«СЕВА ЛУЧШЕ ВСЕХ В КОМАНДЕ ИГРАЛ»
     Спортивный врач Олег Маркович Белаковский:
- Сколько себя помню, столько же – и Севу Боброва. В Сестрорецке (Ленинградская область) мы с ним жили по соседству и учились в одной школе, я - на класс старше. Наши родители были дружны. Отец Севы Михаил Андреевич был начальником цеха на станкостроительном заводе, на этот же завод Сева пришел работать по окончании школы. Мы с ним играли за одну команду: я - вратарем, Сева - центральным нападающим. Михаил Андреевич сам довольно хорошо играл в русский хоккей и футбол, и первые спортивные уроки и Всеволод, и его брат Владимир, и я получили именно от него. Отец Севы сам заливал во дворе каток, играли мы и на льду Финского залива. Позже нас более целенаправленно тренировал Геннадий Николаевич Худяков, в свое время поигравший за сборную страны по хоккею. Даже внешне такой размашистый стиль, обводку Бобров где-то перенял у Худякова.
     Сева и тогда в хоккей (с мячом. – Ред.) лучше всех в команде играл. Позже его пригласили в команду Ленинградского завода им. Войкова. И 6 марта 1940 года в матче против ленинградского «Динамо», известной в то время команды, Бобров забил 3 мяча. Встреча закончилась — 3:3, и талант Боброва тогда впервые был отмечен широкой публикой.
     «БОБРА ЛУЧШЕ НЕ ЗЛИТЕ»
     Валентин Александрович Николаев, многократный чемпион страны и как игрок, и как тренер, наставник молодежной сборной СССР - чемпиона Европы-80:
     - В ЦДКА мы были неразлучной тройкой - Бобров, Гринин и я. Когда Бобров был в хорошей форме, не травмирован, Аркадьев главную задачу мне определял просто: смотри, где Сева. Сразу пас ему. А Сева знал свое дело. Одного-двух защитников обойти труда ему никогда не составляло. И грубостью на грубость никогда не отвечал, хотя физически был очень крепок. Он часто отвечал голами не только на грубую игру, но и на ехидные замечания. Помню, в 1949 году в Тбилиси после первого тайма мы проигрывали - 0:1. Когда уходили в раздевалку, с трибун кричали: Бобер - лентяй, такой-сякой. Сева от ярости аж задрожал и тихонько сказал: «Ну, я покажу этим «генацвале». И показал: во втором тайме - забил 4 мяча, и мы выиграли - 6:1. Так что тренеры команд соперников порой предупреждали своих: Бобра лучше не злите.
     Почему Бобров все-таки ушел в ВВС? Ушел не только он. Василий Сталин неплохих ребят собрал. Меня и Демина тоже настойчиво звал, но генерал-полковник Шикин в ультимативной форме потребовал не разваливать ЦДКА. За Симоняном, Ворошиловым шла охота. Но Боброва, видимо, настойчивей, чем кого-либо, Вася звал. Да они в самом деле близкими друзьями были. Бобров и самому Васе потом помогал, когда уже тот был в опале, и Демину, и многим, многим другим.
     «Аркадьев называл его «промокашкой»
     Валентин Борисович БУБУКИН, капитан сборной СССР, обладатель Кубка Европы:
     - Первое впечатление о Боброве на поле было обманчивым. Крупный, но какой-то нескладный. Почти не бегает, «дремлет». Но, получив мяч, преображается. При рывке у него был неестественный какой-то наклон тела - прикрывает мяч корпусом. Уж на что великолепные технари Месхи и Метревели, но большинство финтов у них наиграны, когда много за ними наблюдаешь, становятся предсказуемыми. А вот Бобров, как и Стрельцов, действовал спонтанно. Выражение «если человек талантлив, то талантлив во всем» к Боброву в наибольшей мере подходит. Его подвиги в футболе, в хоккее с шайбой и мячом известны всем. Но он и в бильярде не знал себе равных. Едва взял ракетку в руки - и в пинг-понг всех стал обыгрывать. Двигательная активность его была невероятной. Аркадьев называл его «промокашкой»: Бобров любой самый сложный технический прием, ранее не знакомый ему, сразу осваивал. Едва в ЦДКА неделю потренировался, а уже все федотовские удары исполнял не хуже Григория Ивановича.
