СЛОВА, вынесенные в заголовок, взяты из рескрипта российского императора Николая I и обращены к вице-адмиралу Нахимову, одержавшему в 1853 году блистательную победу над турецким флотом при Синопе. Ни сам самодержец, ни награждаемый им орденом св. Георгия II степени вице-адмирал не могли тогда знать, что на пороге была Крымская война, которая по-разному завершит земные судьбы обоих: овеет бессмертной славой имя адмирала и обрушит державное самомнение царя, погребая его самого под обломками. И многоточие в заголовке, поставленное вместо начертанных в рескрипте слов "новой победою", история заполнит иным, более героическим и более трагическим содержанием. История - она ведь не механический, не фатально кем-то предначертанный процесс. Будущее в ней: и в судьбе человека, и в судьбе державы - всегда вырастает из, казалось бы, обыденного прошлого и быстротекущего настоящего. Любое. И в области человеческого духа тоже.
     О первой Севастопольской обороне, героизме и мужестве защитников этой колыбели Черноморского флота, заложенной и выстроенной руками русских матросов, написано много. Даже сейчас, когда историческое беспамятство стало модным поветрием, героев Севастополя, над которыми, словно душа, витает образ и имя Нахимова, помнят все уважающие себя соотечественники. Но и мужество, и стойкость, и честь защитников Севастополя возникли не вдруг, не только как проявление вневременных глубинных свойств национального характера, но и были воспитаны временем.
     - В конце 20-х годов XIХ века православная Греция восстает против султана. Порта в ответ принимает жестокие карательные меры. Европейцы сострадают "эллинам". На помощь восставшим отправляются добровольцы, среди которых и павший в Греции лорд Байрон. Стремительно возникает антитурецкий тройственный союз России, Англии и Франции. Внешне - это благородный отзыв на страдания греков, по существу каждая сторона отстаивает собственные геостратегические интересы. В Средиземное море с Балтики отправляется русская эскадра под командованием контр-адмирала Л.П. Гейдена, который держит флаг на корабле "Азов". Кораблем командует М. П. Лазарев, а лейтенант Нахимов командует на нем батареей. Три союзные эскадры объединяются и в Наваринской бухте атакуют объединенный турецко-египетский флот. Главную тяжесть баталии приняли на себя русские корабли, действовавшие непосредственно против турецкого флота под огнем его и береговых батарей на дистанции пистолетного выстрела. Вода кипела от ядер. Свистела картечь. Рушились мачты. Горели обшивки и паруса. Шла боевая смертная мужская работа. Бой завершился полным paзгромом турок. Нахимов командовал орудиями на баке и удивлялся потом, что остался цел. Наградой ему станет звание капитан-лейтенанта, орден св. Георгия 4-го класса и назначение командиром на отнятый у турок корвет, переименованный в "Наварин". Война завершится в 1829 году Адрианопольским миром, по которому Черноморское побережье Кавказа от устья Кубани до Поти станет российским.
     Был в этой войне и такой частный, казалось бы, эпизод.
     Летом 1829 года адмирал Грейг донес Николаю I рапортом о подвиге брига "Меркурий", выдержавшего 14 мая трехчасовое сражение с двумя линейными кораблями турок на виду всего неприятельского флота, неожиданно появившегося в Черном море. Командир брига капитан-лейтенант Казарский приказал прибить Российский флаг к мачте, чтобы ни в коем случае не могло быть речи о сдаче. Офицеры поклялись, что тот из них, который останется в живых последним, воспламенит крюйт-камеру пистолетом и взорвет бриг. Николай I написал на рапорте: "Капитана-лейтенанта Казарского произвести в капитаны 2 ранга, дать Георгия 4-го класса, назначить в флигель-адъютанты с оставлением при прежней должности, а в герб прибавить пистолет. Всех офицеров - в следующие чины, и у кого нет Владимира с бантом, то таковой дать. Штурманскому офицеру сверх чина дать Георгия 4-го класса. Всем нижним чинам - знаки отличия военного ордена и всем офицерам и нижним чинам двойное жалованье в пожизненный пенсион. На бриг "Меркурий" - Георгиевский флаг".
