Дети перемен


     В США сейчас в ходу выражение «дитя десятого сентября», в которое американцы вкладывают смысл типа «отставший от жизни». Однако более правильно, наверное, было бы говорить: «дитя одиннадцатого сентября», ибо чудовищные события этого дня круто изменили жизнь американцев.
     Важнейшим в этой связи является психологический удар, нанесенный американцам. Ведь атаке впервые со времен Перл-Харбора подверглась территория самих США, столица - Вашингтон – вообще не знала нападений с 1812 года. При этом атака была направлена не на стратегические объекты США, которых на территории страны сотни – АЭС, информационная инфраструктура, склады боеприпасов или военные базы. Террористы нанесли удар по символам, которых у Штатов не так уж и много. Собственно Нью-Йорк, Всемирный торговый центр, Пентагон – это все же больше символы, чем объекты. И этот удар вызвал шок, панику мечущегося по стране президента, что как бы свидетельствовало: цель организаторов терактов – «подавить дух американской нации» - была достигнута.
     Однако надо отдать должное государственной пропагандистской машине, которая в считанные дни набрала полный ход. Результат идеологической обработки на ниве патриотизма – сплочение американцев, выразившееся в практически безоговорочной поддержке силового ответа США любому потенциальному противнику, в бешено высоком рейтинге президента Буша – «спасителя нации», готовности принять даже многочисленные жертвы среди американских солдат при проведении операции возмездия, что для США в общем-то не типично. Сюда же укладывается поддержка обществом резкого увеличения и без того самых больших в мире военных расходов (военный бюджет США на 2003 год запланирован в размере более 350 миллиардов долларов против около 300 млрд. в 2002 году). Американцы ради обеспечения собственной безопасности готовы на все. Не вызывают особых возражений даже правительственные программы, принятые администрацией США, которыми предполагается «наблюдение гражданами США друг за другом», по сути – доносы по любому подозрительному с точки зрения некоего гражданина США поводу. Называется эта программа по-американски пафосно: «Система информационного предупреждения терроризма».
     Американцы осознали собственную уязвимость. В рамках общества это априори означало для них только одно – «закручивание гаек» по полной схеме и пересмотр многих жизненных принципов, в том числе и основополагающих. Что, собственно, за прошедший год и произошло. Тотальный контроль со стороны правоохранительных органов, постоянное психологическое давление со стороны власти и СМИ по поводу возможности новых терактов на территории страны, отказ от целого ряда прежних свобод, подозрительность и боязнь всего и вся - вот с чем сталкивается рядовой американец. А если это еще и гражданин США арабского происхождения, то жизнь его за прошедший год превратилась в кошмар...
Особым моментом в уроках 11 сентября, конечно же, остаются действия разведывательных и контрразведывательных органов США. Разразившийся скандал, связанный с тем, что,      мол, спецслужбы знали о готовящихся грандиозных терактах и ничего не предприняли для их предотвращения, вышел на самый высокий уровень, заставив публично оправдываться не только штатных «говорящих голов» администрации Буша-младшего, но и собственно президента. И дело здесь не столько в непрекращающейся внутриполитической борьбе и распределении финансовых потоков «на борьбу с терроризмом», которые хлынули на американские силовые ведомства, сколько в абсолютной неготовности всей военной, разведывательной и технической мощи США предотвратить теракты 11 сентября.
     Как следствие – крупнейшая за всю историю существования реформа силовых структур. Например, у ФБР, чье имя всегда ассоциировалось с борьбой в первую очередь против уголовной преступности, теперь совсем другие приоритеты. Главный из них - «предотвращение терактов, направленных против Америки».
     Объявленную реформу силовых ведомств точнее было бы назвать революцией, настолько масштабны и глубоки эти преобразования. В работе ФБР будет десять приоритетных направлений, причем первая тройка звучит так: защищать США от террористических атак; защищать США от шпионажа со стороны иностранных государств; защищать США от посягательств в электронных сетях и преступлений в сфере высоких технологий. Остальные семь пунктов - традиционные для ФБР сферы: борьба с коррупцией, с транснациональной и национальной мафией, тяжкими уголовными и серьезными служебными преступлениями, защита гражданских прав. Вместе с тем в структуре ФБР - для усиления его аналитического потенциала - создается разведывательный отдел во главе с кадровым сотрудником ЦРУ. В ближайшие задачи ФБР входит создание «летучих групп» - мобильных подразделений, состоящих из экспертов по борьбе с терроризмом. Их задача - координировать расследования, проводимые в США и на международном уровне. Стоит также отметить, что рядовые агенты бюро получают новые полномочия и прежде немыслимую свободу действий. Например, способность самостоятельно, без одобрения Вашингтона, начинать расследования по статье «терроризм», прослушивать телефонные переговоры и контролировать электронную переписку подозреваемых, в число которых может попасть любой.
