Сергей МАРКОВ, директор Института политических исследований:
     - Как только мы сумели стабилизировать нашу новую российскую демократическую государственность, обнаружилось, что в мире прежнее понимание суверенитета уходит в прошлое. Я участвовал в десятках международных конференций, многие из которых проходят как бы на двух уровнях - госчиновников и общественности. Так вот, на общественных конференциях последние пять лет проблема суверенитета является центральной, международное гражданское общество требует ограничения государственного суверенитета для решения самых разных проблем, терзающих человечество. Ведущие страны мира тоже активно участвуют в построении новой международной системы ограниченного суверенитета.
     Вся система существующих международных институтов раньше была построена, исходя из двуполярности мира, и, между прочим, из признания ограниченного суверенитета большинства восточно-европейских стран (" доктрина Брежнева") в виде вхождения в Организацию Варшавского договора. Об ограничении суверинитета мы можем говорить и в случае "финляндизации", когда страны - неучастники блоков, тем не менее, теряли часть собственного суверенитета. Единственно суверенными оставались СССР и США как свердержавы. Иными словами двуполярность мира была этапом в развитии человечества.
     Сейчас де-факто мы перешли к однополярности. Кто-нибудь может внятно объяснить, почему не будет построен однополярный мир? В свое время Булгаков сказал так: котел, в нем вода, под котлом - огонь, по воде бродят пузырьки.... Почему вы думаете, что вода не закипит? То же самое здесь. Мы имеем глобальную экономическую систему, в которой состояние нашего кошелька зависит от того, как пройдут выборы в Бразилии или Венесуэле. Создана мировая информационная система, мировая культура. Сегодня на дискотеках в Москве, Питере, Шанхае, Лос-Анджелесе, Берлине, Лондоне будут танцевать примерно под одну музыку. Люди пойдут в кинотеатры на одни и те же фильмы.
     Создана глобальная экономическая система, мировая культурно-информационная сеть. Естественно, для регулирования этих процессов нужен глобальный механизм принятия политических решений. По сути дела, мировое правительство. И мы живем с вами в интереснейшую эпоху формирования мирового правительства, которому, естественно, будут подчинены в той или иной степени и суверенитеты отдельных стран. Это будет сложная система. И она будет построена не сразу. Видимо, мы вошли в период становления этого мирового правительства, который продлится, может быть, пару десятилетий. Ряд стран будет при этом настаивать на большей степени своего суверенитета, часть на меньшей. Но за суверенитет, между прочим, приходиться платить. Поэтому разные народы будут самоопределяться по разному.
     Считается, что многие русские обладают неким имперским сознанием. И под словом "империя" я никогда не подразумевал ничего плохого. Мне кажется, империя - весьма хорошее государственное устройство, при котором различные этнические группы не дерутся друг с другом, а подчинены центру, скажем римскому сенату. И когда начинаются межнациональные разборки, Рим просто присылает центурию или пол легиона, виновные наказываются по закону и на этом смута заканчивается. Мы хотели создать советскую империю - не получилось, эта империя рухнула. И не нужно теперь пытаться на ее руинах построить ее бледной копии - евразийской. Нужно участвовать в создании мировой. Тем более, что она, практически, неизбежна. А если она, не состоится, мир погрузится в состояние страшного хаоса и всеобщих войн.
     Поэтому Россия должна участвовать в создании однополярного мира. Этим полюсом, конечно, не должны быть одни Соединенные Штаты. В этом мире должен существовать механизм принятия решений (консенсус), подобный существующему в Европейском союзе. И Россия должна быть одним из самых сильных государств в этом мире. Россия должна быть одной из самых могущественных партий в этом мировом коалиационном правительстве. Соответственно, для этого нужно много и много работать.
     В этих условиях перехода к мировому правительству с ограниченным несимметричным суверенитетом, у нашей армии появляется ясность с функциями. Первую несут Ракетные войска стратегического назначения. которые позволяют нам сохранить некий "корень" суверенитета и добиться того, что без нашего руководства на нашей территории не будут размещаться иностранные войска. Большинство специалистов сегодня считают, что в ближайшие десять лет вероятность применения ядерного оружия в локальных конфликтах составляет более 50 процентов. Поэтому проблема применения ядерного оружия по-прежнему является не только теоретической проблемой.
