Активной деятельностью в ветеранском движении, на культурном поприще, работой по военно-патриотическому воспитанию молодежи, воинов российской армии ветераны Великой Отечественной войны продолжают святое дело служения Отечеству.
     В своих статьях и письмах в любимую для них еще с фронта «Звездочку» солдаты Победы пишут о самом сокровенном, вносят немало интереснейших предложений, заслуживающих внимания и поддержки. Вот что, к примеру, пишет участник войны Василий Головань из эстонского города Нарвы:
     «Уважаемая редакция! Я постоянный читатель «Красной звезды» - основного источника, освещающего вопросы жизни и быта фронтовиков, пишущего об их болячках, публикующего их воспоминания о войне и о коротании последних лет на закате.
     Ушел в историю ХХ век, а вместе с ним и события, отражающие создание, развитие и распад СССР, образование новой России. В этих событиях родилось, трудилось, воевало, погибало, становилось друзьями и врагами, инвалидами и калеками поколение людей, к счастью и радости, многие из которых еще живы, хотя и им далеко уже за 70. Кто ходит, кто лежит, кто ползает. Но это еще живая память о прошлом столетии.
     Мне 82-й год, и я, как и мои сверстники, пережил и помню нэп, коллективизацию и индустриализацию, службу в армии до Великой Отечественной войны и после ее окончания, саму войну от звонка до звонка, военные успехи и неудачи... Многие из нашего поколения на войне были ранены, контужены, больны и вернулись с нее в разоренную, но непобежденную врагом страну - голодали, бедствовали, болели и строили новую жизнь. Я тоже был дважды тяжело ранен и контужен, имею награды. После победы служил в Советской Армии еще 7 лет на Дальнем Востоке, из них 2 года - на Чукотке. Таких, как я и лучше меня, много.
     Некоторые говорят, мол, все было и все забыто. Нет, ничего не забыто! Как можно забыть все это.
     Близится 60-летие Великой Победы. Вношу через вашу газету предложение - Российскому организационному комитету «Победа» учредить памятные знаки участникам крупнейших исторических битв - Московской, Сталинградской, Курской, за Ленинград, за Кавказ, за Днепр и за Берлин. Пусть он будет кусочком металла, но он будет персональной памятью для многих стариков-ветеранов, который обрадует и согреет, поддержит их морально на склоне лет. Памятные знаки - история страны, история семей, история непосредственных участников событий. Новый памятный знак будет дорог фронтовому и последующим поколениям тем, что они будут знать, что их предки защищали Родину. Знак будет тем более ценен, что до сих пор многие ветераны войны не имеют заслуженных наград. Воевали же миллионы, в параде Победы участвовали немногие, а радость к юбилею нужно сделать всем».
     Достойные слова, достойное предложение. А сколько еще новаций и задумок у нестареющих душой уважаемых ветеранов!
     Именно о таких активистах и рассказывают сегодня наши постоянные авторы – участники Великой Отечественной.
     На затерянном в степи, глухом полустанке дивизия спешно выгрузилась и форсированным маршем, почти броском, двинулась в южном направлении. Было морозно, сухая поземка, завихряясь над волнообразными сугробами, резко секла лица солдат, продувала насквозь. В растянувшейся колонне то и дело слышалось слово «Сталинград». Все уже догадывались, что именно к волжским, сталинградским рубежам, к самому важному участку, брошены гвардейские части.
     При спуске в балку лошадь Уносная, тащившая в упряжке орудие, сломала ногу и уже не поднялась. А впереди возможен скорый бой, возиться некогда, и приказано ее застрелить. Но хозяин Уносной ездовой Сергуненков не может этого сделать. «По детским щекам его из-под обмерзших ресниц катились слезы. Он молчал, слизывая языком эти капельки, и, сняв рукавицу, с осторожной нежностью гладил морду лошади. Уносная не билась уже, не пыталась встать, а, раздувая живот, лежала тихо, понимающе, по-собачьи вытянув шею, положив голову на дорогу, со свистом дыша Сергуненкову в пальцы, щупая их мягкими губами. Что-то невероятно тоскливое, предсмертное было в ее влажных, косящих на солдат глазах. И лишь сейчас Кузнецов заметил, что на ладони Сергуненкова был овес, вероятно, давно припасенный в кармане...»
