Думается, вопрос этот вполне мог бы украсить нашу военно-историческую викторину «Честь и слава»: «Кто из русских военачальников в 1809 году упросил императора Александра I не награждать его высшим российским орденом св. Андрея Первозванного, а в 1814-м – отменить приказ о производстве его в чин генерал-фельдмаршала?» Можно добавить, что через год этот генерал встал на колени, умоляя царя не заводить в России военных поселений.
     Тем, кто не узнал, объясняем - это граф А.А. Аракчеев, второй после генерала Вязьмитинова военный министр (1808 – 1810 гг.). Человек, который считается одним из самых одиозных персонажей российской истории. Алексею Андреевичу отказывают буквально во всем - в воинском мужестве, уме, благородстве, честности, а его заслуги перед Отечеством просто забываются. В Военном энциклопедическом словаре, недавно выпущенном издательством «Большая российская энциклопедия», сказано:
     «АРАКЧЕЕВ Алексей Андреевич (1769 – 1834), российский военный деятель, генерал от артиллерии (1807), временщик при Александре I. Занимал должность генерал-квартирмейстера армии, инспектора артиллерии, военного министра и др., насаждал в армии прусские военные порядки, палочную дисциплину, изжившую себя линейную тактику. В 1815–1825 гг. фактический руководитель государства, организатор и главный начальник военных поселений. Осуществлял реакционную политику крайне жестокими методами (отсюда нарицательно – аракчеевщина)».
     Прямо-таки созвучно А.И. Герцену: «Аракчеев, без сомнения, одно из самых гнусных лиц, всплывших после Петра I на вершины русского правительства».
     Неужели Военно-энциклопедический словарь отражает именно современный научный взгляд на Алексея Андреевича?
     Что ж, видно недаром «Аракчеев сказал однажды Ермолову: «Много ляжет на меня незаслуженных проклятий» - что зафиксировано в «Военных записках» Д.В. Давыдова.
     В книге поэта-партизана есть, кстати, и такое утверждение: «Граф Аракчеев находился с 1808 года в весьма хороших отношениях с Ермоловым…» Нам это важно отметить потому, что Алексей Петрович Ермолов – знаменитый «протектор Кавказа» – известен как человек независимый, гордый, самолюбивый, так что наличие «весьма хороших» с ним отношений характеризует Алексея Андреевича положительно. Между тем всего за три года до того Ермолов надерзил графу, эта история получила огласку…
     «Проходя из местечка Биржи, инспектор всей артиллерии граф Аракчеев делал в Вильне смотр моей роты, - написано в «Записках А.П. Ермолова». – Я, неблагоразумно и дерзко возразя на одно из его замечаний, умножил неблаговоление могущественного начальника, что и чувствовал впоследствии».
     Дело в том, что, получив замечание за состояние лошадей, подполковник Ермолов отвечал: «Жаль, ваше сиятельство, что в артиллерии репутация офицеров очень часто зависит от скотов».
     Кто бы знал, сколько карьер и судеб непоправимо разрушено подобными «каламбурами»! Но Аракчеев – как считается, злопамятный и мстительный - через три года сам помогает Алексею Петровичу получить генеральский чин.
     Почему? Да потому, что деловые качества Ермолова казались Аракчееву гораздо важнее, чем вздорный характер оного... Граф всегда ставил на первый план интересы дела.
     Тому в подтверждение - точка зрения автора «Истории Русской армии» А.А. Керсновского: «Графа Аракчеева, по справедливости, можно назвать создателем современной русской артиллерии. Она – плод его трудов, двадцатилетней упорной планомерной продуманной работы, как теоретической, так и практической. С этих времен у нас завелся тот артиллерийский дух, установились те артиллерийские традиции, носители которых на всех полях Европы отстояли за русской артиллерией место, указанное ей суровым гатчинцем, – первой в мире. Из многотрудной аракчеевской школы вылетели орлы наполеоновских войн – Ермолов, Яшвиль, Никитин, Костенецкий, Железнов…»
     Да, в советской историографии никто не рисковал именовать Ермолова «орлом из Аракчеевского гнезда»…
     А вот, кстати, как считал отставной артиллерийский полковник В.А. Сухово-Кобылин, отец драматурга: «Неоспорно, что Аракчеева было бы странно назвать человеком добрым; неоспорно и то, что он был неумолим к иным проступкам, как, например, ко взяточничеству или нерадению по службе. Тому, кто пробовал его обмануть (а обмануть его было трудно, почти невозможно), он никогда не прощал; мало того: он вечно преследовал виновного, но и оказывал снисхождение к ошибкам, в которых ему признавались откровенно, и был человеком безукоризненно справедливым; в бесполезной жестокости его никто не вправе упрекнуть…»
     Вообще, если обратиться к мемуарам, то граф предстает в них отнюдь не в образе однозначного беспощадного чудовища.
