, князь Потемкин, радевший о государственных интересах, старался в первую очередь выдвигать людей толковых. Вот и 16-летний Ермолов вполне смог выполнять обязанности преподавателя в Артиллерийском и Инженерном кадетских корпусах, а через год в качестве артиллериста отправился под знаменами Суворова наводить порядок в мятежной Польше. Он отличился при штурме Варшавской Праги и получил из рук великого полководца заветную для всякого офицера награду – орден св. Георгия IV класса, с которым потом никогда не расставался. К двадцати годам он успел еще поучаствовать в Итальянской кампании против французов, брал Дербент, стал подполковником и Владимирским кавалером… Однако в жизни Ермолова было немало разного рода зигзагов. И недаром Александр Сергеевич Грибоедов назвал Алексея Петровича «сфинксом новейших времен». Кстати, императора Александра I прозвали «северным сфинксом»… Берем «Толковый словарь» В. И. Даля и обнаруживаем, что сфинкс – это не только «баснословное животное эллинов», но и «человек загадочный, неразгаданный».
     И вот – ярчайший тому пример. После блистательного подвига на поле Бородина Ермолов вдруг не лучшим образом повел себя на совете в Филях.
     «Я с своей стороны, генерал-лейтенант граф Остерман, Раевский и Коновницын изъявили свое мнение к отступлению. Остерман и Раевский присовокупили еще, что Москва не составляла еще России, что наша цель не состояла еще в одном защищении Москвы, но всего Отечества», - вспоминал фельдмаршал Михаил Богданович Барклай-де-Толли. Генералы, названные им, - храбрейшие из храбрых. Их поддержал и генерал-квартирмейстер армии полковник граф Карл Федорович Толь. За то, чтобы дать сражение, высказались только антагонист Кутузова генерал от кавалерии барон Леонтий Леонтьевич Беннигсен, генерал-лейтенант Федор Петрович Уваров - лихой командир
     1-го кавалерийского корпуса, но не полководец, и… Ермолов.
     «Как офицер весьма мало известный, я не смел дать согласия на оставление столицы, но, страшась упреков соотечественников, предложил атаковать неприятеля…», - объяснил он.
     Думается, как и некоторые иные его современники, Алексей Петрович был напуган былой павловской опалой – два месяца заключения в крепости, отставка и ссылка... Вот, верно, и осталось ощущение «дамоклова меча», который может обрушиться в любой момент: при государе Александре Павловиче опалы случались гораздо реже, но были куда более неожиданными. В этой ситуации лучше превратиться в «сфинкса»… Впрочем, надо признать, и характер у генерала был отнюдь не сахарный.
     Обо всех зигзагах его биографии рассказывать было бы долго. Ожидалось, в частности, что после Заграничного похода Русской армии Ермолов возглавит Военное министерство. Генерал граф Аракчеев сказал так:
     «Армия наша, изнуренная продолжительными войнами, нуждается в хорошем военном министре… Назначение Ермолова было бы для многих весьма неприятно, потому что он начнет с того, что перегрызется со всеми; но его деятельность, ум, твердость характера, бескорыстие и бережливость вполне бы его оправдали».
     Император предложил ему иное назначение – командиром отдельного Кавказского корпуса, главнокомандующим в Грузию и чрезвычайным посланником в Персию. Кстати, подобное назначение – подальше от Петербурга - многими было воспринято как завуалированная опала. Зато, по словам Антона Антоновича Керсновского, автора «Истории Русской армии», «с прибытием героя Эйлау и Бородина в истории Кавказа началась «ермоловская эпоха» - бесспорно, самая блестящая ее страница».
     …Если обратиться к истории Кавказской войны, то можно узнать, что больше всего в ней мешали… указания из Петербурга. Высокопоставленные столичные чиновники, в любом смысле бесконечно далекие от войны, считали, что Кавказ можно успокоить мирными переговорами и «экономическими методами».
     Генерал Потто писал: «Наши традиционные отношения к завоеванным ханствам и горским народам были фальшивы в самом своем основании… Все наши сношения с мелкими кавказскими владениями носили характер каких-то мирных переговоров и договоров, причем Россия являлась как бы данницей. Большей части не только дагестанских и иных ханов, но даже чеченским старшинам, простым и грубым разбойникам, Россия платила жалованье… В столице считали полудиких горцев чем-то вроде воюющей державы, с которой можно было заключить мирный договор и успокоиться».
     В «Истории Русской армии» рассказано, как, ознакомившись с обстановкой, Ермолов составил план действий исходя из того, что «установить мирные отношения при существующих условиях совершенно невозможно. Надо было заставить горцев уважать русское имя, дать им почувствовать мощь России, заставить себя бояться. А этого можно было добиться лишь силой, ибо горцы привыкли считаться только с силой». Поэтому он поставил за правило не спускать разбойникам ни одного грабежа, не прощать ни одного набега. «Кавказ – это огромная крепость, защищаемая полумиллионным гарнизоном… - сказал генерал. – Поведем же осаду!».
     Ермоловские войска начали планомерное движение к сердцу этой «крепости». В непроходимых лесах прорубались просеки, основывались крепости, уничтожались непокорные «немирные» аулы, а разбойники, не желавшие покориться, уничтожались в бою или вытеснялись в горы…
     ВоюЯ в горах, генерал Ермолов брал на вооружение методы, принятые здесь испокон веку. В частности, взятие аманатов, заложников, которые должны были быть казнены в случае обмана, нарушения или предательства со стороны своих соплеменников. Алексей Петрович считал, что «снисхождение в глазах азиатов – знак слабости, и я прямо из человеколюбия бываю строг неумолимо. Одна казнь сохранит сотни русских от гибели и тысячи мусульман от измены».