     Более широкие полномочия получило и ЦРУ. Более того, создается новая суперструктура – министерство национальной безопасности, подробно о которой «Красная звезда» уже рассказывала. Новое ведомство создается не вместо ФБР или ЦРУ, а в помощь уже существующим и действующим спецслужбам. Оно станет центром, который будет анализировать всю поступающую разведывательную информацию и где будут приниматься оперативные решения.
     Реформа всей системы внутренней и внешней безопасности США приведет, видимо, только к разрастанию чиновничьего аппарата и всевластию специальных служб. А там, где появляется тотальный контроль, появляется и возможность с соблазном манипулировать и управлять поведением человека...


     Дипломатия возмездия


     Кошмар 11 сентября, безусловно, принадлежит к числу тех поворотных исторических событий, которые вообще многое меняют - в мироощущении, в общественной психологии, политике национальной безопасности и т.д. Зияющий пролом в американской мечте, в которой безмятежных мотивов всегда было в избытке, в одночасье всосал в себя, будто пыль, массу легкомысленных представлений о защищенности Америки. Перед потрясенными обитателями “заповедника счастья” мир предстал состоящим в большей мере из парадоксов, чем из непреложных истин. В нокдаун Америку послало не какое-то там соперничающее с ней сверхгосударство, не равновеликая военно-технологическая мощь, а смертники-невидимки, коим наплевать на систему ПРО или высокоточное оружие. Главным образом в этом и был заключен эффект “морального опущения” богатейшей и сильнейшей нации: чума на бреющем полете пролетела, город почернел от горя, бесы растворились во мраке, неведомо в каком углу захохотал Сатана, а по всей стране в единой симфонии прозвучали звуки набата и траурной мессы.
     Американская общественность в своем развитии всего за несколько дней (если не часов) заметно продвинулась к пониманию того, что национальный эгоизм должен иметь какие-то пределы. Что он должен быть ограничен логикой общих усилий в нейтрализации глобальных угроз. К сожалению, этот сдвиг в национальном сознании не оказал решающего воздействия на внешнеполитическую практику администрации США. В своей сущности она не изменилась, осталась такой же самоуверенной, порой надменной. Но если в первые недели после трагедии международное сообщество, потрясенное случившимся и спонтанно сплотившееся в борьбе с терроризмом, прощало старые грехи заокеанскому лидеру, то спустя известное время оно перестало одобрительно кивать, наблюдая тот знакомый американский напор, от которого бывает не по себе даже ближайшим союзникам.
     Упреки в адрес США известны. Среди них - отказ Белого дома подписать Киотский протокол о парниковом эффекте, сохранить соглашение по ПРО, присоединиться к запрету противопехотных мин, ну и, конечно же, намерение силой сменить правящий режим в Ираке. Концепция превентивных ударов расходится с европейскими (и не только европейскими) представлениями о мировом порядке, в основе которого должны быть универсальные для всех правила, а не безбрежная свобода в назначении ответственных за теракты и в выборе мер их наказания. Европейцы (и не только они) считают, что демократическая законность проистекает от воли международного сообщества, которая должна стоять над волей любого отдельного его субъекта. Это очень важный момент в понимании радикально изменившейся после “холодной войны” ситуации.
     Отношения США с арабским миром - разговор особый. В огромном сырьевом регионе исторически сложилось внутреннее отторжение Америки как глобальной силы, понуждающей здешние правящие круги следовать ее курсу. С годами и десятилетиями сформировались некоторые общие для арабских стран оценочные и поведенческие стереотипы, когда речь заходит о давлении со стороны Соединенных Штатов. “Я не марионетка Вашингтона”, “Моя страна не американская бензоколонка” - эти и другие подобные высказывания обрели здесь афористическое звучание. И хотя здешние элиты смотрят на заокеанскую сверхдержаву не глазами широких слоев, за внешне выражаемой лояльностью принцев и шейхов часто скрываются недоверие и подозрительность. По большому счету между верхами и низами существует согласие в отношении к американскому влиянию как чужеродному.