     Эту небольшую сценку с обреченной артиллерийской лошадью я выписал из романа Юрия Бондарева «Горячий снег». Я перечитывал его, как и всегда, медленно, глотками, и чуть ли не на каждой странице то спазмом схватывало у меня горло, то закипали в душе ликование и радость за наших солдат, за их мужество и стойкость. Как тот ездовой Сергуненков, я смахивал невольно набегающие слезы, испытывал гордость за писателя, за его редкий талант...
     Я считаю, что Юрий Бондарев, как фронтовик, совершил два подвига. Восемнадцатилетним, вчерашним школьником, наскоро обучившись артиллерийскому делу, получив звание сержанта и должность командира орудия, он вместе со своими друзьями-одногодками умело и храбро отражал атаки немецких танков под Сталинградом. Это был его первый подвиг, солдатский. Отличился Бондарев и как писатель, создав замечательную, волнующую и поучительную книгу о том боевом неповторимом времени...
     Роман «Горячий снег» по праву считается лучшим художественным произведением о сталинградцах. И в эти дни, когда мы отмечаем шестидесятилетие той грандиозной исторической битвы, Юрий Васильевич Бондарев получает теплые поздравления от своих читателей, от однополчан, которых уже и взвода не наберется, и просто от воевавших на разных фронтах ветеранов. Вспоминают его, конечно, и молодые сегодняшние бойцы: ведь Бондарев самый армейский, самый военный и самый читаемый в российских гарнизонах писатель...
     Мне захотелось в эти «сталинградские дни» не только поздравить своего старого доброго товарища, но и неторопливо, как бывало раньше, побеседовать с ним.
     - Прошелся вот, тезка, по горячему снегу... Прошелся следом за Кузнецовым, Дроздoвcким, медичкой Зоей, Сухановым, Бессоновым и другими героями твоего романа. И душу, знаешь, обжег... Я читал где-то, что лейтенант Кузнецов во многом на тебя смахивает...
     - Возможно, возможно, - уклончиво ответил Юрий Васильевич. - Критикам виднее, они любят углубляться в образы. Им бы, как говаривал великий Чехов, лишь бы свою умственность показать. Я вообще-то, как ты знаешь, не очень люблю открывать дверь своей писательской кухни. А что касается «Горячего снега», то там - да, немало персонажей, частично списанных с живых людей. Иначе и не могло быть. Многие, с кем я ползал по сталинградским сугробам, как бы сами собой просились в роман...
     - Как видный военный писатель Бондарев состоялся еще до «Горячего снега». Знаменитым его сделали две повести: «Батальоны просят огня» и «Последние залпы». Потом он перешел на гражданские темы, издав роман «Тишина» и повесть «Родственники». Хотел и дальше шагать по мирной дороге, но война, лица погибших на ней друзей, которые он видел по ночам, не давали ему покоя. Ocoбeннo - сталинградцев. Он отодвигал от себя те великие сражения, оставлял их на потом: большое, мол, лучше видится на расстоянии.
     И вот время подошло. Однажды на даче, на прогулке, перед его взором как бы молния вспыхнула: Сталинград! И зароились в голове образы, стали обрастать деталями. На этот раз он решил поглядеть на события не только из окопа, но и глазами командарма, побывать в Ставке Верховного Главнокомандования, где разрабатывалась и утверждалась беспримерные операции по окружению отборной 6-й немецкой армии Паулюса...