     «Трудолюбие его было беспримерное, он не знал усталости, и, отказавшись от удовольствий света и его рассеянностей, он исключительно жил для службы, чего и от подчиненных своих требовал… Отличительная черта в характере Аракчеева состояла в железной воле; он не знал никаких препон своему упрямству, не взирал ни на какие светские приличия, и все должно было ему покоряться…» - так писал хорошо знавший Аракчеева генерал-лейтенант А.И. Михайловский-Данилевский.
     Граф Аракчеев принадлежал к тем редким людям, которые всего для себя добились сами. Хотя справедливости ради следует сказать, что XVIII столетие в России оказалось на редкость богато такими именами – в их первом ряду значатся А.Д. Меншиков, А.Г. Орлов, Г.А. Потемкин… И безусловно - Аракчеев.
     Сын отставного майора, он семи лет от роду был привезен в Санкт-Петербург, поступать в кадетский корпус. Немногие деньги у его отца постепенно закончились, а заявление о приеме в корпус все еще бродило по канцеляриям. Были такие времена, когда русским офицерам приходилось нищенствовать… «Я и теперь помню еще эту ступеньку, на которой, среди других нищих, заняли мы свое место», - признался под конец своей жизни всесильный граф, который, кстати, любое поступавшее к нему прошение рассматривал немедленно.
     В конце концов Алексея приняли в корпус, где он не только быстро догнал в науках сверстников – единственным его учителем до этого был сельский дьячок, - но и вскорости их превзошел. А это, в сочетании с «мрачным и уединенным характером» и очень некрасивой внешностью, вызвало ненависть к нему однокашников. «Не было дня, чтобы они его не били, и он не орошал слезами бедной подушки», - записал со слов графа генерал-майор С.И. Маевский.
     Подобное «воспитание» вряд ли создает «человеколюбцев»…
     Зато специалист из него получился настолько отменный, что еще до того, как Алексей закончил курс, директор корпуса генерал П.И. Мелиссино разрешил ему посещать классы и заниматься по собственному плану и разумению, а по выпуске оставил преподавателем математики и артиллерии. Вскоре Аракчеев возглавил особую гренадерскую команду, составленную из лучших строевиков корпуса, потом граф Н.И. Салтыков взял его адъютантом, а в октябре 1792 года он уже командовал артиллерийской ротой в Гатчинском гарнизоне великого князя Павла Петровича...
     «Благодаря своему уму, строгости и неутомимой деятельности сделался самым необходимым человеком в гарнизоне, страшилищем всех живущих в Гатчине и приобрел неограниченное доверие великого князя... У него был большой организаторский талант, и во всякое дело он вносил строгий метод и порядок, которые он старался поддерживать строгостью, доходившей до тиранства», - вспоминал генерал-майор Н.А. Саблуков. Он свидетельствовал, что Аракчеев «был действительно беспристрастен в исполнении суда и крайне бережлив на казенные деньги».
     «Страшилище всех живущих в Гатчине», - изрядно сказано! Но следовало бы учесть мнение графа Ф.В. Ростопчина, генерал-губернатора Москвы в 1812 году, что самый честный из людей, окружавших в ту пору Павла Петровича, «заслуживал быть колесованным без суда». Стараниями матушки Екатерины, ненавидевшей сына, в Гатчинский гарнизон в основном попадали отбросы рода человеческого.
