Здесь и столкновение в подводном положении с американской подлодкой «Гэтоу» в ноябре 1969 года, и объемный пожар в феврале 1972 года, унесший жизнь 28 человек. Но зловещее прозвище «Хиросима», которое американцы в фильме опустили по вполне понятным причинам, она получила гораздо раньше, после своего первого боевого похода летом 1961-го. Тогда на переходе в район боевого патрулирования в Норвежском море разразилась первая, но, увы, не последняя ядерная авария на нашем флоте. Произошел разрыв первого контура одного из реакторов, что, по мнению, бытовавшему тогда, неминуемо вело к ядерной катастрофе, грозило не только гибелью подводной лодки, но и третьей мировой войной. Героическими усилиями экипажа буквально из подручных материалов была изготовлена система искусственного охлаждения реактора, ставшая впоследствии штатной. Стихия атома была укрощена, но какой ценой? Восемь человек, участвовавщих в работах в аварийном реакторном отсеке, умерли практически сразу, а 22 моряка - спустя некоторое время. Ни о каком «бунте на корабле», как это придумано в сценарии, не могло быть и речи.
     Подводники исполнили свой долг до конца и без малейшего принуждения. Слава Богу, многие из них живы и по сей день, так что фраза из интервью Харрисона Форда, сыгравшего роль главного героя – командира лодки Алексея Вострикова, мол, «все равно никто не знает, как протекали события», не имеет под собой ни малейшего основания. И, несмотря на очевидный талант большинства актеров, исключительные технические возможности, вполне доступные при более чем 100-миллионном бюджете фильма, очередной «киношедевр» Голливуда остается, по-моему, чистой воды спекуляцией на «горячей» тематике российского подводного флота. Да и создан он практически по следам гибели «Курска». Так что с мотивацией создателей никаких загадок нет. Могу судить об этом еще и потому, что почти пять месяцев провел на съемочной площадке в качестве консультанта и прекрасно представляю как сущность происходящего, так и подноготную проекта. Разумеется, все создатели фильма – профессионалы высокого полета и даже прекрасные люди, но в пределах того, что не касается чужой истории. В бережном отношении к этой самой истории их нельзя даже заподозрить. Фильм, торжественно провозглашенный прорывом в закоснелом изображении русских периода «холодной войны», остается набором клише, составленных Голливудом именно в тот период.
     Это и традиционный конфликт между командиром и старшим помощником, перерастающий в открытую конфронтацию, без которого практически не обходится ни одна американская картина (Hellcats of the Navy, Crimson Tide, Hunt for the «Red October», «Danger Beneath the Sea» и пр. до бесконечности). Это карикатурное выпячивание «роли партии», когда замполит, он же представитель госбезопасности (очевидно, для экономии средств), заявляет, что уполномочен снимать или оставлять командира на его посту. Подводники советского периода прекрасно знают, что авторитет командира на лодке был непререкаем. Поэтому замполит и примкнувший к его «заговору» минер с пистолетами у носа командира превращают драму в настоящий фарс, который поначалу лишь угадывается.
     Вообще, насколько я могу судить, в голове у режиссера Кэтрин Бигелоу, слывущей специалистом по фильмам активного действия, был изрядный сумбур, рожденный стремлением привнести в свое детище все лучшее из прежней киномаринистики – от «Мятежа на «Баунти» до нашумевшей в свое время «Das Boot». Все началось со сценария, первоначальную версию которого впервые довелось прочитать уже в Канаде, где снимался фильм. Стало просто не по себе, и первое, что я представил, - оскорбленные чувства ветеранов - участников трагедии. Благо, и они не сидели на месте. Их открытое письмо, судя по разговорам, оказало определенное воздействие на продюсеров. Примерно через месяц каждодневной борьбы последние согласились заменить настоящие имена участников событий. Боюсь, что главным аргументом в данном случае стали не слова о неэтичности использования подлинных имен, в том числе павших героев, а перспектива возможных судебных разбирательств. Однако главное требование - изменить наименование подлодки на любое другое – осталось невыполненным под предлогом уже понесенных крупных затрат на предварительную рекламу. Еженедельное вручение режиссеру дюжины листов с критикой очередной версии сценария (а переписывался он тринадцать раз!) не приводило к принципиальным изменениям, а порой и ухудшало ситуацию, вызывая обратный эффект.