     Вторая функция армии - участие в интенсивных и быстротекущих локальных конфликтах типа "Бури в пустыни", операции ВС США в Афганистане. И третья важнейшая составляющая - участие в локальных конфликтах низкой интенсивности (например, курдский, чеченский и т. д.). Таких конфликтов на сегодня в мире больше сотни. И четвертая функция - участие в военно-техническом сотрудничестве в том числе в рамках международных миротворческих операций. Что подразумевает не только поставки оборудования, но и обучение специалистов. У нас великолепная военная школа. И обучение спецов, поставка военных технологий, технологий управления, проведение совместных учений - это, на самом деле, очень важный процесс формирования единого мирового правительства - инструментов принуждения к исполнению его воли.
     В мире еще будут внимательно изучать наш опыт войны в Чечне. Он уникален. Почему слабая армия, которая неоднократно предавалась высшим государственным руководством, стала побеждать? Президент Путин, сделал главное: власть перестала предавать свою армию. Это самый главный урок Чечни.
     Александр ДУГИН, директор Центра геополитических экспертиз, лидер партии "Евразия":
     - Многие задаются вопросом, возможно ли, в принципе, построение однополярного мира с философской точки зрения? Могу сказать, что существуют разные философские модели устройства мира. Двуполярный мир можно представить себе, как плюс и минус, - однополярный как центр и периферию.
     Сергей МАРКОВ:
     - Любой конфликт может быть перемещен внутрь. Например, конфликт между консерватизмом и либерализмом может продолжаться внутри и однополярного мира.
     Александр ДУГИН:
     - Теоретически однополярная модель вполне возможна, поскольку биполярность в законченной форме существовала только после Второй мировой войны, после 1947 года, хотя согласно геополитики она потенциально наличествовала всегда в виде дуализма цивилизаций морского и сухопутного типов.
     Но я полагаю, что однополярность, как она складывается в нынешнем мире, не является оптимальной формой мироустройства. Она ущербна уже с нравственной точки зрения, так как существует плюрализм ценностных систем, а нынешняя однополюсность основывается только на одной из них - на западно-европейской, светской, либерально-демократической.
     Во-вторых, с чисто прагматической точки зрения, я полагаю, что сегодня не созданы достаточные предпосылки для непосредственного создания однополярной системы без промежуточного этапа. Технологически этим промежуточным этапом должна была бы стать многополярность. Речь идет о появлении на месте двух сверхдержав, не одной гипердержавы, но нескольких самостоятельных "больших пространств", своего рода государств-континентов. Примером такого большого пространства, которое вполне может в будущем обрести полноценную геополитическую суверенность является Евросоюз. Действительно, и я здесь согласен с Сергеем Александровичем Марковым, суверенность в нашем мире защитить в одиночку невозможно. Даже Советский Союз включая Варшавский договор был не достаточен для поддержания суверенности и, поэтому, кстати, распался. Сама однополюсная система появилась именно из-за того, что суверенитет второго полюса не мог быть далее обеспечен. Но, на мой взгляд, сама нынешняя однополярная система - это логическое лишь инерциальное продолжение старой двуполярной системы, только при исчезновении одного полюса.
     Мы должны, напротив, идти к концепции новой имперской плюри-суверенности (многосуверенности), к организации мира по новому принципу, по принципу "больших пространств": американское большое пространство, европейское (или евроафриканское) большое пространство, паназиатское большое пространство, евразийское большое пространство, возможно латино-американское, арабское и панафриканское. Будущий мир должен состоять не из государств и не из одного "мирового государства" во главе с "мировым правительством", но из империй.
     Сергей МАРКОВ:
     - С этим я согласен. Процесс формирования единого человечества, единого мирового правительства займет, на самом деле, несколько десятилетий. И поэтому о полном исчезновении суверенитетов говорить нельзя. Но мы должны, безусловно, абсолютно четко сознавать, в чем граница этого суверенитета. Не может быть сегодня безграничного суверенитета, тем более для отдельной страны.
     Александр ДУГИН:
     - Несколько слов о терминологии. "Политический исламизм", о котором так много говорят сегодня, не совсем то же самое, что "исламский мир". Это экстремальная и даже еретическая форма проявление довольно узкого маргинального сектора исламского мира. Очень важно противодействовать на всех уровнях радикальному исламу, который сопряжен с террористической практикой. Но исламу традиционному нужно безусловно пойти навстречу. Даже в однополярном мире фактор традиций никуда не исчезнет, и будет давать о себе знать. В конечном счете, если не нечто иное, так и сам он приведет эту однополярность к краху.
