Летом сорок первого, когда дела на фронте шли плохо: казалось, все рушится, были особенно нужны волевые и решительные командующие, не сомневающиеся в победе. Именно таким Верховному Главнокомандующему И.В. Сталину показался генерал-полковник Еременко. Командующий Брянским фронтом при встрече держался уверенно и заявил, что в ближайшие дни он безусловно разгромит Гудериана. - Вот тот человек, который нам нужен в этих сложных условиях! - сказал Сталин, когда Еременко вышел из кабинета.
Однако соотношение сил было явно не в пользу советских войск: противник превосходил Брянский фронт в людях в 2,6 раза, в артиллерии - в 4,5 раза. Несмотря на массовый героизм наших воинов, энергичные действия и старание самого генерала Еременко, даже стабилизировать положение, на что так надеялся Сталин, не удалось...
     Генеральное наступление немецко-фашистских войск на Москву началось 30 октября 1941 г. ударом 2-й танковой группы Гудериана по войскам Брянского фронта в районе Шостки. 2 октября гитлеровцам удалось прорвать оборону 13-й армии, выйти в тыл и развернуть наступление на Севско-Орловском направлении. Прорвались они и в полосе 50-й армии. 6 октября враг захватил Карачев и Брянск. Войска Брянского фронта оказались рассеченными на части, сам командующий был ранен. Было решено эвакуировать его в московский госпиталь...
     Лететь над прифронтовой полосой на утлом самолете По-2 - задача весьма рискованная. Надеялись на темную ночь и мастерство опытного летчика Павла Кошубы. В абсолютной темноте тот взлетел, набрал высоту, лег на нужный курс. Около трех часов полет продолжался нормально, но потом мотор неожиданно сдал, и Кошуба с большим трудом спланировал на крошечную поляну. Машина сильно ударилась о землю, пилот и пассажир потеряли сознание...
     А уже в январе 1942 года Андрей Иванович Еременко был ранен во второй раз - и снова могучий организм победил. Еще не залечив тяжелую рану, генерал попросился на фронт. С костылем, но по-прежнему сильный духом, он прибыл в Сталинград...
     В свое время, собирая материал для своих документальных повестей о Сталинградской битве, я попросил маршала Еременко рассказать о самом трудном дне в обороне города.
     - Утром 23 августа войска вражеской группировки перешли в наступление и нанесли главный удар в стык наших 4-й танковой (она так только называлась, а состояла из стрелковых дивизий) и 62-й армий, - отвечал Андрей Иванович. - У нас не хватало ни сил, ни средств парировать таранный удар неприятеля. В тот же день передовые части немцев клином вышли к Волге.
     Сталинградский фронт был разрезан на две части, его боевые порядки разделил восьмикилометровый коридор, занятый войсками противника. 62-я армия оказалась отрезанной от других частей фронта. В прорыв, закрепляясь, враг ввел еще несколько дивизий.
     Позвонил начштаба армии генерал Н.А. Москвин и доложил, что танки противника при поддержке большого количества самолетов повели сильную атаку из района Вертячего в общем направлении на восток. Было ясно, что гитлеровцы перешли в наступление непосредственно на Сталинград.
     Об этом же свидетельствовал и доклад из штаба 8-й воздушной армии. Летчики видели две вражеские колонны примерно по 100 танков в каждой. За ними - сплошные колонны автомашин с пехотой. Все это катит на Сталинград.
     Связываюсь по телефону с генерал-майором авиации Т.Т. Хрюкиным, командующим ВВС фронта, приказываю ему поднять в воздух всю авиацию, нанести штурмовой удар по наступающим.
     Позвонил нарком танковой промышленности Вячеслав Александрович Малышев, находившийся в тот момент на Сталинградском тракторном заводе, выпускавшем Т-34. Он сообщил, что из сборочного цеха завода наблюдает бой, идущий севернее города, что вражеские танки движутся в сторону завода...