     Так награждали русские цари за проявленное в бою мужество. Одновременно с донесением о подвиге "Меркурия" получено было и известие о позорной сдаче фрегата "Рафаил", командир которого капитан 2 ранга Стройников спустил флаг при встрече с турецким флотом. Николай I назначил комиссию для разбора обстоятельств, побудивших Стройникова к сдаче фрегата. Указ заканчивался словами: "Уповая на помощь Всевышнего, пребываю в надежде, что неустрашимый флот Черноморский, горя желанием смыть бесславие фрегата "Рафаил", не оставит его в руках неприятеля. Но когда он будет возвращен во власть нашу, то, почитая фрегат сей недостойным носить флаг российский и служить наряду с прочими судами нашего флота, повелеваю вам предать оный огню".
     25 лет спустя в Синопском сражении царское распоряжение это выполнит вице-адмирал Нахимов. Фрегат "Рафаил", переименованный турками в "Фазали-аллах", будет зажжен выстрелами флагманского корабля "Императрица Мария" и взлетит на воздух.
     В 1834 году в Севастополе воздвигнут памятник Казарскому и экипажу брига "Меркурий" с надписью "Потомству в пример". Пример этот будет востребован очень скоро, когда бывшие coюзники, как это случалось с нами не раз, превратятся во врагов.
     ГЕРОИ, чьи имена становятся легендарными, с течением времени наделяются потомками какими-то исключительными качествами. Это понятно и, наверное, правильно, но порой полезно напомнить, что в жизни большой взлет начинается с земли, с малого.
     Нахимов родился в русском захолустье, в селе Городок Вяземского
     района Смоленщины в поместье отца, отставного к тому времени майора. До моря оттуда хоть месяц скачи - не доскачешься Но море, видимо, как и небо, поселяется в душах российских мальчиков само, и они уходят из родительских домов на этот зов, оставаясь верными ему до конца. Недорослем 11 лет Павел Нахимов подает прошение о зачислении его в гардемарины - в Морской шляхетский корпус. Вакансий поначалу не было, и кандидатский срок затянулся до двух лет. Учеба была нагрузочной, жизнь -суровой, средством воспитания нередко служили розги. Среди однокашников Нахимова - декабрист Дмитрий Завалишин и автор толкового словаря Владимир Даль. Некогда любимое детище Петра, при Александре I флот бедствовал. Чиновники урезали деньги, необходимые на флотские нужды, корабли плесневели в гаванях и плавали в основном по "Маркизовой луже", как заглаза по титулу флотского министра маркиза де Траверсе называли Невское взморье. Гардемаринов учили ходить под парусами при разных направлениях ветра.
     В 1815 году Павел Нахимов сдает экзамен на мичмана и получает назначение во флотский экипаж. Флотские жили бедно. Мичман получал 600 рублей ассигнациями в год. Столичные цены были высоки, а кронштадтские - еще вдвое выше. Большая часть жалования уходила на сапожников и портных - обмундировывались за свой счет. Ради экономии селились артельно и питались общим котлом. Но бедность русского моряка вовсе не была помехой профессиональной гордости. В ушах и сознании входившего в жизнь поколения звучала победная канонада 1812 года. И более всех будоражила тогда молодые умы идея кругосветных плаваний. Уже совершили свое знаменитое плавание Крузенштерн с Лисянским. На шлюпах "Восток" и "Мирный" прорвались к Антарктиде Беллинсгаузен и Лазарев. Пришел черед и Нахимову. В марте 1822 года он был назначен на фрегат "Крейсер", а в июне фрегат был послан для охраны берегов русской колонии в Северной Америке. Фрегатом командовал уже огибавший земной шар М. П. Лазарев. Плавание оказалось долгим и трудным, русских моряков испытывали штормами и Атлантический, и Индийский, и Тихий океаны. Только через три с лишним года "Крейсер" возвратился в Кронштадт. Нахимов получил за это плавание очередное звание лейтенанта и орден св. Владимира 4-й степени с бантом. И отпуск домой. Отпуск начинался 13 декабря 1825 года. На другой день, когда выехавший из Кронштадта Нахимов скорее всего был в столице, декабристы вывели войска на Сенатскую площадь.
