Из воспоминаний генерала армии С.М. Штеменко:

     - В Оперативное управление Генштаба я был зачислен сразу после окончания Академии Генерального штаба в 1940 году. С грустью подумал, что больше не придется командовать частью так полюбившихся мне «броненосцев» Т-35. Однако написанный мною рапорт не направлять меня в Генштаб остался без положительного решения. Поняв, что плетью обуха не перешибешь, я нехотя стал осваивать свои новые обязанности.
     Хорошо помню, как с началом Великой Отечественной в Генштаб возвратился маршал Б.М. Шапошников. В работе Оперативного управления и Генштаба в целом установился более четкий ритм. Борис Михайлович и наш начальник управления генерал-лейтенант А.М. Василевский получили возможность сосредоточиться на крупных вопросах, глубже анализировать обстановку. Ежедневно один-два раза они ездили с докладами в Ставку. Все остальное с успехом выполнялось в отделах.
     В частности, наш отдел, ведавший ближневосточным театром военных действий, нес основное бремя забот, связанных с пребыванием в Иране трех наших армий, введенных туда по предложению англичан в августе 1941-го.
     За обстановкой в Иране внимательно следил Верховный Главнокомандующий, и на мне лежала обязанность систематически докладывать о ней маршалу Б.М. Шапошникову, чтобы он в любой момент мог доложить И.В. Сталину.
     Борис Михайлович был обаятельным человеком и к таким, как я, молодым тогда полковникам, относился с истинно отеческой теплотой. Если что получалось у нас не так, он не бранился, даже не повышал голоса, а лишь спрашивал с укоризной:
     - Что же это вы, голубчик?
     - Слово «голубчик» у него было любимое. В зависимости от интонации и ударения оно определяло позицию маршала.
     Однажды я был вызван к начальнику Генштаба далеко за полночь. Борис Михайлович сидел за столом в белой рубашке, с подтяжками на плечах. Китель висел на стуле.
     - Садитесь, голубчик, - пригласил Шапошников совсем по-домашнему. – Что там у вас персы «выкаблучивают»?
     Я развернул карту, доложил обстановку. Когда называл населенные пункты по обе стороны советско-иранской границы, на лице Бориса Михайловича уловил блаженную улыбку. Он служил при «царе-батюшке» в Средней Азии и с той поры на память знал особенность здешних операционных направлений, хорошо помнил местность…
     Когда с делами покончили, начальник Генштаба попросил принести ему и мне по стакану чая с лимоном. Мы еще долго беседовали на «вольные» темы. В последующем такие беседы возникали у нас неоднократно и я черпал из них много полезного для работы своего отдела и для себя лично.
     Помню, как с началом боевых действий мучались наши операторы. До Генштаба летом 1941-го доходили скупые, отрывочные и противоречивые данные о положении на фронтах.
     Маршал Шапошников и генерал Василевский предложили Ставке проект документа о создании при штабах фронтов, армий, а в ряде случаев и корпусов представителей Генерального штаба. Ставка назвала эту группу «корпусом офицеров Генерального штаба».
     Борис Михайлович работал и работал, несмотря на тяжелую болезнь. Успевал решать возникающие проблемы в Генштабе и к тому же немалую роль играл в Ставке.
     Сердце сжималось всякий раз, когда мы видели своего шефа: он непривычно сутулился, покашливал, порой морщился от боли, но никогда не жаловался... даже подбадривал иных из нас: «Знаю, что трудное дело, голубчик, но надо… Переводить дух будем после Победы».
     Главным помощником для начальника Генштаба был, как всегда, Александр Михайлович Василевский, которого не раз пытались у нас забрать. Так, когда обострилась обстановка под Ленинградом, маршал К.Е. Ворошилов решил усилить аппарат командования Северо-Западного направления. Первый вопрос, поставленный перед Ставкой, - о назначении Василевского начальником штаба направления.
     Уж какие контраргументы выдвинул Борис Михайлович, никто не знает. Только в Генштаб он возвратился с постановлением, поднявшим статус начальника Оперативного управления, который становился заместителем начальника Генерального штаба. Постановление подписал И.В. Сталин. Впоследствии Александр Михайлович напишет в своих воспоминаниях:
     «Немногие люди оказали на меня такое сильное влияние и дали мне так много, как Борис Михайлович Шапошников… Его по праву можно считать создателем советской школы генштабистов».
     * * *
     Из воспоминаний Героя Советского Союза Адмирала Флота Советского Союза Н.Г. Кузнецова:

     - С момента назначения меня наркомом, а затем и главкомом ВМФ я запомнил двух начальников Генерального штаба – маршалов Бориса Михайловича Шапошникова и Александра Михайловича Василевского.
     С Борисом Михайловичем Шапошниковым мы чаще всего встречались в Ставке ВГК – маршала Шапошникова ввели в ее состав в начале августа 1941-го.
     Патриарх штабной службы сразу же активно подключился к важным и неотложным делам Ставки, протоколировал ее заседания. Из его записей и сегодня можно понять суть обсуждаемых проблем, смысл решений, принятых коллективно или лично И.В. Сталиным.
     Верховный Главнокомандующий проявлял к Б.М. Шапошникову большое уважение. Называл его только по имени и отчеству, в разговорах с ним никогда не повышал голоса, если даже беседа принимала острополемический характер. Показателен и такой факт – за 10 месяцев пребывания в должности начальника Генерального штаба маршал Шапошников был у И.В. Сталина 100 раз, не считая неофициальных встреч на квартире и в особняке Верховного на улице Кирова, 33.
     В Ставке мы решали с маршалом Шапошниковым многие вопросы оперативно-стратегического характера.