     «ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ ФАКТОР ОН СТАВИЛ ОЧЕНЬ ВЫСОКО»
     Александр Павлович РАГУЛИН, многократный чемпион мира и олимпийских игр по хоккею с шайбой:
     - Бобров, когда руководил сборной страны в эпоху знаменитой суперсерии с канадскими профи, был в отличной физической форме. И на коньках здорово гонял, и клюшкой виртуозно работал.
     На посту тренера сборной придерживался методики, разработанной его предшественником Анатолием Тарасовым. По ней тогда работали все ведущие тренеры страны. От добра добра не ищут. И объем нагрузок, и их характер Всеволод Михайлович почти не изменил. А в отношениях с игроками был более демократичен, меньше утомлял нравоучениями. Ну и в силу своего более молодого возраста по сравнению с Тарасовым больше времени проводил на льду. При Боброве более раскрепощенными в сборной почувствовали себя спартаковцы и динамовцы.
     Отношения у меня с Бобровым сложились прекрасные. С моей точки зрения я должен быть Боброву больше благодарен, чем Тарасову и Кулагину, хотя и их обоих безмерно уважаю как специалистов и педагогов. В 1972 году мне было 32 года. Кулагин был за то, чтоб меня вывести из сборной. Тарасов еще годом раньше хотел убрать меня из основного состава ЦСКА. Это вполне естественный процесс: надо было отдавать первые роли молодежи. Но я в 32 года себя чувствовал не хуже, чем в 22. Может, даже и лучше. Бобров это видел и отстоял меня.
     Работая в сборной вместе с Кулагиным, Бобров имел решающее слово по принципиальным вопросам. Он же нес и наибольшую ответственность. Я не могу не отметить: профессионализм - профессионализмом, но человеческий фактор Бобров ставил, пожалуй, выше, чем большинство его коллег.
     «Сева был Человеком широкой натуры»
     Елена Николаевна, жена Всеволода Боброва:
     - За годы нашей совместной жизни и уже после того, как не стало Севы, я все больше и больше убеждалась, что природа подарила нашей земле мало таких людей, как он. Это необыкновенный по своей кристальной внутренней чистоте и благородству человек.
     И вообще Сева был человек широкой натуры. Иногда, мне казалось, даже чересчур. В 1972 году, когда приехали канадцы, нам домой кто только не звонил - все просили помочь достать билеты. А Сева эти билеты покупал за свои деньги и тем, кто обращался, раздаривал. Однажды я, не зная его намерений, посмела взять с людей деньги, так он меня за это здорово отругал. У него приоритеты были четко расставлены: на первом месте наш сын Мишка, на втором - друзья и на третьем - я. Главное, что от меня требовалось, чтобы в доме было много борща и котлет. Чтобы в любой момент, кто бы ни пришел, можно было прежде всего усадить людей за стол и как следует накормить.
     Сева сам дома краны ремонтировал, любил на даче возиться. Надевал белый халат, белые перчатки и нырял в грядки. К сожалению, дачу мы купили поздно, и он прожил там только три года, но вот этот огород стал для него второй радостью после рождения Мишки. В последние годы у него на работе хватало неприятностей. Снимали с должностей и за проигрыши, и за выигрыши. Я уже была приучена к этому и знала, что дома у него должен быть надежный «тыл».
     Умер Сева летом 1979 года от тромбоэмболии. Накануне он почувствовал резкую боль в ноге, но не придал этому значения. На следующий день – это было 1 июля – во время тренировки он работал с вратарями - и вдруг опять острая боль прострелила ногу. Молодой массажист команды предложил: «Ложитесь, Всеволод Михайлович, я вам помассирую ногу». А оказалось, это шел оторвавшийся тромб.
     Уже 23 года нет Севы, и боль этой утраты не проходит. А пять лет назад погиб сын Мишка - ему сейчас уже было бы 32. Спасибо, друзья не забывают. И я, поверьте, почувствовала себя счастливой от того, что на юбилее Севы одних только хоккеистов и футболистов будет больше трехсот человек.