     Однако, когда 6 ноября 1796 года император Павел I вступил на престол, люди, его окружавшие, тут же взлетели на небывалую высоту. Аракчеев стал генерал-майором лейб-гвардии Преображенского полка и комендантом Петербурга. Но самым главным оказалось другое: государь соединил его руку с рукой своего старшего сына, великого князя Александра Павловича, сказав: «Будьте друзьями». Их дружба продолжалась всю жизнь.
     Аракчеев в царствование Павла I – тема, заслуживающая отдельного рассказа. Он был командиром первого полка русской гвардии; генерал-квартирмейстером Русской армии; инспектором всей артиллерии; бароном; графом - Павел Петрович прибавил к его гербу девиз «Без лести предан». Но были также и две опалы, причем обе за дело… Под конец своего царствования государь, понимая, что беззаветно преданный Аракчеев необходим у трона, вызвал его из ссылки, однако заговорщики сумели задержать графа…
     Два года спустя – 26 апреля 1803 года – Александр I вновь пригласил Аракчеева на службу, и он опять занял должность инспектора артиллерии.
     «Во время последней кампании против французов (1806 – 1807 гг.) император собственными глазами убедился во многих беспорядках по военному управлению… Одною артиллерией, доведенною до совершенства графом Аракчеевым, остался он доволен, - свидетельствовал известный мемуарист тайный советник Ф.Ф. Вигель. – Зная, сколь имя сего человека… было уже ненавистно всем русским, но полагая, что известная его энергия одна лишь в состоянии будет восстановить дисциплину в войске и обуздать хищность комиссариатских и провиантских чиновников, он не поколебался назначить его военным министром».
     Итак, 13 января 1808 года граф встал во главе Военного министерства. 17 января он был также назначен генерал-инспектором всей пехоты и артиллерии. Стоит уточнить, что время это было весьма напряженное: только что закончилась очередная война с Францией и многие понимали, что Тильзитский мир долгим не будет; продолжалась война с Турцией, хотя боевые действия были приостановлены ввиду мирных переговоров; на пороге была война со Швецией… В этой обстановке военный министр не мог быть просто номинальной фигурой, «другом государя» – как порой занимали ключевые государственные посты иные из фаворитов Екатерины II, он должен был взвалить на себя и исполнять огромный объем обязанностей.
     Вновь обратимся к свидетельству генерала Михайловского-Данилевского, к его многотомному труду «Александр I и его сподвижники в 1812, 1813, 1814 и 1815 годах». Это биографии генералов, участников боев, портреты которых помещены в Военной галерее Зимнего дворца. Есть там и портрет генерала от артиллерии Аракчеева, хотя считается, что не по праву, так как граф в боевых действиях не участвовал. Ну к этому мы еще вернемся. А пока строки из биографического очерка:
     «Двухгодовое начальствование графа Аракчеева военным министерством ознаменовалось многими замечательными переменами и улучшениями, особенно по части внутреннего устройства армии и ее управления. Между прочим, по его проектам были учреждены рекрутские депо, в которых получали фронтовое образование рекруты прежде поступления их в полки, и учреждены учебные гренадерские батальоны. Цель их – доставлять в армию сведущих унтер-офицеров…»
     А вот информация из «Истории Русской армии»: «В бытность министром графа Аракчеева значительно сокращена переписка и упрощено делопроизводство... В 1809 году введено отдание чести и вообще приняты строгие меры к упрочению субординации и дисциплины в войсках, в частности в офицерской среде, сильно было распустившейся после смерти императора Павла».
     Кстати, министру Аракчееву пришлось побывать и на театре боевых действий, причем не впервые, потому как до того он был в сражении при Аустерлице, состоял при государе, который, как известно, тогда находился на поле боя. В феврале 1809 года Александр I направил графа в Финляндию «с непременным повелением… двинуть войска в недра Швеции, через Ботнический залив». Дело в том, что, по словам Керсновского, «не веря в успех предприятия, генерал Кнорринг (главнокомандующий в Финляндии) и старшие начальники затягивали и откладывали его выполнение. К выступлению их побудил лишь посланный государем Аракчеев».
     Действительно, 1 марта войска двинулись тремя колоннами через лед Ботнического залива в направлении Торнео, Умео и Аландских островов. Этот переход считался одной из славнейших страниц истории нашей армии.