     - Капитан, чем вы тут занимаетесь? - как-то спросил меня главный продюсер Эд Фелдман.
     - Борюсь за историческую правду, как ее понимаю, с такими, как вы, - был ответ.
     - Похвально, особенно если учесть, что вы тут один. Но я не для того вложил в этот проект столько денег, - заявил он, похлопав себя по карману, - чтобы ловить ваши советы на лету.
     - Ну и отправьте меня домой, давно об этом прошу, особенно, если вам мои советы не нужны.
     - Нужны, но только в определенных пределах...
     Лишний раз пришлось убедиться, что обещания стремиться к достоверности на встречах с экипажем «К-19» в Москве и Петербурге, были всего лишь декларациями. Ни от каких канонов времен противостояния сверхдержав никто и не собирался отходить. Экранный «русский», эксплуатирующий смертельное оружие, должен выглядеть недалеким, если не сказать туповатым, и агрессивным, а значит, по-прежнему опасным. В голове американского обывателя ничего не должно меняться. И с какой это стати воспевать русский героизм. Истинным героем может быть только американец, сокрушающий на экране, скажем, агентов российских спецслужб.
     Расхождение взглядов на происходящее возникало на съемочной площадке «К-19» постоянно. Как-то меня попросили изобразить учение по борьбе с пожаром в ракетном отсеке. Объяснив суть и распределив обязанности, буквально через час тренировок добиваюсь от актеров вполне сносных результатов. Каждый «моряк» - на своем месте и делает то, что подсказано логикой происходящего. Правильные доклады, слаженные действия. Представляю готовый «продукт» режиссеру. Та неожиданно приходит в ярость.
     - Мне не нужны слаженность и организованность. Мне нужны неуверенные действия и путаница. Переделать!
     - Помилуйте, - пытаюсь воззвать к рассудку. – Уж если далеких от флота людей натренировали за час до такой степени, неужели вы считаете, что настоящие русские матросы этого сделать не в состоянии?
     - Мне нужен беспорядок! Ясно? Чтобы люди мешали друг другу, путались в шлангах, сталкивались лбами... Ваше командование тогда спешило. Доклады Хрущеву, показуха, и вообще... вы ничего не понимаете в драматическом искусстве. Что-то мы намеренно утрируем...
     - Но не до абсурда же!
     Тем временем абсурд торжествовал. Явно под впечатлением «Das Boot» в береговую копию лодки напихали массу открытых ящиков с овощами, коробок, мешков. На камбузе, как на голландских натюрмортах, были развешаны гроздья колбас, повсюду стояли ящики с вином и даже с водкой, которую, слава Богу, вскоре убрали.
     Обратите внимание, что большую часть фильма за командиром неотступно следует минер Демичев (Стив Николсон), причем с пистолетом на боку, что категорически запрещено, особенно в ракетном отсеке. Но этого требуют законы жанра: необходимо убедить зрителя в том, что он «влиятельная фигура» и может находиться там, где ему заблагорассудится. Впоследствии, участвуя в пресловутом мятеже, Демичев не раз по-ковбойски будет обнажать свою «пушку». Его беспризорные подчиненные тем временем носятся по отсекам, оказывая «широкомасштабную» помощь соседям. Ну, там пожар потушить, пробоину заделать... Лишь изредка эти славные ребята возвращаются в свой родной отсек, к торпедам. Кургузые торпеды, пропорциями смахивающие на поросят, приятно зеленеют (пока их не трогают) на фоне чудовищного размера морковки, неаккуратно распиханной по ящикам...