     Однако не только огнем и мечом проходил генерал Ермолов по землям горцев, но и претворял в жизнь целую систему мер по благоустройству покоренного края, развитию в нем самоуправления, обеспечению нормальной мирной жизни. Вся его политика сводилась в общем-то к вполне понятному правилу: будь честен, уважай законную власть – и ты будешь жить хорошо, потому как великая Россия будет заботиться о тебе...
     Тем временем жизнь в этой самой России шла своим чередом, императора Александ-
     ра I сменил его брат император Николай I, что и возвестили картечные залпы на Сенатской площади Петербурга 14 декабря 1825 года. И тут в ходе следствия вдруг выяснилось, что многие декабристы очень рассчитывали на поддержку Кавказского корпуса и лично генерала Ермолова. А сам Алексей Петрович, между прочим, не поспешил привести свои войска к присяге новому государю. Вспомнились также отдельные его слова и замечания. К тому же Кавказский корпус резко отличался от всей прочей Русской армии, в которой тогда главенствовали муштра и шагистика… А здесь сформировался особенный тип русского воина – самостоятельного, инициативного, отважного, предприимчивого. И вообще в России мирного времени правители не жаловали популярных военачальников, всегда подозревая в них какую-то потенциальную угрозу.
     Так что в 1827 году Ермолов был уволен со службы «по домашним обстоятельствам»…
     Генерал оставил Кавказ, но там еще долго жила память о нем и славной «Ермоловской эпохе», отразившейся не только в солдатских преданиях, но и в стихах лучших наших поэтов.
     «Но се, восток подъемлет вой!..
     Поникни снежной головой,
     Смирись, Кавказ, -
     идет Ермолов!»
     – писал Пушкин.
     Между прочим, «когда по окончании турецкой войны 1829 года перед отъездом с Кавказа графа Паскевича разнесся слух, что главнокомандующим опять будет Ермолов, горцы заблаговременно приготовили аманатов», - свидетельствует автор «Кавказской войны». Так что мог бы еще Алексей Петрович навести в горах должный порядок...
     «Прибыв в Москву, Ермолов посетил во фраке дворянское собрание, - свидетельствует Денис Васильевич Давыдов. – Приезд этого генерала, столь несправедливо и безрассудно удаленного со служебного поприща, произвел необыкновенное впечатление на публику; многие дамы и кавалеры вскочили на стулья и столы, чтобы лучше рассмотреть Ермолова, который остановился в смущении у входа в залу. Жандармские власти тотчас донесли в Петербург, будто Ермолов, остановившись насупротив портрета государя, грозно посмотрел на него!!!»
     Читаешь эти строки и видишь нечто созвучное с опалой маршала Г.К. Жукова: что сказал, как глянул… Впрочем, если в ХХ столетии опала провожала былых кумиров до самой могилы, то в веке XIX государи мыслили более рационально. Приехавший в 1831 году в Москву Николай I не только пригласил Ермолова к себе, беседовал с ним наедине, но даже самолично надел на него эполеты, так как генерал был в «отставном» мундире без эполет.
     «Я хочу всех вас, стариков, собрать около себя и беречь, как старые знамена», - сказал Ермолову Николай Павлович. Между тем «старику» было всего 54 года. (Для сравнения: М.И. Кутузову, когда он принял армию в 1812 году, - почти 65). Но для 35-летнего императора Алексей Петрович представлял совершенно иную, чуждую его пониманию эпоху. Генерал был назначен членом Госсовета, стал членом совета по преобразованию… карантинного устава.
     Кстати, вскоре, в 1833 году, Алексей Петрович был переименован из генералов от инфантерии в генералы от артиллерии. Чин того же уровня, но гораздо более редкий, а потому и более почетный… Добавим, что он имел все российские ордена высших степеней, Св. Георгия II степени, две золотые шпаги «За храбрость» с алмазами.
     «Государственная» деятельность Ермолова завершилась довольно скоро – в 1839 году. Почувствовав, что он является именно «старым знаменем», лишь украшающим заседания Госсовета, а не человеком, решающим жизненно важные вопросы, Алексей Петрович «просил увольнения от присутствия». Он возвратился в Москву, где вновь засел за свои «Записки», начатые еще в 1818 году и увидевшие свет только после смерти генерала.
     Это был очень интересный, но, скажем, достаточно сложный и противоречивый документ, что в первую очередь объясняется характером Алексея Петровича...
     Ладно, что бы кто ни писал в своих книгах о себе – его все-таки судят другие. Очень показательно, что когда плененный имам Шамиль – герой уже последующего этапа Кавказской войны - был привезен в Москву и его спросили, что он желает здесь увидеть, он отвечал: «Прежде всего – Ермолова». Они встретились и имели долгую беседу…
     «Великодушие, бескорыстная храбрость и правосудие – вот три орудия, которыми можно покорить весь Кавказ, - писал Казем-Бек, мусульманский ученый, - одно без другого не может иметь успеха. Имя Ермолова было страшно и особенно памятно для здешнего края: он был великодушен и строг, иногда до жестокости, но он был правосуден, и меры, принятые им для удержания Кавказа в повиновении, были тогда современны и разумны».
     На этом мы и завершим свои исторические наброски.


Назад

Полное или частичное воспроизведение материалов сервера без ссылки и упоминания имени
автора запрещено и является нарушением российского и международного законодательства Rambler's Top100 Service Aport Ranker