     «Такова сила энергии графа Аракчеева, и ему одному принадлежит слава приведения в действие великой мысли Александра о перенесении русских знамен на шведский берег», - говорится в «Русском биографическом словаре». Тогда-то Александр I прислал графу свой собственный орден св. Андрея Первозванного, но Аракчеев отказался от столь высокой чести...
     5 сентября того же года между Швецией и Россией был заключен Фридрихсгамский мирный договор, а 1 сентября 1810 года, с учреждением Государственного Совета, граф Аракчеев был назначен в этом Совете председателем Департамента Военных дел, оставаясь при этом членом Комитета Министров и сенатором. Его место в Военном министерстве занял генерал М.Б. Барклай-де-Толли…
     А теперь вернемся к портрету Аракчеева в Военной галерее Зимнего дворца. Экскурсоводы утверждают, что помещен он здесь случайно, как бы «по блату». Но вот заметки графа о самых важнейших этапах его биографии, сделанные на прокладных листах принадлежавшего ему Евангелия. Верующий человек тут, как известно, душой кривить не станет: «Июня 17-го дня 1812 г. в городе Свенцянах призвал меня Государь к себе и просил, чтобы я опять вступил в управление военных дел, и с оного числа вся Французская война шла через мои руки, все тайные донесения и собственноручные повеления Государя Императора». Значит, участие в войне Аракчеев принимал, и немалое. К тому же в 1813 году он сопровождал государя, находившегося в действующей армии, участвовал в боях при Люцене и Бауцене… Недаром же именно его, одновременно с М.Б. Барклаем-де-Толли, Александр I хотел произвести в генерал-фельдмаршалы. Но граф отказался…
     …Одна из «претензий» современников и потомков к Аракчееву заключена в том, что это якобы он придумал «военные поселения», которые так и вошли в историю «аракчеевскими». Между тем и в этом деле Алексей Андреевич явился всего лишь ревностным исполнителем монаршей воли.
     «Императора Александра I весьма часто и болезненно смущала мысль, что солдат, выступая на защиту отечества, лишен даже утешения предоставить своей жене и детям особый кров, где он мог бы с уверенностью найти их по окончании службы... Его доброжелательной душе рисовались в будущем идиллии Геснера, садики и овечки, - писал сенатор Е.Ф. фон Брадке. – Но граф Аракчеев сначала был решительно против этого и был вынужден изъявить свое невольное согласие лишь из опасения, что тот, кто примет на себя выполнение этой любимой мечты, может сделаться его опасным соперником». (Можно упрекнуть графа в том, что он не желал иметь соперников, хотя кто из нас иметь таковых желает?)
     Про «садики и овечек» звучит очень трогательно, но стоит учесть, что почтенный сенатор писал все это в царствование императора Николая Павловича, родного брата Александра I, когда военные поселения еще существовали. Зато в «Истории Русской армии», написанной в 1930 годах, тема раскрывается несколько шире: идею поселений «Александр Благословенный» «позаимствовал» у прусского ландвера и хотел претворить ее в жизнь еще до Отечественной войны. Не успел. Когда же предложение возникло вновь, то против него резко выступили фельдмаршал М.Б. Барклай-де-Толли, начальник штаба 1-й армии генерал-лейтенант И.И. Дибич и граф Аракчеев, «видевшие, что это повлечет за собой расстройство и ослабление боеспособности войск». Вот тогда-то и встал Алексей Андреевич перед царем на колени: «Государь, вы образуете стрельцов!» Тщетно. Александр I заявил, что «поселения будут устроены, хотя бы пришлось уложить трупами дорогу от Петербурга до Чудова».
     Описаний военных поселений и быта поселенцев сохранилось немало. Одно из них принадлежит перу Н.И. Греча - журналиста, писателя и просветителя: «Вместо привольных, хотя и невзрачных, крестьянских изб возникли красивенькие домики, вовсе неудобные, холодные, в которых жильцы должны были ходить, сидеть, лежать по установленной форме… Эти учреждения возбудили общий ропот, общие проклятия. Но железная рука Аракчеева, Клейнмихеля сдерживала осчастливленных, по мнению Александра, крестьян в страхе и повиновении».
