Формулировка «пропал без вести» коснулась тысяч и тысяч бойцов и командиров. Братские рвы и неизвестные могилы составляют абсолютное большинство воинских захоронений. Время, к сожалению, безжалостно. Вернуть имена и поныне непогребенным становится все труднее. Дело в том, что опознать павшего советского солдата времен Великой Отечественной практически невозможно.
     Наше бессилие в идентификации огромного числа таких людей можно объяснить только хроническим невниманием к этой проблеме как в довоенный период, так и в последующее время. Идентификация останков военнослужащих всех армий мира, как правило, проводится по личным опознавательным знакам. Другого, более надежного способа еще не придумали. Ищут солдатские медальоны наши поисковики. По исследованию историко-архивного поискового центра «Судьба» Ассоциации «Военные мемориалы», из десяти погибших военнослужащих Красной Армии по медальонам удается опознать только двоих (из десяти военнослужащих вермахта — восемь, девять). Значит, родственникам остальных восьми так и не суждено будет узнать, где находится могила дорогого им человека. Даже приблизительно: в похоронках не считали нужным сообщать место гибели. Будь они, солдатские медальоны, у каждого погибшего, не существовало бы и бескрайнего списка без вести пропавших. Проблема, которой могло не быть, выросла на пустом месте. Но вместе с запущенным персональным учетом она имеет одни общие корни — безответственное отношение к погибшим.
     НАША СПРАВКА. Появление первого опознавательного медальона в истории Российского государства относится к последним дням существования царской империи. Военный министр генерал от инфантерии Беляев подписал специальный приказ: «Государь Император в 16-й день января 1917 года высочайше повелел установить особый шейный знак для опознания раненых и убитых, а также для отметки Георгиевских наград нижних чинов по предлагаемому при сем чертежу. С таковой высочайшей воли объявляю по военному ведомству с указанием, что знак должен носиться под мундирной одеждой на снурии или тесьме, надетой на шею, а вложенная в него запись должна быть отпечатана на пергаментной бумаге». Шейный знак представлял ладанку с находящимся внутри бланком, размером с трамвайный билет. Военнослужащему предстояло бисерным и желательно каллиграфическим почерком от руки вписать о себе много сведений. Указать свой полк, роту, эскадрон или сотню, звание, имя, фамилию, награды, вероисповедание, сословие, губернию, уезд, волость и селение.
     Спустя восемь лет царский шейный знак стал применяться в Рабоче-Крестьянской Красной Армии как документ, удостоверяющий личность, и для установления личности — по приказу № 856 Реввоенсовета. С его бланков исчезла «ять», и он стал именоваться «солдатский медальон».
     Медальоны на фронте называли смертными и заполняли не все. Поверие было: если заполнишь свой медальон, то приговариваешь себя к смерти. Поэтому особо суеверные чаще всего в них хранили нитки с иголками. Но даже заполненный медальон на поверку часто оказывался бесполезным. А дело вот в чем. В полости солдатского медальона образца 1941 года солдат или офицер хранил два бланка с личными биографическими данными. Если он погибал, то один экземпляр должна была изъять похоронная команда — в штабе части таким образом фиксировались потери и составлялись их списки. Ну а второй полагалось оставить в медальоне при погибшем. В условиях боевых действий это требование практически не выполнялось. Медальон у погибшего забирали целиком. И... безымянных становилось на одного больше.
     Не стоит здесь винить кого-то в безалаберности или некомпетентности. Инструкция нарушалась прежде всего из-за сложного использования табельной вещи, кстати, не совершенной и в других смыслах. Чтобы медальон изъять у погибшего, требовалось произвести очень много действий. Во-первых, найти его в одном из карманов, снять винтовую крышку футляра, извлечь один из бланков, оставив при этом другой, снова закрыть и, наконец, вложить снова в карман. Длинную «процедуру», особенно под огнем, соблюсти было практически невозможно.