     Помню, сильно ухудшилась обстановка под Ленинградом. Ставка приняла решение назначить командующим Ленинградским фронтом генерала армии Жукова. На несколько дней отправился на угрожаемое направление и я. Возвратясь оттуда, был вызван к Верховному. Он отдал жесткое распоряжение относительно Балтийского флота:
     - Ни один боевой корабль не должен попасть в руки противника!
     Немного подумав, И.В. Сталин распорядился составить телеграмму командующему Балтийским флотом с приказанием подготовить все на случай уничтожения кораблей.
     - Товарищ Сталин, такой телеграммы подписать не могу.
     Верховный, не привыкший к возражениям собеседников, остановился и удивленно посмотрел на меня.
     - Почему?
     - Флот оперативно подчинен командующему Ленинградским фронтом. Поэтому директиву ему можно дать только за вашей подписью…
     Чтобы «приподнять» проблему, я добавил:
     - Товарищ Сталин, такое ответственное задание требует особого авторитета и одних указаний наркома ВМФ, на мой взгляд, недостаточно.
     - Тогда зайдите к начальнику Генерального штаба и заготовьте телеграмму за двумя подписями: маршала Шапошникова и моей.
     Разговор с Борисом Михайловичем оказался таким, как я и предполагал.
     - Что вы, голубчик! – изумился он, когда я передал ему указание Сталина. – Это дело чисто флотское…
     - Но есть указание товарища Сталина.
     Маршал Шапошников вышел из-за стола, пригласил меня сесть на диван, и мы за чаем начали держать совет, как лучше поступить. В конце концов пришли к выводу, что заготовим телеграмму и вдвоем отправимся к Верховному, чтобы убедить его поставить свою подпись.
     Прочитав мастерски составленную Шапошниковым телеграмму, Сталин согласился. Однако документ оставил у себя.
     Спустя год, когда напряженная обстановка на Ленинградском направлении ослабла и вопрос об уничтожении флота отпал, в адрес Сталина пришла телеграмма. Автор ее, явно не знавший истинного положения дела, обвинил командующего Балтийским флотом адмирала В.Ф. Трибуца в паникерстве и преждевременном минировании кораблей. Копии этой телеграммы были не только в Генштабе, но и у меня.
     Прежде чем отправиться к Верховному, чтобы защитить командующего флотом, я решил посоветоваться с маршалом Шапошниковым.
     - Идите-идите, голубчик, к Иосифу Виссарионовичу, напомните ему, как все было на самом деле, - поддержал меня Борис Михайлович. – А то неровен час, мог запамятовать детали происходившего. Незаслуженное и весьма серьезное обвинение надо пресекать на корню. Владимир Филиппович Трибуц – прекрасный флотоводец, и нечего на него напускать тень. Что касается вас, то заходите ко мне запросто, когда есть нужда, один ум хорошо, а два – лучше.
     Наше «общение» с маршалом Шапошниковым приносило мне большую пользу. Глубокие знания и эрудиция его в разных областях военного дела порой просто потрясали. На мой взгляд, этим нередко пользовался и Верховный Главнокомандующий. На заседаниях в Ставке он, прежде чем сделать свое заключение по какому-то вопросу, предлагал высказаться Шапошникову. И тот, используя свой многолетний опыт генштабиста, как правило, выдвигал аргументированные предложения.
     Не могу умолчать об одном примечательном случае, который отражает в какой-то мере характер маршала Шапошникова. Однажды в Ставке Верховный спросил у него, какое наказание понес генерал – начальник штаба объединения, который в донесении, мягко говоря, идеализировал успехи своих войск. Борис Михайлович ответил, что виновнику объявлен выговор.
     - И это все? – удивился Сталин.
     Маршал Шапошников с достоинством ответил:
     - Это очень тяжелое наказание. Получивший выговор от начальника Генерального штаба должен подать в отставку…
     Тяжелейший труд в Генеральном штабе и Ставке, часто без сна и отдыха, обострил серьезную болезнь, которой страдал Б.М. Шапошников. Врачи потребовали резко ограничить рабочее время. В мае 1942 года Борис Михайлович обратился в ГКО с просьбой перевести его на менее ответственный участок. Он рассуждал так: пост начальника Генштаба слишком важный. Этому делу человек должен посвятить всю свою жизнь, все 24 часа в сутки. Если невозможно отдаться целиком, то лучше передать свой пост другому, более крепкому и работоспособному. Своего преемника он видел в лице Александра Михайловича Василевского.
     Просьба маршала Шапошникова была удовлетворена в мае 1942 года. А в июне был назначен новый начальник Генерального штаба. Им стал генерал-полковник А.М. Василевский.
     * * *
     Работая на посту заместителя народного комиссара обороны СССР, а затем начальником Военной академии Генштаба, Борис Михайлович продолжал свою научную деятельность. В последние годы жизни, будучи уже тяжело больным, он начал писать мемуары. К сожалению, завершить их ему не удалось. Оставленная военачальником рукопись (одиннадцать тетрадей) подготовлена к печати генерал-лейтенантом-инженером И.Б. Шапошниковым, сыном маршала. Выпущена в Воениздате в 1974 году.
     Всего 44 дня не дожил Маршал Советского Союза Б.М. Шапошников до нашей Великой Победы. Он умер 26 марта 1945 года. В специальном приказе Верховного Главнокомандующего говорилось:
     «В час погребения Маршала Советского Союза Шапошникова отдать умершему последнюю воинскую почесть и произвести в столице нашей Родины Москве салют в 24 залпа из 124 орудий».
     Похоронен Борис Михайлович Шапошников на Красной площади у Кремлевской стены.