     Так что американской дипломатии приходится действовать на таком вот вязком для себя поле, скрупулезно просчитывая “на местах” положительные и отрицательные факторы. С одной стороны, эмиссары из США видят, что экстремизм тех же талибов широко презираем в мусульманских массах. С другой - для них столь же очевидно неприятие военной кампании в Афганистане.
     С одной стороны, так называемые умеренные режимы в странах Персидского залива “не любят” Саддама Хусейна за его чрезмерную заостренность на противодействии Вашингтону. С другой - они выражают серьезное беспокойство планами военной интервенции в Ирак, хорошо понимая, что за раздутой до неимоверных размеров опасностью со стороны Хусейна стоит все то же желание США контролировать рынок энергоносителей.
     В арабских столицах говорят: пусть лучше американцы приложат побольше усилий для устранения политических причин терроризма, имея в виду прежде всего урегулирование конфликта на Ближнем Востоке. Пусть добьются успеха в примирении евреев и палестинцев - вот тогда они покажут свою настоящую силу. Сделать же это они, мол, смогут только тогда, когда научатся отличать оголтелую демагогию главарей “Аль-Каиды” и ей подобных организаций от “нормального” антиамериканизма, в основе которого лежат по большей части социально-экономические причины.
     Ничего не скажешь, основательная логика. При этом, заметим, она имеет достаточно универсальное применение. Стоит лишь присмотреться к другим сферам приложения американской внешней политики, как можно обнаружить именно такое общее ее проявление. То есть это вообще характерно для политики США - мешать все в одну кучу. И бандитов с террористами, и откровенных неприятелей американского образа жизни, и тех, кто просто поступает по-своему, невзирая на принятые в Америке внешнеполитические стандарты.
     Короче говоря, американцы ведут себя неразборчиво и грубо, когда, вместо того чтобы способствовать консолидации усилий против терроризма, плодят для самих себя новых врагов и недоброжелателей.
     Памятное выступление президента Буша в начале этого года с посланием “О положении страны”, когда он назвал ряд известных стран “осью зла”, в этом плане очень показательно. Оно продемонстрировало, что администрация США бросается в крайности, забывая о сказанном ранее. В частности, речь о том, что в отношении Северной Кореи за полгода до упомянутого послания Вашингтон собирался предпринимать шаги, которые бы “без всяких условий” вовлекали эту страну в переговорный процесс. То есть был явный зигзаг, который далеко не лучшим образом характеризует способность следовать намеченной стратегической линии. Хотя, согласно не раз заявленным стратегическим установкам, урегулирование на Корейском полуострове входит в число приоритетов американской дипломатии, которая по идее соответствует проводимой Южной Кореей политике “солнечного тепла”.
     Из отмеченных выше и других подобных фрагментов поведения США на мировой арене в целом складывается образ не очень последовательного, зато весьма своенравного и честолюбивого “хозяина положения”. В критические мгновения истории, когда все собирается и сжимается вокруг ведущей силы, такой образ, может быть, и не вызывает неприятия. Но мгновения стресса проходят, и возвращается более-менее нормальный ход вещей. И тогда “семья народов”, переведя дух и осмотревшись, предъявляет к сидящему во главе стола повышенные требования. Она внятно проговаривает свое несогласие с чрезвычайщиной там, где требуется кропотливая дипломатия.


     Россия и международный терроризм


     В каком-то смысле воздушная атака террористов на Манхэттен и Пентагон возымела на США такое же воздействие, как и бомбардировка японской авиацией Перл-Харбора в 1941 году. К этой аналогии обращались многие. Как в том, так и в другом случае Америка инстинктивно потянулась к России, почувствовав в ней достойного союзника в борьбе с общим врагом. Получив 11 сентября удар под самое сердце, американцы по-другому посмотрели в ту сторону, где, по их мнению, происходила одна из многих на планете войн за независимость. В сторону Северного Кавказа. То есть они посмотрели более пристально, заметив явную связь между “бунтовщиками-сепаратистами” и исламскими террористическими организациями, держащими в напряжении весь мир. Новое впечатление не могло не внести поправок в бытующие представления на разных общественных уровнях. Соответствующие коррективы были внесены и в политику, хотя и не очень существенные. В итоге Вашингтон по-прежнему не склонен ставить знак равенства между терактами против Америки и терактами против России. Первые, ясное дело, “более террористические”, чем вторые.