     Найденные «нераспечатанные» медальоны для нынешних поисковиков - счастливый случай. И головная боль тоже. Накопленный за десятилетия пластмассовой емкостью конденсат беспощаден к записям на бумаге. Еще больше бланки страдали в деревянных и металлических капсулах. А ведь кто-то еще использовал и винтовочные гильзы! Поисковики из областей едут в Москву, в Ассоциацию «Военные мемориалы», где расшифровывают утраченные «весточки» с войны. К сожалению, даже у них получается это не всегда. Кстати, в армиях иностранных государств опыт создания такой незатейливой вещи, только более практичной и функциональной, к сороковым годам имелся уже немалый.
     Так, в Германии с конца XIX века каждый военнослужащий уже владел личным опознавательным знаком, который в период с первой мировой войны по вторую претерпел более трех изменений. К сороковым годам у немцев была своя отлаженная система по учету и опознанию погибших. Личный опознавательный знак солдату вермахта выдавался сразу же по призыву в запасную часть. Нет необходимости говорить о том, как берег die Erkennungsmarke пунктуальный немец.
     Алюминиевая или оцинкованная пластина овальной формы носилась на шнурке на шее и состояла из двух равных сегментов с выбитой на них одинаковой информацией, обозначающей номер знака, сокращенное наименование воинской части, выдавшей знак, и группу крови. Эти данные также воспроизводились во всех личных документах, кроме того, в каждой части составлялись их точные списки. Копии списков заводились в WAST (Германском Бюро по учету военных потерь и военнопленных).
     Обе половины овала при необходимости могли быстро и легко разъединяться. В условиях боя и в затишье на передовой погибший всегда оставался со своими реквизитами на шее, как, впрочем, и с боевыми наградами на груди. Отломанная половина вместе с донесением о потерях отправлялась в WAST. Цифры полученного опознавательного знака там сверялись с собственными данными. Тем самым подтверждался факт гибели и фиксировалась очередная конкретная потеря. И только после неминуемых формальностей родственникам сообщалось печальное известие. Естественно, такая система учета исключала всякое дублирование потерь в виде напрасных похоронок, от которых у родителей седели головы.
     Возвращаясь к нашей Красной Армии, приходится с горечью констатировать, что в ноябре 1942 года произошло невероятное событие — вышел приказ НКО СССР «О снятии медальонов со снабжения». Это привело к увеличению и без того огромного числа пропавших без вести военнослужащих. Трудно понять, чем руководствовались авторы необоснованного решения, но если полагали, что с введением по приказу НКО № 330 красноармейской книжки, содержащей все необходимые данные о бойце, надобность в дублировании этих сведений в медальоне отпала, их святая наивность обошлась очень дорого. На фронте выглядело все иначе. С поля боя документы собирали, чтобы те не достались разведке противника. В штабе части на их основании подсчитывались безвозвратные потери. Если книжка красноармейца оставалась с убитым, легко представить, что с ней, с бумагой, могло статься уже через 2-3 месяца.
     Известно, что имена рухнувших вместе с техникой членов экипажа иногда устанавливают по заводским номерам самолета и двигателя. А имена погибших после 1943 года — по номерам боевых наград, у кого, конечно, они имелись. Идентифицированных таким способом солдат могло быть несравненно больше. Однако похоронные команды, следуя положению принятого накануне войны приказа, снимали с окровавленных гимнастерок ордена, медали и вместе с документами также сдавали в штаб части. «Повезло» награжденным погибшим, которых присыпало землей при взрыве, сраженным в болотистой местности, то есть тем, кого свои не нашли.
     Отверженные в самой середине военного лихолетья солдатские медальоны вернулись к рядовому и сержантскому составу Российской армии только накануне второй чеченской кампании. Непродуманное отношение к погибшим проявилось еще в 1994-1996 годах и привело к невозможности достойного захоронения большого их числа. Можно ли забыть скитавшихся в горе по территории республики матерей?
     Прибывая на Северный Кавказ, некоторые подразделения российских войск кустарным способом, кто как умел, изготавливали нечто похожее на то, что мы называем солдатскими медальонами. Однако разобраться с найденными цифровыми данными и другими загадками оказалось непосильной задачей для представителей других подразделений. Централизованный учет таких «домашних заготовок», естественно, никто не вел.
     ...Солдатский медальон — не панацея для армии, любые ее потери определяются уровнем выучки, оснащенности, боевой мощи. Но в боях потери неизбежны. Без современного солдатского медальона проблему безымянности павших не решить.