     Не успел я положить трубку, как вошел начальник гарнизона А.А. Сараев, командир 10-й дивизии НКВД. Генерал доложил, что дал команду двум полкам, занимавшим оборону на северо-западном и северном направлениях, быть готовыми к бою и приказал немедленно перебросить в район завода «Баррикады» резервный полк, находившийся до этого в восточном пригороде Сталинграда... Что ж, разумно. Одобряю решения комдива.
     Позвонили из Генерального штаба и потребовали доклада о происходящем. Я собирался с мыслями, когда поступило донесение, что до 250 вражеских танков и около 1.000 автомашин с мотопехотой при поддержке авиации смяли полк 87-й стрелковой дивизии и правый фланг 35-й дивизии 62-й армии севернее Малой Россошки и устремились к Сталинграду. Сам город фашисты подвергли массированной бомбардировке, в которой участвовало около 600 воздушных стервятников.
     Сразу после удара с воздуха, при поддержке артиллерии, с разных направлений к городу устремились вражеские танки и моторизованные войска. В бой вступили наша немногочисленная артиллерия, зенитчики и минометчики, за ними - пехотинцы, вооруженные ПТР, бутылками с горючей смесью.
     То, что предстало перед нашими глазами 23 августа в Сталинграде, поразило, как тяжелый кошмар: взмывали вверх огненно-дымные султаны бомбовых взрывов, огромные столбы пламени поднялись в районе нефтехранилищ, потоки горящей нефти и бензина устремились к Волге, горели пароходы на рейде, горела сама река, плавился и чадил асфальт улиц, телеграфные столбы вспыхивали, как спички. Стоял невообразимый грохот. Визг летящих бомб смешивался с гулом взрывов, скрежетом и лязгом рушащихся построек, треском бушевавшего пламени...
     По вражеским самолетам вели непрерывный огонь более 500 орудий нашей зенитной артиллерии. Они же вместе с бронебойщиками отбивали и танковые атаки фашистов.
     Овладеть городом с ходу врагу не удалось. Гитлеровцы продвинулись лишь там, где имели особенно большое превосходство, где им удавалось уничтожить защитников того или иного участка обороны полностью.
     23 августа для сталинградцев был беспредельно тяжелым, но он показал врагу, что стойкость и героизм наших людей, их выдержка и беспримерное мужество, воля к борьбе и вера в победу не могут быть поколеблены ничем.
     Ближе к полуночи на фронтовой КП приехали секретарь Сталинградского обкома Алексей Семенович Чуянов, член ГКО - министр танковой промышленности Малышев. Здесь уже был представитель Ставки - начальник Генштаба Александр Михайлович Василевский. Настроение у всех тяжелое. Городу нанесен огромный, невосполнимый урон. Налицо большие потери в частях и соединениях наших войск, имеется много жертв среди мирного населения...
     Мы подвели итоги дня, поставили задачи авиации и войскам ПВО на ночь и на грядущий день. Затем говорили о том, как подтянуть резервы к Сталинграду, обеспечить войска боеприпасами, усилить оборону заводов, все еще работающих для нужд фронта. Особое внимание уделили формированию новых рабочих дружин...
     Ровно в полночь подписали донесение Верховному Главнокомандованию, а после этого составили два обращения - к войскам и к населению Сталинграда. Главная мысль обоих документов - мобилизация всех сил для отпора врагу.
     - День 23 августа, - закончил свой рассказ маршал, - для нас заканчивался, когда уже заалело небо за Волгой. Не один десяток лет минул, а тот день мне даже по ночам снится...
     Маршал, сидевший во время нашей беседы на березовом пеньке, умолк. Молчали и ветераны 38-й (7-й гв.) бригады, с которыми я тогда ездил по местам былых боев. Тишину нарушил комиссар бригады полковник Л. А. Винокур.
     - Андрей Иванович, предлагаю помянуть погибших 23 августа 1942 года...