     - Пришлось мне, дружище, немало по архивам полазить, вражеские документы почитать, - рассказывал Юрий Васильевич. - С сержантской да лейтенантской высоты, какая у меня была, глубоко-то ведь стратегию не схватишь. С Жуковым и Коневым встречался, с другими маршалами. Они мне здорово помогли. Роман сначала в процессе работы назывался «Дни без милосердия»...
     - Туманно что-то... Не дай Бог, е
     сли бы такое название осталось. «Горячий снег» - это точнее точного, в самую суть...
     Я смотрю на Юрия Васильевича и замечаю, что он мало внешне меняется. Годков ему уже порядочно - далеко за семьдесят, а он такой же, как и лет двадцать назад. Глаза молодые, зоркие и цепкие. Только седины да крупных морщин стало больше. И есть на то причина: со времени горбачевской «перестройки» и, считай, по сей день держат его в «черном теле», ни на радио, ни на телевидение не пускают. Мстят за сказанное с высокой трибуны о самолете, который взлетел, но неизвестно, где сядет. Под самолетом он имел в виду надвигающийся развал страны. Какой шквал негодования поднялся тогда с определенной стороны в его адрес! Бондарева стали буквально «простреливать кинжальным огнем», истерично кричали, что он давно исписался, превратился в литературного генерала...
     Это сейчас те шумные и агрессивные атаки кажутся ерундой, а тогда все было остро вздыблено, «радикалы» прибежали захватывать здание Союза писателей России, делить имущество и, чувствуя поддержку, требовали немедленного ареста Бондарева и Распутина, как главных идеологов застоя. Вот так!
     Конечно же, эти истерические баталии, открытая травля сказались на чутком сердце Юрия Васильевича. Стали чаще давать о себе знать два фронтовых ранения и контузия. Он подолгу не показывался в столице, жил на Пахре, в писательском поселке, где у него собственная дача. Читатели по-прежнему любили Бондарева: мастер слова, горячая современность, смелость, объективность, ярко выраженный патриотизм. Это Юрий Бондарев одним из первых, пожалуй, писателей своего поколения сказал в книге «Тишина» о репрессиях. А любовь советского офицера и немецкой девушки в романе «Берег»? Тогда об этом только на кухне за бутылкой рассказывали, а Бондарев взял да и показал, как все это было...
     Тягу к литературе Юрий Бондарев почувствовал еще в детстве. Он зачитывался чеховской «Степью», тургеневскими стихами в прозе. В лейтенантском кителе, украшенном орденами, пришел поступать в Литературный институт, принеся с собой тетрадку с рассказами. Его приняли. Повезло ему и с главным учителем: он попал в семинар Паустовского...
     Печататься начал уже студентом. И книжечки вскоре стали выходить, в которых было всего понемногу: и войны, и мирной жизни, любви, верности. Талант и упорный труд подняли его на большую высоту. И в прозе, и в кино. Почти все его романы экранизированы. Он был основным сценаристом в знаменитом сериале «Освобождение». Получил за это Ленинскую премию. Наград и премий, званий у него вообще много. Другой бы, имея такой иконостас, в упор бы «мелкую сошку» не видел, а Бондарев остался милым, обаятельным и глубоко порядочным человеком. Он всегда за кого-то хлопочет, кому-то помогает. И постоянно без перерывов и выходных, над чем-то работает, много читает. За последние годы издал роман «Непротивление», написал пьесу, повесть «Бермудский треугольник».
     - Сейчас современную вещь обдумываю, - говорит Юрий Васильевич. - И помаленьку продолжаю писать «Мгновения». Привык к этому короткому жанру. За Россию сердце болит, за армию. Болтовни много, преступности, падает культура и нравственность народа. Сейчас бы нам тот подъем, какой в начале войны был. Помнишь?
     - Но как его создать? Слишком много упустили...
     Мы еще долго говорили o литературе и политике, потом по традиции поминали павших друзей. Он своих под Сталинградом, а я своих под Берлином. И я ухожу от него довольный: Юрий Бондарев - современный классик, фронтовик, продолжает оставаться солдатом, верным бойцом Отечества.