     Отсюда, собственно говоря, и растут ноги пресловутого двойного стандарта. Если “Аль-Каиду” характеризуют как бесовскую секту, которую следует попросту стереть с лица земли, то чеченских головорезов причисляют хоть и к преступникам, но все же с “протестантской” окраской.
     Если против бен Ладена позволительно бросать авиацию и флот, которые крушат все подряд своими “точечными” ударами, то чеченских бандитов следует умиротворять, дабы они не разозлились пуще прежнего и окончательно не превратились в отряд международного терроризма.
     Россия, таким образом, как была, так и осталась объектом упреков за чрезмерную жестокость в подавлении терроризма. Но, может быть, упрекающие делают это как-то ловчее и мягче? Пусть научат, покажут на примере. Нет, не могут подать такой пример. А Россия, между прочим, уже почти десятилетие ведет настоящую войну с террористами. Она привлекает к этому других, целенаправленно добиваясь реального взаимодействия в этой войне со своими соседями. Существует принятая в 2000 году Программа государств - участников СНГ по борьбе с международным терроризмом и иными проявлениями экстремизма. Есть решение о создании Антитеррористического центра СНГ. Худо-бедно, но работа идет. Она сдерживает новые проявления воинствующего экстремизма. Этой подвижке дать бы разгон, вывести ее на более широкий уровень международного сотрудничества. Однако вместо встречного движения европейских партнеров мы слышим призывы к осторожному обращению с национальными движениями.
     Глухота иных праведников, сочувствующих мусульманским движениям, иной раз поражает. Им говорят: в Чечне ловят уголовников, а не мусульманских робин гудов. Там орудует такая же международная террористическая мафия, как и в Афганистане. Причем тут “зеленые знамена”? Не доходит. Праведники - свое: Путин ловко разыграл карту общей борьбы с террором, воспользовавшись “фактором 11 сентября”.
     “Как подавить мятеж воинствующих исламистов, не вызывая при этом недовольства местного населения и не провоцируя поддержку извне?” - спрашивает солидная газета “Интернэшнл геральд трибюн”. И в самом деле - как?! Как сохранить собственную территориальную целостность, не позволяя превратить такую территорию, как Чечня, в “первоклассную недвижимость для создания очередного прибежища террористов”?
     Хорошие вопросы. Ответы, впрочем, тоже неплохие. Нам советуют не создавать источников сепаратизма и вести экономические дела так, чтобы не было отсталых национальных окраин, а было сплошное, равномерно процветающее российское пространство. Этакая полная и окончательная победа коммунизма на многострадальной земле. Ввязавшись в дискуссию на данную тему, можно достичь больших успехов в части усвоения теоретических основ правильной национальной политики. Можно наработать гору всяких трактатов о строительстве сытого и безмятежного гражданского общества. И это будет в общем и целом полезная работа ума.
     Но как на практике разоружить бандитов, бегающих по горам и не мыслящих себя с лопатой в руках? Как остановить поток долларов и оружия извне - этот по сути единственный материальный стимул продолжения кровавых диверсий? Эти два вопроса накрепко связаны между собой. И отвечать на них надо соответственно, то есть в увязке.
     Что же касается уступок, умиротворения, переговоров, предоставления автономии на грани государственной независимости, то все это уже было. И чем кончилось - известно. Разнузданными претензиями к федеральному центру, сборами в поход за единый мусульманский Северный Кавказ, массовыми грабежами скота, работорговлей, вооруженным вторжением в Дагестан.
     Для России терроризм не гипотетическая угроза, а жестокая реальность, произросшая из анналов болезненных и каверзных межнациональных сплетений. Отрицать это лицемерно. Но еще лицемернее давать советы, которыми нельзя воспользоваться. Тем более что Россия уже наслушалась разных советов, причинивших ей массу вреда. Но, как потом оказалось, советчики ни при чем.
