– Бросай, Виталик, бросай, – слабеющим голосом под свист пуль повторял Луженков сержанту.
     – Нет, командир, я тебя вынесу, – с трудом передвигая ноги под тяжестью раненого офицера, двух бронежилетов, двух б/к и оружия, не сдавался Разборов.
     Как же все-таки он не ошибся, взяв в роту двух отчисленных третьекурсников Рязанского десантного института, думал Луженков, глядя, как ложившиеся все ближе пули взбивали фонтанчики земли у самых ног Разборова. До колонны было еще далеко...

     Это война
     1 ноября 1999-го разведгруппа под началом Луженкова отправилась в глубь контролируемой противником территории. Выйдя в тыл боевикам и окопавшись на горе Шимерлы, разведчикам предстояло определить местоположение лагерей подготовки и баз Хаттаба у Голубого озера. Испытывали острое, ни с чем не сравнимое ощущение близости с противником, с которым ты остался один на один...
     Разыгравшаяся метель сделала ночь адской. Чтобы не обморозиться, старший лейтенант Сергей Луженков поделил разведчиков на две группы: пока одни ведут наблюдение, другие в обшитых простынями - для маскировки - палатках отогреваются с помощью примусов. Сам же он в ту ночь не сомкнул глаз. В отличие от солдат, от холода забывших не только о страхе, но даже о самой возможности встречи с боевиками, Луженков думал, как будет действовать, если «душки» вдруг его обнаружат.
     В «ночник» хорошо просматривались снующие туда-сюда вдалеке машины. Луженков вдруг вспомнил свой первый полевой выход в Рязанском десантном училище. Первую ночевку в самостоятельно отрытом окопе - тогда тоже было холодно. Впечатление было сильнее, чем от прыжков с парашютом, - все вокруг рвалось и стреляло.
     Десантником Сергей хотел быть, сколько себя помнит – лет с пяти. Отец – летчик-истребитель, летавший на Су-27, своей воли в выборе профессии не навязывал, но, чтобы сын лучше представлял, на что идет, записал его на парашютные курсы при части. Первый прыжок пришлось совершать в лютый мороз и при сильном ветре. Не сумевшего при приземлении погасить купол Сергея добрую сотню метров протащило тогда по земле. Только желания служить в десанте у него, ученика выпускного класса, от этого меньше не стало. И летом, имея за плечами уже 18 прыжков, он поехал поступать в Рязанское десантное, где был зарегистрирован абитуриентом номер один. Самыми сильными впечатлениями от учебы в десантном училище стали лица товарищей во время первого прыжка с Ил-76 и стажировка в отдельной разведроте 104-й воздушно-десантной дивизии в разгар первой чеченской войны. Затаив дыхание, курсанты слушали рассказы возвратившихся из Чечни офицеров, примеряя к себе их решения и поступки. Как хотелось тогда Сергею побыстрее доучиться и испытать себя в такой обстановке! И вот наконец летом 1996 года лейтенант Луженков прибыл служить в ту же роту. Только все тогда обернулось обидными для армии Хасавюртовскими соглашениями. А спустя год 104-я дивизия стала бригадой...
     Вторая Чечня застала отдельную разведроту на полевом выходе. Внезапно поступившая команда свернуть лагерь и вернуться в пункт постоянной дислокации на фоне известия о вторжении чеченских боевиков в Дагестан не оставляла сомнений: это война...
     Разведка, проведенная группой Луженкова, показала, что у Голубого озера по-прежнему существует крупная база боевиков. По свету фар съезжающихся к ней ночью машин Луженков достаточно точно определил ее координаты, и на следующий день по ним результативно отработала фронтовая авиация.
