В свое время интересную информацию об октябрьском пленуме ЦС КПСС автор этих строк получал, как говорится, из первых рук - от Маршала Советского союза И.Х. Баграмяна, доктора исторических наук генерал-лейтенанта Н.А. Антипенко, ответственных работников ЦК КПСС генерал-майора запаса З.Т. Сердюка и Л.А. Оникова - автора книги «КПСС: анатомия распада».
     Леон Аршакович Оников - мой старший товарищ и друг, проработавший в аппарате ЦК КПСС с 1952 по 1991 год при Сталине, Хрущеве, Брежневе, Горбачеве, предстал наиболее ценным носителем «закулисной» информации.
     - На пленуме, - рассказывал Оников, - произошла иезуитская расправа над маршалом Жуковым. Хрущев провел эту операцию в полном соответствии со сталинской тактикой: скрытно, внезапно, жестоко и беспощадно. Мы, аппаратчики, к сожалению, содействовали этому.
     Тезисы предстоящих выступлений маршалов родов войск и генералов армии «доводились до ума» и передавались на визирование секретарю ЦК Брежневу и Сердюку, а выступлениями маршалов Советского Союза на завершающей стадии занимался лично Никита Хрущев. Он убеждал маршалов, что у каждого из них непременно найдется «камень за пазухой против Жукова».
     В ход шло все - не брезговали подтасовкой примеров и фактов, вспоминали давние обиды на Жукова... Порой Георгию Константиновичу приписывались вовсе не его «грехи». Особенно в этом преуспевал, к сожалению, маршал Еременко. Он, в частности, обвинил Георгия Константиновича в том, что тот якобы в финале Сталинградской битвы вырвал из рук Еременко Победу и передал ее чуть ли не на блюдечке Рокоссовскому. Хотя дело обстояло совершенно иначе...
     В конце декабря 1942 года в ГКО состоялось обсуждение плана дальнейших действий под Сталинградом.
     «Руководство по разгрому окруженного противника нужно передать в руки одного человека. Сейчас действия двух командующих фронтами - Рокоссовского и Еременко - мешают ходу дела, - сказал Сталин. - Вопрос: кому из командующих поручить окончательную ликвидацию окруженной группировки Паулюса?»
     Кто-то предложил передать войска в подчинение генерала Рокоссовского - командующего Донским фронтом.
     «А вы что молчите?» - повернулся Сталин к Жукову.
     «Я полагаю, что Еременко будет обижен, если его войска передать Рокоссовскому, ведь он выстрадал эту операцию и отстаивал Сталинград. Ему и добивать Паулюса.
     «Сейчас не время обижаться, - отрезал Сталин. - Еременко я расцениваю ниже, чем Рокоссовского. Войска не любят Еременко. Рокоссовский пользуется большим авторитетом. Еременко очень плохо показал себя в роли командующего Брянским фронтом. Он нескромен и хвастлив...»
     «Еременко будет, конечно, кровно обижен тем, что войска Сталинградского фронта будут переданы другому командующему, а он останется не у дел», - еще раз осмелился возразить Жуков.
     «Мы не институтки. Мы... должны ставить во главе дела достойных руководителей... Позвоните Еременко, объявите ему решение Ставки, предложите ему пойти в резерв Ставки. Если он не хочет идти в резерв - пусть подлечится, он все говорит, что у него болит нога...»
     После совещания Жуков, как требовал Сталин, позвонил Еременко и, сославшись на разговор и указание Верховного Главнокомандующего, передал решение Ставки о ликвидации группировки Паулюса войсками генерала Рокоссовского с переподчинением ему войск Сталинградского фронта. Еременко попросил Жукова еще раз поговорить с Верховным.
     «Андрей Иванович, позвоните Сталину сами».
     «Я уже звонил...»
     «Хорошо, я понимаю».
     Жуков изучил характер Сталина и знал, что тот ответит. Но и с Еременко он вместе учился в конце 20-х годов, потом вместе служил... В общем, позвонил-таки Верховному, заступился за Андрея Ивановича и попросил оставить его в Сталинграде.
     «Вы что же, хотите отменить решение ГКО? - возмутился Сталин. - Немедленно отдавайте директиву о передаче трех армий Рокоссовскому и не затягивайте подготовку операции»...
     Сам Еременко решительно был не согласен (это нашло отражение в его опубликованных дневниках), а на октябрьском пленуме прямо заявил, что вся вина лежит на маршале Жукове. И вообще он, Жуков, по мнению Еременко, к плану ликвидации Сталинградской группировки немецких войск имеет самое отдаленное отношение, так как находился на другом фронте, в сотнях километров от Сталинграда, имеет личную подоплеку.