     “Не учите меня жить, помогите материально”, - говорят у нас. Не декламируйте нам аксиомы, посодействуйте отключению от внешнего мира агонизирующих банд чеченских и иностранных террористов. Это ведь и есть финансовое подавление международного терроризма, о котором договорились высочайшие стороны на последнем саммите “большой восьмерки”.
     Заметим к этому, что международный терроризм - не абстракция, а совокупность вполне реальных сил, которые (каждая по-своему) добиваются поставленных целей. Цель чеченских террористов - кровная месть за ликвидацию криминального государства-паразита. Помочь России в борьбе с “мстителями” хотя уже тем, чтобы не мешать ей в этом, - святое дело. Казалось бы, просто и ясно как день. Однако это только кажущиеся простота и ясность. И России, судя по всему, предстоят еще немалые и длительные усилия не только на полях боевых схваток с террористами. Но и на других полях, где побеждает не автомат, не спецназ, а другое, более изощренное оружие - слово.


     Джихад в эпоху глобализации


     Террористические акты 11 сентября 2001 года в США, организаторами которых объявлена возглавляемая Усамой бен Ладеном «Аль-Каида», привлекли особое внимание мировой общественности к исламу, феномену исламского «борца за веру» - воина-гази, «мученика за веру» - шахида. В мировых СМИ развернулась дискуссия вокруг проблемы мусульманской религии и различных ее сторон.
     Тождественен ли ислам терроризму? Такой вопрос звучит достаточно часто, но его ни при каких условиях нельзя назвать корректным, ибо тождественными могут быть лишь явления одного порядка. В данном же случае, с одной стороны, речь идет об одной из мировых религий, а с другой - о терроре как способе действий определенных экстремистских организаций, выступающих под лозунгом защиты мусульманской религии, ее распространения в мире и построения государства, основанного на нормах исламского права - шариата.
     Исследователи ислама и мусульманские богословы утверждают, что этой религии не свойственна направленная вовне агрессивность, хотя у ее приверженцев более высокая пассионарность. Которая, впрочем, была свойственна, к примеру, и католикам во времена крестовых походов. Тем более не свойственен исламу и такой стоящий вне нравственных законов образ действий, как терроризм. В этом плане весьма показателен один пример из турецкой истории XVI века. Некий авантюрист предложил султану взорвать верфи Венеции. Однако властелин Османской империи, которая в то время вела почти непрерывные войны, отказался, мотивируя это неизбежностью при такой диверсии гибели тысяч невинных людей. Как видим, на предложение осуществления теракта правоверный мусульманин и глава мусульман ответил отказом. История дает достаточно оснований понять, что если в ходе войн (до принятия общих законов ведения боевых действий, а часто - и позднее) массовые насилия творились в отношении представителей иных религий войсками практически всех конфессий, то в мирное время убийство невинного человека чужой веры в традиционном обществе рассматривается как деяние греховное. В полной мере это относится и к исламу.
     Однако вовсе не праздным является вопрос, почему же многие мусульмане идут под знамена тех, кто с легким сердцем посылает их на убийства.
     Отвечая на этот вопрос, немало экспертов сходятся во мнении, что во многом это объясняется произошедшим в относительно короткий исторический промежуток разделением государств на очень богатых и сильных и очень бедных и слабых. Причем свою роль сыграл и распад СССР. Бедные страны третьего мира рассматривали его противостояние с США как возможность для использования ресурсов одной из сверхдержав в качестве платы со союзничество. К тому же защита слабых и всесторонняя помощь в их социально-экономическом развитии были официальным государственным курсом Советского Союза, выгодно отличавшим его от благотворительности США и Западной Европы: Запад мог дать очень много рыбы, а Москва - удочку. Гибель Советского Союза явилась подлинно мировой трагедией. Мировая гегемония США, которая одно время даже рассматривалась некоторыми оптимистами как свидетельство «конца истории», сделала положение мировых бедняков практически безысходным. В силу особенностей исторического развития многие из беднейших стран (к примеру, почти вся зона Сахары) оказались в ареале мирового ислама.