     К сожалению, не все операции ульяновских разведчиков были столь же удачными. Трагедия, отозвавшаяся резонансом по всей России, случилась двумя неделями позже: боевики плотным огнем уничтожили разведгруппу лейтенанта Игошина, взяв в плен двух солдат. Чего только не пришлось потом услышать Луженкову о причинах этой нашумевшей благодаря переданной боевиками западным журналистам видеосъемке трагедии. Писали и о вышедшей из строя единственной рации, и о том, что десантники не пришли на помощь завязавшей бой группе, и что виной всему непрофессионализм ее командира, который остановил на горной дороге подозрительный уазик вместо того, чтобы сразу открыть огонь. В действительности все было совсем не так.
     Задачу по доразведке ущелья выполняли три разведгруппы - одна шла по дну, две другие сверху ее прикрывали. В каждой группе было по две радиостанции. Только связь в горах дает сбои, пропала связь и с группой Игошина. О местонахождении этой группы дежуривший на связи Луженков узнавал через командира идущих ущельем разведчиков. Около 11 утра тот сообщил Игошину, что находится в точке сбора.
     – Я наверху, спускаюсь к тебе, – отозвался Игошин.
     А через пять минут впереди вдруг раздалась стрельба.
     – У меня двухсотый и трехсотый, – успел сообщить Игошин, прежде чем связь с ним окончательно прервалась...
     Обстреляв ехавший по дороге уазик, разведчики себя обнаружили. Сидевшие на соседнем лесистом склоне боевики открыли прицельный огонь. Даже если бы попавшая в засаду группа не прошла точку сбора, ей бы все равно уже никто не помог: бой длился не больше пяти минут. В горах, где не использовать преимущество в танках, авиации, артиллерии, война всем предоставляет равные шансы выжить и победить. Это во всей полноте уяснил тогда Луженков. Группа Игошина погибла потому, что противник в то утро оказался удачливее. Это война. И разведчики на войне, наверное, как никто другой, рискуют попасть в засаду.

     Штурм Черепахи
     В середине декабря старший лейтенант Луженков принял отдельную разведроту. Боевые задачи следовали одна за другой. Набирала ход Веденская операция. Чтобы освободить это раскинувшееся на километры село от бандитов, надо было занять окаймляющие его высоты, на которых располагались опорные пункты противника.
     Большой горный массив между Харачоем и Ведено еще во время первой чеченской нарекли Черепахой. Часть Черепахи предстояло оседлать ульяновским десантникам. Задача разведчиков – занять господствующие высоты, доразведать окрестности и обеспечить выход в этот район парашютно-десантным батальонам. Бой разыгрался, когда действовавшим на двух БМД разведчикам оставалось занять последнюю, самую удаленную высоту. Одобренное командиром решение Луженкова одной машиной на скорости въехать на горку на первый взгляд выглядело авантюрным. Чем быстрее выскочим, тем больше шансов там удержаться, резонно между тем рассудил офицер. В случае же обстрела боевиков с соседней высоты поддержит огнем вторая боевая машина.
     Пасмурная погода и рельеф местности не позволяли даже с помощью оптики как следует рассмотреть простирающиеся вокруг лысые горы. Затрудняло наблюдение и отсутствие снега – на белом фоне окопы боевиков были бы виднее.
     Спешив людей и заняв оборону, Луженков не отрывался от бинокля. Вторая подгруппа во главе с командиром взвода въезжала на своей бээмдешке на высоту. Вот они уже на месте, спешиваются, занимают позиции... И тут по ним открывают стрельбу...
     Несмотря на относительно близкое расстояние – до подгруппы было не более четырехсот метров, – Луженкову не удавалось рассмотреть, откуда стреляют: то ли издалека, то ли разведчики вырулили прямо на «духовские» окопы. Первая мысль: раз машина не горит, значит, гранатометов у них нет. Или расстояние не позволяет их применить? И Луженков решает с другого направления забраться на эту высоту на своей бээмдешке. «Броня» заползает на горку, и он наконец видит, откуда бандиты ведут огонь. До них метров восемьсот – окопы в полный профиль. Вести по ним огонь из стрелкового оружия – понапрасну тратить патроны. Спешившиеся десантники получают команду занять оборону, наводчики-операторы БМД-1 – пристрелять вражеские позиции. Эх, сейчас бы из БМД-2 с ее автоматической пушкой шарахнуть по их окопам! Да нет пока новой техники.