     - Тогда уж поднимем чарки за всех, кто защищал Сталинград.
     Прошло несколько минут, и «скатерть-самобранка» была готова. Я обратил внимание на походные фляжки, обтянутые зеленым брезентом, и небольшие алюминиевые кружки, куда наливалась «Московская особая».
     - Вся посуда - еще с войны, - преподнес чарку маршалу комиссар.
     - Пожалуй, в этой посудине граммов 100 будет...
     - Отгадали, товарищ маршал! Точно «наркомовская норма».
     После первой «наркомовской» маршалу хотели налить вторую, но он решительно отказался:
     - Возраст не позволяет. В молодые годы, бывало, после победы в жарком бою (а служил я в кавалерии) принесут полкотелка - и ничего, справлялся... А сейчас «мотор» пошаливает... Не глядите на меня, ребята, налейте себе...
     Сталинградский фронт, образованный 12 июля 1942 года, к августу раздался в ширину на несколько сотен километров, и его разделили на Сталинградский - правое крыло прежнего и Юго-Восточный - левое крыло. Но так как войска обоих фронтов обороняли Сталинград и требовалась непрерывная координация их действий, Ставка признала необходимым сосредоточить управление ими в одних руках, подчинив Сталинградский фронт командующему Юго-Восточным. Фронты имели отдельные штабы, а командующего одного - генерал-полковника А. И. Еременко.
     О том, что довелось выстрадать и пережить командующему в боях и сражениях на Волге, мне довелось услышать от самого маршала... Мы несколько раз встречались с ним в Волгограде, а в Москве даже работали в одном здании - я часто бывал в рабочем кабинете Андрея Ивановича, и с каждым таким визитом мои журналистские блокноты пополнялись.
     Тепло отзывались о полководце и его боевые соратники - Маршалы Советского Союза К.К. Рокоссовский, В.И. Чуйков, Н.И. Крылов, генералы М.С. Шумилов, П.И. Батов, А.С. Жадов и другие.
     Андрей Иванович был умелым командующим войсками фронта. Когда требовали обстоятельства, проявлял личную храбрость. Сумел он и мужественно пережить несправедливость со стороны высокого начальства - ради успеха общего дела поднялся над обстоятельствами. Известно, что окончательную ликвидацию сталинградской группировки противника Сталин решил поручить командующему войсками Донского фронта генералу К.К. Рокоссовскому, как бы «отодвинув» при этом Еременко на второй план. Пройдет чуть более двух лет, и при штурме Берлина Верховный точно так же «отодвинет» маршала Рокоссовского.
     Думается, и воевавшим, и невоевавшим понятно, как нелегко воспринял неожиданную весть командующий войсками Сталинградского фронта. В одной из бесед я рискнул спросить об этом самого маршала.
     - Конечно, мне было тогда обидно, - признался Андрей Иванович. - Войска Сталинградского фронта вынесли на своих плечах всю тяжесть обороны города, принимали самое активное участие в контрнаступлении советских войск, а когда противник был окружен и оставалось поставить победную точку, мне отводилась второстепенная роль. Но приказ есть приказ. Я выполнил его и одним из первых поздравил своего боевого друга Константина Константиновича с успешным окончанием операции по разгрому окруженной группировки врага и пленением генерал-фельдмаршала Паулюса.
     Последняя наша встреча с Андреем Ивановичем проходила в его рабочем кабинете в 3-м Доме Министерства обороны. Я дал ему на просмотр свою документальную повесть о финале Сталинградской битвы. Еременко положительно отозвался о моей работе, хотя и покритиковал:
     - Вы старались раскрыть роль в битве маршалов, генералов. А вот рядовых и сержантов, ротных и взводных командиров не показали. А ведь город защищали мы все. У каждого был свой Сталинград, и он его до смерти не забудет.
     Умер Маршал Советского Союза А. И. Еременко в 1970 году. Похоронен на Красной площади у Кремлевской стены.