     В своем дневнике (январь 1943 года) Еременко, видимо, под впечатлением того злополучного телефонного разговора эмоционально обвинял Георгия Константиновича в грубости: «Жуков, этот узурпатор и грубиян, относился ко мне очень плохо, просто не по-человечески. Он всех топтал на своем пути, но мне доставалось больше других». Пусть эти слова останутся на совести Андрея Ивановича: Жуков действительно был очень жестким по натуре, но также известно, что он был способен к столь же неординарным поступкам, свидетельствующим о его великодушии и человечности...
     Сам же Еременко выдержкой и тактом не отличался. Сохранилось немало свидетельств его грубости и даже рукоприкладства на фронте, так что ему ли упрекать в жесткости своего сослуживца?
     Неожиданно для многих против бывшего министра обороны выступил на пленуме маршал И.С. Конев, первый заместитель министра обороны - главнокомандующий ОВС государств - участников Варшавского Договора. Он попытался «отлучить» Георгия Константиновича от «второго Сталинграда» - Корсунь-Шевченковской операции. Иван Степанович заявил, что ликвидацией Корсунь-Шевченковской группы войск противника занимался не Жуков, а он, Конев, при содействии срочно прибывшего из Москвы второго представителя Ставки маршала авиации А.А. Новикова. Мол, историки еще исследуют данный вопрос и скажут свое веское слово.
     Кстати, мне самому довелось иметь продолжительную беседу с дважды Героем Советского Союза главным маршалом авиации Новиковым. Александр Александрович тогда откровенно сказал:
     - Да, Верховный Главнокомандующий в пожарном порядке послал меня в район Корсунь-Шевченковского - маршал Жуков заболел гриппом, у него была очень высокая температура, и врачи почти насильно уложили его в постель... Верно и то, что после победоносного завершения операции Коневу было присвоено звание Маршала Советского Союза, я получил звание главного маршала авиации, и мы оба удостоились высоких наград...
     - А маршал Жуков?
     - На этот раз Верховный ни его, ни командующего 1-м Украинским фронтом генерала Ватутина решил не награждать. Что касается маршала Жукова, то до подкосившей его болезни он как представитель Ставки успешно координировал действия 1-го и 2-го Украинских фронтов. Когда болезнь отступила, он вновь активно занимался решением всего комплекса оперативных задач. Я помогал Жукову в основном в решении проблем, связанных с авиацией фронтов.
     - Александр Александрович, после победы под Корсунь-Шевченковским Сталин в своем приказе не сказал ни единого доброго слова о войсках 1-го Украинского фронта. Жукову в завершающей стадии операции поручили заниматься лишь отражением деблокирующих ударов извне. Ликвидация же окруженного противника, выходит, действительно легла на плечи Конева.
     - Во-первых, Иван Степанович сам попросил поручить ему выполнение данной задачи. Но войска 1-го Украинского фронта ему активно помогали. И Сталин допустил большую ошибку, как пишет в своих мемуарах Жуков, что не отметил их в своем приказе.
     Во-вторых, на мой взгляд, в действиях Верховного Главнокомандующего в тот момент таилась какая-то интрига. Время от времени он проводил загадочную «воспитательную работу» с маршалами.
     - Но на октябрьском пленуме и «второй Сталинград» был против Жукова.
     - В своем выступлении Конев использовал не только его. Сказал, что Киев был освобожден не ударом с юга, с Букринского плацдарма, как предлагал маршал Жуков, а ударом с севера.
     Признавая отчасти заслуги Жукова при взятии Берлина, Конев все же отыскал и тут «грехи» полководца. Мол, Жуков помещал ему, Коневу, эффективно использовать танковые соединения и объединения и вообще без удара с юга его войск и удара с севера войск маршала Рокоссовского Берлин не был бы окружен и взят в те сроки, какие намечались.
     - Словом, на октябрьском Пленуме у маршала Жукова выискивали и фронтовые промашки?
     - Именно так. «Главным дирижером» выступал Хрущев. Он с места комментировал многие высказывания военачальников, а все выступающие были подготовлены соответствующим образом. Маршала Жукова буквально оглушили выдвинутыми против него несуразными обвинениями, многие из которых «перепевали» упреки, высказанные Георгию Константиновичу еще одиннадцать лет назад на заседании Высшего военного совета в июне 1946 года, когда его сняли с должности главнокомандующего Сухопутными войсками и отправили в Одессу.
     Выступил на октябрьском пленуме и маршал В.Д. Соколовский, начальник Генерального штаба еще со сталинских времен (с июня 1952 г.): «...Если говорить о Жукове, как о человеке, то Жуков как человек - необычайно тщеславная и властная личность. Поскольку раньше была брошена реплика, что я высказывался против назначения товарища Жукова министром, то может сложиться впечатление о неблагополучных личных взаимоотношениях, поэтому я хочу пояснить...»