     Пули цокают о броню. Луженков вместе с подбежавшим взводным пытаются разглядеть вражеские позиции, укрываясь за корпусом БМД. Только бы не словить пулю!.. И тут же совсем рядом, в нескольких сантиметрах, разлетается вдребезги стекло триплекса... Наконец Луженков высматривает вражеский пулемет. Боевики ведут огонь из «Утеса». И метко стреляют, гады.
     – ПТУР к бою! – командует Луженков наводчику.
     Еще перед атакой ПТУР установлен на направляющие.
     – Готов! – докладывает оператор.
     – Огонь! – Луженков закрывает уши.
     Но вместо оглушительного хлопка с бээмдешки раздается мат-перемат.
     – Уроды!.. Пульт разбили...
     Со второй же машины пускать ракету неудобно. А пулемет продолжает работать!
     – Огонь осколочными!!!
     Получив целеуказание, наводчики открыли огонь. Три снаряда с обеих машин легли точно в цель. Пулемет замолчал...
     Когда на горку начал подниматься батальон, боевики уже не стреляли. Вышедшие потом на их позиции десантники нашли в окопах восемь трупов.

     В разведке своих не бросают
     Ну а самый драматичный для Луженкова бой произошел во время наступления на Шатой. Вернувшись под Ботлих, десантники получили новую боевую задачу: по Шароаргунскому ущелью выйти с юга к этому горному оплоту боевиков. Два батальона были высажены вертолетным десантом и по краям ущелья двинулись по высотам, прикрывая идущую внизу колонну. Впереди - головным дозором - разведрота старшего лейтенанта Луженкова.
     Огибающая горы дорога пугала уже одним своим видом. Справа - отвесная скала, слева - обрыв и пропасть. Выше - покрытые лесом горы. Очень удачные места для засады. Если бы не идущие по верху в пешем порядке батальоны, боевики без особых проблем сожгли бы колонну. Возможности для маневра никакой - двум машинам на этой нависающей над пропастью дороге не разъехаться. А вниз лучше вообще не смотреть. Идущие впереди саперы, остановив колонну, прервали размышления Луженкова: очередной фугас... Провода привели к окопам, оборудованным на относительно пологом склоне. Ждали, выходит. Но почему-то ушли...
     Не менее опасным было и движение по населенным пунктам, через которые проходила единственная дорога на Шатой. Попадавшиеся по пути поселки словно вымерли - на улицах ни души. Все говорило о том, что боевики не позволят десантникам спокойно выйти к Шатою и наверняка что-то предпримут. Всегда хорошо осведомленные о планах боевиков мирные чеченцы не просто так покинули села.
     На въезде в Хал-Килой десантников встретил пожилой чеченец. Спрыгнув с брони, Луженков подошел к нему. Тот, представившись старейшиной, заверил, что боевиков в селе нет, и попросил не стрелять и не разрушать их дома. Что-то тут не так, насторожился Луженков:
     – Ну раз боевиков нет и стрелять по нам некому, проведи, старик, нашу колонну.
     Спешив людей, Луженков внимательно осмотрелся - ни души. Колонна медленно тронулась. Впереди шел чеченец, за ним - парный дозор и саперы, следом БМД Луженкова. Дорога шла вдоль пересохшего арыка. Слева и справа - дворы...
     Колонна прошла уже почти треть села, когда Луженков боковым зрением заметил еще одного старика. Сидевший до этого на лавке у одного из домов, он вдруг быстрым шагом поспешил за угол.
     - Товарищ старший лейтенант! - почти в ту же секунду предупреждающе закричал механик-водитель.
     Повернув голову, Луженков увидел, как от дома к дому перебегают двое: один с автоматом, другой - с РПГ.