     У БИОГРАФОВ адмирала всегда возникал большой соблазн как-то связать между собой эти события. Но заговорами Нахимов не увлекался. Его образом мысли и образом жизни всегда оставалось одно: морская военная служба. И когда он получает известие о предполагаемом переводе его в Гвардейский флотский экипаж, Нахимов предпринимает все, чтобы избегнуть этого назначения. Куда угодно - только не в этот экипаж. Почему? Может, потому, что ему милей была палуба корабля, чем столичные паркеты. А может, из молчаливой солидарности с теми, кто в составе этого экипажа вышел на Сенатскую и теперь находился под следствием. Ведь это их должности в Гвардейском экипаже вдруг оказались вакантными. Как бы то ни было, Нахимова отправляют в Архангельск, где на Соломбальских верфях строятся новые русские военные корабли. Начальником у него - вновь М. П. Лазарев.
     Именно здесь, на Севере, молодого флотского лейтенанта впервые и единожды настигает любовь. Человек по натуре скрытный и самоуглубленный, Нахимов оговаривается об этом чувстве лишь однажды, не называя адресата. Что произошло дальше - неясно, но собственной семьи у Павла Степановича не было никогда.
     Потом был Наварин. В 1834 году назначенный командующим Черноморским флотом адмирал М.П. Лазарев забирает Нахимова к себе, где уже в звании капитана 2 ранга он вступает в командование кораблем "Силистрия", поселяясь в Севастополе. На Кавказе продолжается война с горцами: русские войска покоряют немирное Закубанье, а Черноморский флот поддерживает их с моря. Препятствуя возможному десанту турок на Черноморское побережье, Нахимов, командуя эскадрой, громит турецкий флот в Синопской бухте. Подкрепленная царским рескриптом и громкой молвой, к нему приходит слава выдающегося русского флотоводца. О чем еще мечтать бывшему гардемарину? Возраст перевалил за полвека, здоровье скрипит, как потрепанный бурями такелаж, удачная флотская карьера благополучно близится к завершению...
     НЕ ЗНАЮ города более прекрасного, чем Севастополь. Более чистого нравом, более одухотворенного воинской честью. Более сродненного с морем, чем он, где порою кажется с высоты, что корабли вослед за изгибами бухт ходят по городским улицам. Более повязанного за последние два с лишним столетия с нашей историей. Более героического, политого русской и вражеской кровью не менее поля Бородина, и более трагического, чем он, по судьбе.
     На главной площади его спиной к Графской пристани с неизменной подзорной трубой в руке стоит бронзовый Нахимов. Он жил неподалеку, на берегу, в холостяцком жилище, из окон которого был виден рейд. А на подоконнике постоянно лежала подзорная труба. Отсюда он уводил эскадру на Синоп. Сюда возвратился со славой, уже понимая тогда, что эра парусного флота прошла, и ему не устоять против более скоростных и маневренных пароходных кораблей. Оно так, но слишком долго поворачивается к новому Россия. Жил службой. Не терпел, когда к нему обращались по званию - только по имени-отчеству. Современники говорили о его "могучей породистой симпатии к русскому человеку", "горячем сочувствии к своему народу". Не чинясь, приходил на именины сослуживцев или крестины детей своих подчиненных. Постоянно вникал в быт матросов, нещадно карая охочих до воровства интендантов.