     Апофеоз бреда. В реакторном отсеке, где вахта обычно не несется, с задумчивым видом слоняются 5 человек – почти все спецтрюмные. Режиссер объяснила это плановыми работами. Видимо, фибрами души чувствуя приближающуюся аварию, они хотят держать руку на пульсе. И вот матрос Анатолий уже бодро рапортует об утечке в первом контуре.
     ...Историческая сцена в кают-компании офицеров. Обсуждаются предложения, как соединить цистерну пресной воды с реактором для его принудительного охлаждения.
     - В глубь реактора можно попасть через воздухопровод, - говорит старпом. - Но чем качать и где взять трубы?
     - Вытащим из торпед, - рапортует стармех. - Отличные трубки!
     - Да, а варить максимум полчаса... – бодрым голосом дополняет Полянский - командир дивизиона движения.
     Почему-то предложения исходят от механиков, которые могут только догадываться о том, что находится в торпедах. Тем временем минер, чьи торпеды вот-вот начнут курочить, предлагает просто-напросто затопить лодку, а самим спастись на плотах!.. Дискуссия о трубках продолжается. Как будто из духа противоречия Харрисон настаивает, чтобы трубки для охлаждения реактора извлекли именно из торпед, а не из арматуры торпедных аппаратов, как все было в реальности. Более того, режиссер хочет, чтобы их тянули не из выгородки реактора, а аж из кормы отсека. Это якобы диктуют требования пресловутого драматизма. Сколько же торпед вам придется разобрать, господа хорошие? Одному Богу известно, хотя актеру, конечно, виднее. Похоже, он так вжился в роль, что возомнил себя экспертом подводного дела.
     Недотепы, разбирая торпеды, сливают керосин в ведро, забывая в суете его убрать. Тем легче будет организовать пожар, спланированный именно в торпедном отсеке.
     Вскоре привезли ту самую спецторпеду, нашинкованную трубами разного диаметра на любой вкус. Несколько манипуляций, и Боевое Зарядное Отделение (боеголовка) валяется на палубе. Осталось наугад отсоединить случайную трубку. Дело спорится, ведь им занимается механик, а не минер, который продолжает шататься по отсекам, лелея коварные мысли о мятеже. К удивлению механика, вдруг откуда-то брызжет гидравлика.
     Пожар в отсеке - одна из ключевых сцен фильма, которую, невзирая ни на какие усилия, пока не удается сделать хотя бы логичной. Увы. Пожар от возгорания пластин регенерации отвергнут ввиду потенциальной невозможности объяснить это американскому зрителю.
     Чаще всего от режиссера приходилось слышать: «Мы делаем не документальное кино. Наш фильм адресован главным образом «тупой подростковой аудитории», приносящей тем не менее 80 процентов кассового сбора». Ну и поместили бы над титрами: «Тупому американскому зрителю посвящается».
     - По-моему, вы ненавидите этот фильм? - спросила меня как-то в сердцах режиссер.
     - Да нет, терпения пока хватает. А иногда даже получаю удовольствие... от процесса, – ответил я, ничуть не слукавив.
     В штурманской рубке, к примеру, разложены пестрые карты с обозначенными «ракетно-ядерными» ударами по территории США.
     Роль навигатора досталась голливудскому актеру Дмитрию Праченко, который был хорош, пока ему не понадобилось провести условную линию, соединяющую район огневой позиции «К-19» с Вашингтоном. Тут его лицо покрылось испариной, а руки начали дрожать. «Дмитрий, ты же актер, - пытался успокоить его я, показывая, что требуется. - Всего лишь одно изящное штурманское движение».
     Наутро на вопрос: «Где «штурман?», прозвучал суровый ответ:
     - В сумасшедшем доме, и, похоже, не без вашей помощи. Ночью увезли.
     Канадский актер, заменивший бедного Дмитрия, обладал железными нервами, но совершенно негнущимися пальцами. Изящества не получалось. Мне было предложено изобразить движение самому. Согласился при условии, что будут видны только руки.
     Эпизод из фильма не вырезали…