     - Рота, к бою, противник слева! Огонь!
     Разведчики открыли огонь по всей левой стороне села: сзади шли колесные машины, беззащитные даже перед стрелковым оружием бандитов.
     Быстро оценив ситуацию, Луженков с двумя группами разведчиков бросился преследовать уходящих дворами боевиков. Те, отстреливаясь, перебегали от дома к дому. Контактный бой, видимо, не входил в планы бандитов, собиравшихся обстрелять колонну и тут же уйти.
     После перестрелки у одного из домов Луженков увидел пытавшегося подняться с земли безоружного человека.
     - Попали, товарищ старший лейтенант, - выдохнул находившийся рядом сержант.
     Подойдя сзади к раненому, Луженков убедился, не держит ли тот в руке гранату.
     - Ты кто?
     - Местный...
     Распахнув стволом автомата тулуп, Луженков увидел набитую автоматными магазинами «разгрузку» и радиостанцию. Неподалеку валялись автомат и рюкзак, тоже до отказа заполненный магазинами.
     Приблизившись к дому, к которому, судя по всему, бежал подстреленный боевик, Луженков приказал группе рассредоточиться. Укрываясь за гаражом и прочими хозяйственными постройками, десантники замерли в ожидании. Судя по двум стоящим у крыльца походным рюкзакам, дом не был пуст. Приказав разведчикам «разобрать» по окну, а пулеметчику взять на прицел дверь, Луженков осторожно двинулся к крыльцу.
     Вот до него остается метров двенадцать. И Луженков видит, как шевельнулась дверь и оттуда полетела граната. Каким-то чудом офицеру удается нырнуть в узкое пространство между досками и автомобилем. Взрыв! И в ту же секунду укрывшиеся в доме боевики открывают сумасшедший огонь. Луженков поднимается и тут же падает, не чувствуя одной ноги. Оказавшийся рядом солдат, тоже оглушенный после взрыва гранаты, пытается непослушными руками наложить жгут.
     - Кровища-то, кровища...
     По доскам грохочет очередь. Солдат пытается приподняться над ними и дать по дому ответную очередь.
     - Ложись! - Луженков дергает его за ремень.
     Из дома метают вторую гранату, которая рвется за автомобилем, и их осыпает стеклянной крошкой.
     Корчась от боли, Луженков успе
     вает приказать своим отойти за соседний дом. Выручает подоспевшая на помощь вторая группа разведчиков. Боевики окружены, но продолжают отстреливаться. Луженков чувствует, как его покидают силы. Но медикам из колонны к нему не добраться - отчаявшиеся бандиты ведут сумасшедший огонь во все стороны.
     - Командир, я тебя вытащу! - подбежавший пулеметчик, младший сержант Виталий Разборов, взваливает его на спину.
     «Как только у него хватило тогда сил? – вспоминает Луженков. - И он, и я в бронежилетах, у обоих по боекомплекту, мой автомат, его пулемет...»
     В декабре, когда к ним под Ведено прибыло пополнение, Луженков как командир разведроты имел право выбора. Воспользовавшись им, он взял в роту двух отчисленных из Рязанского института курсантов. Выходит, он тогда не ошибся, предпочтя их контрактникам.
     Сил у Разборова хватило почти до арыка. Увидев падающего солдата с офицером на спине, к ним побежали навстречу...
     Замкомроты старший лейтенант Виктор Топорцов довел тот бой до конца: подоспевшие огнеметчики сожгли дом вместе с боевиками. Среди головешек насчитали потом восемь обугленных трупов. Не ушли от расплаты и остальные боевики. Двум десяткам до зубов вооруженных бандитов не удалось тогда в Хал-Килое подбить ни одной машины. А Луженкову о том бое помимо ордена Мужества напоминают два осколка. Один сидит в бедре, другой – под лопаткой. В том бою он на себе проверил усвоенное еще с курсантской стажировки незыблемое правило: в разведке своих не бросают.