     А новая война уже приближалась к Севастополю. В сентябре 1854 года Нахимов вместе с начальником штаба флота вице-адмиралом В.А. Корниловым, поднявшись на Башню Ветров, что возвышалась тогда над Севастопольской морской библиотекой, наблюдают, как на горизонте вырастают дымы парового флота союзников: французов и англичан. Этот объединенный флот, обойдя Севастополь, высаживает сухопутный десант в Евпатории.
     B бездарном сражении при реке Альме русские войска под началом князя А. С. Меньшикова, "главнокомандующего военно-сухопутных и морских сил, в Крыму находящихся" терпят поражение, и только нерешительность мешает неприятелю на плечах отступавших русских войск ворваться в Севастополь. Город-то, укрепленный со стороны моря, не имел укреплений со стороны суши - все предложения на этот счет на протяжение нескольких десятилетий самоуверенно отвергались царем. Оборона Севастополя поначалу ложится на плечи двух замечательных и храбрых людей - Корнилова и Нахимова. Оба - в одном и том же звании вице-адмиралов. Нахимов старше на три года. Но он командует эскадрой, а Корнилов - начальник штаба флота. Меньшиков назначает Корнилова начальником Северной стороны, а Нахимова - Южной, как бы разграничивая их полномочия. На обеих направлениях спешно возводятся оборонительные сооружения. Но два начальника в такой ответственный момент - много, и Павел Степанович на военном совете выражает готовность безоговорочно подчиняться Владимиру Алексеевичу, явив этим мудрость старшего и восстанавливая совершенно необходимое в воинских делах единоначалие.
     Встал вопрос о том, как быть с флотом. Альтернатива была простой: либо выйти в море и дать противнику заведомо проигрышный бой, либо затопить корабли у входа в бухту, перекрывая возможность войти в нее, а экипажи кораблей и снятые с них орудия направить на оборону города с суши. Пылко понятая честь и объективная военная целесообразность как бы вступали здесь в противоречие. Корнилов на военном совете высказался за сражение. Нахимов имел противоположное мнение, но промолчал, не желая подтачивать единоначалие. Корабли были затоплены.
     Не стану напоминать здесь всех подробностей знаменитой Севастопольской обороны. Они запечатлены и на страницах книг, и на холстах художников, и в анналах отечественной истории. Рассказывать о бомбардировках, штурмах, госпитале Пирогова, гибели Корнилова, о том, как произведенный в полные адмиралы Нахимов возглавил оборону и в ответ на доставленную ему царскую награду, не стесняясь, воскликнул: "Лучше бы они мне бомб прислали!" Это было главное дело его жизни, его трагический и звездный час, его подвиг. Добавлю лишь несколько человеческих штрихов к его общеизвестному портрету.
     Нахимов бывал на боевых позициях ежедневно. Его постоянно упрекали в безрассудной храбрости. А он продолжал ходить по бастионам, не кланяясь пулям, в далеко заметном адмиральском мундире. На настойчивые пожелания сослуживцев как-то маскироваться, чтобы не привлекать внимания противника, Нахимов неизменно отвечал: "Мне кажется, что морской офицер должен быть до последней минуты пристойно одет". Это был для него неотъемлемый элемент флотской воинской чести. Он не раз был ранен, контужен, не раз лично поднимал обороняющихся в штыки. Штуцерная пуля настигла его 28 июня 1855 года на Корниловском бастионе Малахова кургана. Прах адмирала доныне покоится во Владимирском соборе Севастополя рядом с прахом его товарищей, соратников и сослуживцев: М.П. Лазарева, В.А. Корнилова и В.И. Истомина.
     Принято говорить, что герои не умирают. Наверное, так, если иметь в виду бессмертие исторической памяти. Но память эта воистину жива лишь тогда, когда переходит в сознание вновь восходящих поколений. А оно переменчиво, это сознание, от которого впрямую зависит будущее России. И потому вновь и вновь следует напоминать российским юношам о таких героях и людях, как Павел Степанович Нахимов, ставя эпиграфом к этому напоминанию уже знакомую нам надпись: "Потомству в пример".