     Известно, что российские правители народ за людей не считали - так, «расходный материал» для экспериментов и реформ, проводимых Иваном Грозным, Петром Великим, Иосифом Сталиным… Вот и граф Аракчеев знал, что настоящего солдата можно воспитать только «строгостью». Великий князь Константин Павлович сформулировал это четко: «девятерых забьем – десятого выучим».
     Пишу это никак не в оправдание графа – мол, время было такое, по-иному никак было нельзя… Можно было, и свидетельства тому есть. Жестокость же порой приводила к катастрофе, чему примером стали события в лейб-гвардии Семеновском полку, над которым с 1796 года шефствовал сам Александр Павлович. Полк считался наиболее гуманным и просвещенным в Русской армии, но Аракчеев, желая «подтянуть» в нем дисциплину, поставил командовать им полковника Шварца. Тот взялся за дело так рьяно, что за несколько месяцев замучил солдат издевательствами, муштрой и побоями. И тогда любимый государев полк взбунтовался…
     Александр I сам решил судьбу полка. Шварц был приговорен к расстрелу, полк – к раскассированию. Солдат - героев Аустерлица, Бородина и Кульма, многие из которых лично были известны царю - разослали по отдаленным армейским полкам, при этом часть из них была подвергнута экзекуции. Зато Шварц был помилован – мол, хотел как лучше, перестарался в своем рвении… Он дослужился до генерал-лейтенанта, командовал дивизией…
     Такие вот штрихи к портрету - не только личности, но и эпохи, эту личность породившую. Недаром Денис Давыдов так характеризовал Аракчеева: «…отлично умный, хотя грубый и кровожадный солдат...» И дальше с искренним и понятным уважением: «Найдя после смерти своей любовницы Настасьи много писем с подарками, он собрал их в одну комнату; пригласив к себе всех просителей, имена которых находились в конце писем, он сказал им: «Это ваши вещи, пусть каждый возьмет свое». Понятно, что дары, которые разного рода просители присылали Настасье Минкиной, чтобы она «замолвила словечко» были очень недешевые… Кто после того может упрекать графа в мелочности?
     …После кончины императора Александра Павловича граф Аракчеев отошел от дел и поселился в своем имении Грузино, где создавал образцовую усадьбу. На ее территории он установил памятники Павлу I, Александру I и павшим в Наполеоновских войнах офицерам гренадерского Графа Аракчеева полка. Немалые средства передал он на создание в Новгороде кадетского корпуса. Когда же в 1834 году Аракчеев умер, то оказалось, что все свои средства он передает в распоряжение императора, и Николай I распорядился отдать этому корпусу все его имущество…
     «Личность Аракчеева в свое время сильно волновала воображение его современников, но едва ли она будет долговечна в памяти потомков», - утверждали авторы «Русского биографического словаря». – Он был строгим исполнителем служебного долга, так, как он понимал его, но при этом его деятельность была чужда тех возвышенных стремлений, которые не утрачивают своего обаяния даже тогда, когда бывают соединены с заблуждениями и неудачами. Он олицетворял жизнь со службою и, подчиняясь всем ее суровым требованиям, того же, с неумолимою и неразборчивою взыскательностью, требовал и от других… Этот преданный слуга Александра остался верен прежде всего отличавшему его грубому презрению к человеческому достоинству, к тем струнам души, без которых немыслимы верные слуги Царю и Отечеству».
     Известно однако, что никто в России в те времена человеческое достоинство в расчет не принимал и с людьми как таковыми не считался.
     «В жизни моей я руководствовался всегда одними правилами, - говаривал Аракчеев. – Никогда не рассуждал по службе и исполнял приказания буквально, посвящая все время и все силы мои службе царской. Знаю, что меня многие не любят, потому что я крут – да что делать?»
     …В прошлом году под Новгородом я побывал в одной воинской части - в военном городке, где во времена Аракчеева стоял гренадерский полк. Сохранившиеся здесь старинные казармы до сих пор зовутся «аракчеевскими».
     - Сколько служу, никогда лучших казарм не видел, - сказал мне заместитель командира. – Построены добротно: зимой в них тепло, летом прохладно. Всегда сухо. Умел, значит, граф о солдатах заботиться…
     …Вот и вся информация. А выводы уже делайте вы сами, уважаемые читатели!