Мне довелось когда-то побывать в Череповце, постоять у его родительского дома со скромной мемориальной доской на фасаде. Крыло забывчивого времени словно бы прикрывало его своей тенью. А ведь в конце XIX века известность Верещагина была велика. «В те времена, - писал один из его будущих оппонентов из «Мира искусства» А. Бенуа, - за границами России из русских художников только его и признавали, в России же многие почитали Верещагина за какого-то мага живописи, до которого всем западным новаторам, как до неба».
     Характер у Верещагина был трудный: резкий, строптивый. Успех сделал поведение его независимым. Он мог, к примеру, позволить себе хоть и вежливо, но отказать наследнику престола в посещении своей мастерской. Его выставки с триумфом прошли по столицам Европы и городам Америки. Его полотна, привлекавшие рядового зрителя, вызывали подчас острое негодование у высокопоставленных военных. Из-за упреков туркестанского генерал-губернатора генерала Кауфмана, к примеру, он вынужден был собственноручно уничтожить три своих работы. На его берлинскую выставку прусское военное начальство запретило ходить солдатам и не рекомендовало посещать ее офицерам. Боялись утраты боевого духа, смены корневых представлений. Верещагин стал возмутителем общественного спокойствия Европы и России. Он впервые показал войну, далекую от победных реляций, ее физиологию: пот, кровь, ее труды, ее потери, ее героизм, достигаемый через смерть и страдания. Полотна Верещагина несли себе непривычную зрителю правду о войне, ее убитых, раненых, пленных, трофеях, победителях и побежденных, равно повинных в происходящем. О ее реальных человеческих итогах, венчающих подписанный мир пирамидами из черепов. Даже в том, что в одном из балканских полотен художник посадил российского самодержца на походный стул, а не на коня, станут усматривать отсутствие патриотизма. Но Верещагин был упрям. «Я никогда не видел правдивых картин войны, - писал он еще в юности, - и твердо решил представить все так, как оно есть в действительности».
     А начиналась его жизнь у берегов Шексны в Череповце. Отец Верещагина, выросший в эпоху Николая I, не мыслил для сына иной карьеры, чем военная. И определил его на учебу в Морской корпус. Учился Верещагин хорошо, окончил курс фельдфебелем гардемаринской роты, но вот незадача: для плаваний оказался непригоден, поскольку сильно страдал морской болезнью. А тут еще и увлечение рисованием. И в 1860 году, едва лишь начав военно-морскую карьеру, юноша Верещагин подает в отставку и поступает в школу российской Академии художеств, чтобы учиться живописи. Потом продолжает учебу в Париже. Посещает не вполне еще замиренный Кавказ, делая живые наброски.
     Вот тут и застает молодого художника предложение генерала Кауфмана отправиться с ним в экспедицию для покорения Туркестана. Верещагин приезжает в Самарканд, занятый русскими войсками 2 мая 1868 года, и не может не поразиться красоте и величию его древних дворцов, мавзолеев и мазаров. И вскоре получает боевое крещение. Он оставался в городе в составе небольшого гарнизона, когда случилось восстание и Самарканд оказался в осаде. Осада была жестокой, изобиловала кровопролитными схватками. Верещагин вел себя мужественно и заслужил Георгиевский крест, который впоследствии носил на гражданской одежде. Художник участвовал во всех крупных экспедициях Туркестанского похода. Делал наброски с натуры. «Изнутри» войны наблюдал ее сцены и эпизоды. Итогом явилась знаменитая Туркестанская серия его работ, получившая небывалый успех и в России, и в Европе. В ней были не только незнакомая зрителю экзотика Средней Азии, не только философски осмысленные картины и эпизоды войны, но и отчетливо звучала тема небывалого героизма и мужества русского солдата, идущая от предков, свойственная ему искони. Уже одни названия картин впрямую говорят об этом: «Сдавайтесь! - Никогда». Или «Нападают врасплох. Ляжем костьми».
     Особое раздражение высокопоставленных зрителей вызвала картина «Забытый» - непогребенный труп русского солдата, оставленный на поле боя в окружении пирующих ворон. Художника обвинили в «оклеветании русской армии». В «непатриотичности». По привычке утверждая, что русские не бросают своих павших на поле боя непогребенными. Увы, такое случается порой и доныне.
     После Туркестана Верещагин много путешествует. Он в полной мере ощутил в себе воспетый Киплингом «зов Востока». Едет в Индию. Живет в Гималаях. Запечатлевает на полотнах людей и замечательные памятники старины этой извечно притягательной для русских страны.
     Русско-турецкая война 1877 года вновь призывает художника к себе. Он совершает вместе с войсками поход по Дунаю. С товарищем своим по Морскому корпусу на лодке «Шутка» идет в атаку на турецкий монитор. Художника ранят. Залечив ранение, он отправляется вместе со Скобелевым к Шипке, участвует в набеге на Адрианополь. Вот как рассказывает о нем наблюдавший Верещагина в бою журналист Немирович-Данченко: «28-го Скобелев повел войска на штурм. Несколько редутов взяли штыками. Бой был упорный и отчаянный. Кругом люди падали, как мухи. С злобным шипением пули уходили в снег Казанлыкской долины, другие, словно вихрь, проносились мимо, и посреди этого ада В.В. Верещагин, сидя на своей складной табуретке, набрасывал в походный альбом общую картину атаки».
     А она была безрадостной, эта картина, несмотря на громкие победы. Слишком много доблестной русской крови впитала тогда балканская земля. Художник отказался от золотого оружия, к которому был представлен как участник сражений. Его картины о той войне - прямое обвинение всем, кто ее развязал. «Дорога в Плевну», «Панихида», «После атаки», «На Шипке все спокойно» - каждое полотно буквально кричит о потерях. Зрителя поражала правдивость деталей, неожиданность сюжетов, придумать которые было бы попросту невозможно. Именно в этом и состояло главное творческое кредо художника. «Выполнить цель, которой я задался, - напишет Верещагин в каталоге своей нью-йоркской выставки позже, - дать обществу картины настоящей, неподдельной войны нельзя, глядя на сражение в бинокль из прекрасного далека, а нужно самому все прочувствовать и проделать, участвовать в атаках, штурмах, победах, поражениях, испытать голод, болезни, раны... Нужно не бояться жертвовать своей кровью, своим мясом, иначе картины мои будут «не то».
     У Верещагина впереди много путешествий по миру, много выставок, много славы и много врагов. В начале 80-х он вроде бы успокоится, построит дачу на Серпуховской дороге под Москвой, напишет серию полотен, посвященных войне 1812 года, заново переосмысливая в ней и роль народа, и роль ее полководцев. Художнику уже за шестьдесят, но русско-японская война вновь зовет его сердце на фронт. Видать, ему, всю жизнь писавшему войну, судьба была умереть именно на войне. 31 марта 1904 года в Порт-Артуре подрывается на японской мине флагманский броненосец «Петропавловск». Вместе с прославленным русским адмиралом Макаровым на борту его был и Верещагин. Он погиб, как и жил, стоя на палубе уже тонущего корабля и занося в свой походный альбом картину развернувшегося сражения...