     Сегодня все говорят об унификации информации, молодежной культуры и т.д. Но приведу такой пример: если мы отъедем на десяток километров от Мадрида и посетим испанскую молодежную дискотеку, мы услышим не американский рэп и другие космополитические мотивы, но электронные обработки "Фламенго". И танцуют юноши и девушки с элементами традиционной испанской пластики. Я думаю, фактор культуры и самобытности проступит в процессе глобализации с новой неожиданной силой. Что мы уже и видим. Растет зазор между европейской и американской универсальной традициями. Я уже не говорю о России и Евразии. И обсуждая политические, социальные и военные технологии, мы не должны забывать о своей культурной идентичности.
     И мусульмане дают здесь нам пример. Хотя у Евразии, евразийства есть своя собственная ценностная модель. Она многомерна. А, значит, сама по себе демократична и многополярна. В ней найдется место и христианству, и традиционному исламу, и иудаизму, и буддизму, и другим религиозным и культурным формам.
     Сергей МАРКОВ:
     - Позволю себе одну реплику. Традиционализм сегодня развивается даже в Америке. Отъедьте в какую-то глубинку, и увидите, как в ресторанчиках местные массовики-затейники учат посетителей танцевать ковбойские танцы. И в этой глубинке ненавидят Уолл-стрит. Ненавидят значительно больше чем у нас. Традиционалистская, мессианская Америка, идейная наследница первых американских протестантов, которые приехали в нее со своими строгими моральными принципами, сегодня бунтует против космополитизма. И, очевидно, это противоречие между традиционализмом и космополитизмом станет главным противоречием нового времени. Оно не уйдет, ибо долго еще никто никого не победит.
     Михаил ЛЕОНТЬЕВ, руководитель отдела авторских программ ОРТ:
     - Вообще-то, победоносность процесса глобализации, и неизбежность однополярности мира - вопрос, мягко говоря, открытый. И мы, собственно, присутствуем, на мой взгляд, при конце этой самой глобализации. Проблема в том, какую роль в этом процессе будет играть Россия? Будет ли она субъектом мировой политики, или она останется тем, когда все равно, какой: однополярный, биполярный, многополярный мир тебя окружает.
     Что касается эволюции задач российской армии, то она выглядит таким образом, что чем меньше задач решает политика, в первую очередь, экономическая, тем больше их возникает у армии. Если эта тенденция сохранится в нынешнем виде, то скоро все задачи, начиная от мелкохозяйственных и кончая стабильностью, безопасностью, снабжением, организацией производства и т. д. будут возложены на армию. Это простая экстраполяция тенденции.
     Александр ДУГИН:
     -Те большие пространства, о которых я говорил, предполагают существование в них мощных вооруженных структур. На мой взгляд, будущее российских ВС лежит только в процессе их постепенного превращения в перспективе в евразийские ВС, перед которыми будут стоять намного более масштабные задачи - соответствующие великим героическим традициям нашей российской армии. Они должны отвечать за безопасность всего евразийского большого пространства.
     Я убежден, что однополярность либо добровольно, либо принудительно рухнет - она явно созидается поспешно и не вовремя, и в ситуации этого кризисы Россия должна сохранить пусть урезанную, но все же довольно выпуклую геополитическую и стратегическую субъектность, чего не возможно без сохранения и даже укрепления ядерного потенциала.
     Военно-политическое партнерство и сотрудничество с Европой могло бы свидетельствовать и о нашей открытости Западу, быть наглядным проявлением нашего демократизма, гуманности, цивилизованности, но при этом вполне соответствовать и нашим прямым геополитическим, евразийским, имперским (в лучшем смысле этого слова) интересам.
     На мой взгляд, логика действий нашего Президента, когда он говорит о приеме России в НАТО, преследует именно эту цель. Понятно, для некоторых консервативных умов это звучит как богохульство - вступить в логово врага, но это очень дальновидная линия, отвечающая нашим национальным интересам. Сегодня сама континентальная Европа выглядит в НАТО на фоне ВС США и Англии неким малозначительным придатком.
     Конечно, американцы никогда нас в НАТО не примут. Но сам жест - просьба о вступлении - очень важен. Это важнейший знак, Европе. На мой взгляд, Россия может очень много приобрести в экономике, технологиях, политике, реализуя дипломатический, стратегический, позиционный потенциал своего географического местоположения. Мы могли бы служить, грубо говоря, "разводящими" между Азией и Европой.
     На этом пути у нас есть две смертельные ловушки - глобализм и национализм. Глобализм уничтожит нашу самобытность, нашу цивилизационную идентичность. Но не менее опасна и другая крайность - если мы объявим возврат к полной автаркии - которой мы не выдержали и в куда более выгодных исторических обстоятельствах - на нашем будущем можно будет ставить крест.