     Именно в этом мире и активизировались силы, которые, мягко говоря, не согласны со сложившимся мироустройством и которые сами стремятся взять под контроль регионы, богатые углеводородными энергоносителями, от поставок которых уже сегодня зависит все сверхпроцветание Запада. Осознавая невозможность достижения поставленной цели легитимным путем (яркий пример - пиррова победа исламистов на выборах 1992 года в Алжире), они выбрали террор, мотивируя свой выбор необходимостью защиты исламских ценностей. За подтверждением далеко ходить не пришлось, ибо на протяжении двух последних веков шла известная «вестернизация» исламского мира. Причем во второй половине XX века этот процесс набрал особую силу, что приводит в ужас приверженцев традиционализма. А на фоне пренебрежения интересами исламского мира со стороны Запада этот ужас трансформировался в ненависть. Поэтому исламистский терроризм связан с религией ислама не больше, чем он связан с влиянием Запада.
     Наивно полагать, будто бы террористы, направившие самолеты на ВТЦ и Пентагон, намеревались таким образом победить США. Нет, удары по американским объектам носят нарочито показной характер и относительно редки. Исламисты стремятся добиться максимального эффекта от их проведения. Эти теракты носят пропагандистский и запугивающий характер. С одной стороны, они действительно помогают исламистам пропагандировать свои идеи и вербовать множество новых сторонников среди тех, кто потерял нравственные ориентиры под давлением глобализации. А с другой - запугивают малодушных, отбивая у них охоту к сопротивлению.
     Террор невозможен в обстановке морального осуждения. Тем не менее в Европе, где партийная борьба и соответственно господство политкорректности вынуждают власти изображать исламистские провокации как реализацию прав исламской общины на выражение собственного мнения (разрешение митинга «торжества ислама», намеченного исламистами «Аль-Мухаджирун» в Лондоне на 11 сентября 2002 г.), а безусловные теракты (взрывы во Франции, убийства полицейских накануне 11 сентября 2001 года) выдавать за несчастные случаи или примитивную уголовщину.
     Так что же в этом смысле исламистский терроризм? Это реакция части исламского общества на кризис, вызванный глобализацией. Кризис вовсе не означает крушения данной цивилизации. Как раз наоборот - он говорит о переходном состоянии общества, которое в своем развитии должно совершить качественный скачок на новый уровень. И в этой ситуации самым страшным становится то, что глобализация, вторгнувшись и в духовную жизнь традиционных обществ, стремительно разлагает ее, выполняя свою «программу» формирования общества потребления. В результате возникает странный гибрид, призывающий к господству норм ислама, но реально попирающий не только исламские, но и любые нормы человеческого общества. Неслучайно многие исламистские террористы, а тем более их лидеры - это люди, хорошо знакомые с Западом, часто даже получившие там образование или хотя бы пожившие в США и Европе.
     В этой ситуации положение России оказывается уникальным. Ряд специалистов утверждают: ожесточенная война исламистских террористов против Москвы является следствием их убежденности в том, что «русские выбрали путь Запада». На это накладывается также стремление ряда государств превратить исламскую общину России в своего «агента влияния». В этой ситуации особо ставится задача межконфессионального раскола российского народа и раздувание вражды между составляющими его нациями и религиозными конфессиями.
     Понятно, что одним из важнейших «противоядий» в борьбе с исламистским экстремизмом является продолжение традиционного для многовековой истории России курса поддержания и сбережения межконфессионального и межнационального согласия. Однако сегодня, в условиях глобализации, одним из факторов, существенно влияющих на внутренние российские проблемы, является отношение к Москве не только Запада, но и других миров, в частности - мира исламского. И здесь важно также сохранение исторической преемственности: и Русь Московская, и Россия Петербургская имели свою собственную позицию в отношении к исламским народам и государствам, которая отнюдь не сводилась к защите интересов Запада. Россия сама много и упорно воевала с соседними мусульманскими государствами, но это почти всегда было ее личным делом, в которое она не вмешивала европейских соседей. И сама она в конфликты Запада с исламским миром не ввязывалась. Сегодня, поддерживая США в борьбе с общим врагом - международным терроризмом, России следует зорко следить за тем, чтобы она не переросла в борьбу за интересы Запада в исламском мире.
     Гранича с мусульманскими государствами, имея в числе своих сынов миллионы мусульман, Москва может с полным основанием, перефразируя знаменитое изречение Пальмерстона, сказать: у меня нет вечных союзников, но есть вечное сосуществование с миром ислама.