     Хрущев (с места, перебивая оратора, подливает масла в огонь): «Жуков вам платил тем же. Он мне говорил, что надо заменить начальника Генерального штаба...»
     По лицу Хрущева, вспоминал Александр Александрович Новиков, было видно, что ему по душе пришлись выступления Маршалов Советского Союза В.И. Чуйкова, командовавшего войсками Киевского военного округа, и нового министра обороны Р.Я. Малиновского, которые дали полную волю своим чувствам, припомнили Жукову прошлые обиды.
     По «наезженной колее» выступал на пленуме и самый молодой Маршал Советского Союза С.С. Бирюзов, главком Войск ПВО страны:
     «...С момента прихода товарища Жукова на пост министра обороны в Министерстве создались невыносимые условия... У Жукова был метод - подавлять... Кто ты такой? Кто тебя знает? Я с тебя маршальские погоны сниму!..
     Лично я по этой причине вынужден был просить его освободить меня от занимаемой должности. Дело не во мне, одном человеке, но ведь в таком положении находились и другие...»
     «Экзекуция» продолжалась долго. Лишь один Маршал Советского Союза К.К. Рокоссовский, человек исключительной порядочности и редкого благородства, чуточку пытался поддержать Жукова, понимая истинные причины расправы. Хотя кто-кто, а Рокоссовский лучше многих знал сильные и слабые стороны Георгия Константиновича, его сложный характер.
     
В НАЧАЛЕ 30-х Жуков служил под началом Рокоссовского, командовавшего тогда 7-й Самарской кавалерийской дивизией. По воспоминаниям Рокоссовского, Жуков как командир бригады показал себя подготовленным и весьма требовательным командиром. Но эта требовательность зачастую трансформировалась у него в чрезмерную строгость и даже грубость. К Рокоссовскому не раз приходили подчиненные Жукова с жалобами на своего комбрига.
     И тогда комдив пошел на применяемую и сегодня кадровую хитрость – Жукова выдвинули в Москву к С.М. Буденному на должность помощника инспектора кавалерии РККА. Но на аппаратной работе Георгий Константинович долго не задержался. Его «командирская душа» рвалась в войска. Сказались и особенности характера будущего полководца. Даже властный Буденный обратил внимание на излишнюю жесткость и грубость Жукова и счел нужным отметить это в октябре 1931 года в его аттестации. Так что вскоре Жуков был выдвинут командиром кавалерийской дивизии, где его волевые качества и настойчивость в достижении цели были как раз необходимы...
     
ПОНЯТНО, на поведении ораторов из числа военачальников сказывалось давление Хрущева, его личные просьбы накануне пленума к каждому маршалу побольнее ударить попавшего в опалу полководца. Но ведь на трибуну выходили не какие-то аппаратные чинуши, а маршалы, закаленные войной и «сталинской школой», люди, которых трудно было запугать, тем более в новой, «либеральной» политической обстановке. Однако, кроме Рокоссовского, никто не пытался защитить уже бывшего министра обороны, найти смягчающие обстоятельства для его ошибок.
     На пленуме во многом решающим для судьбы Жукова было поведение маршала Ивана Конева. В октябре 41-го он неудачно командовал войсками Западного фронта (хотя, видимо, и никто другой не остановил бы тогда немцев) и был снят Сталиным с должности. Если бы не заступничество нового командующего фронтом Жукова, упросившего вождя оставить Конева на фронте заместителем командующего, Ивана Степановича могла постичь трагическая участь генерала Павлова. И хотя в последующие военные годы отношения между полководцами были натянутыми из-за сталинской кадровой политики сдержек и противовесов в отношении генералитета, Конев в июне 1946 года на заседании Высшего военного совета в присутствии Сталина смело поддержал Жукова, расправу над которым готовил министр госбезопасности Абакумов с одобрения самого вождя. Но в октябре 57-го Конев занял диаметрально противоположную позицию.
     Почему? Однозначно ответить трудно. Бояться за свою жизнь, как в 1946 году, маршалам уже не приходилось. С приходом Хрущева к власти репрессии вышли из обихода и управляемость армии обеспечивалась более «тонкими» методами. Так почему же военачальники дали «затоптать» своего?
     
ВЫСКАЖУ свое мнение. Основных причин, видимо, две. Во-первых, в середине 50-х начавшим стареть полководцам хотелось уже комфортной и спокойной жизни. Дух конформизма постепенно овладевал умами всей советской номенклатуры, в том числе и военной. Идти наперекор первому секретарю ЦК никому не хотелось, тем более не хотелось и бунтовать против системы, которая казалась тогда незыблемой. Мыслили же тогда военачальники сугубо в системе советских идеологических координат, предполагавшей беспрекословное подчинение решениям партии (о своей гражданской ответственности и о том, что бездарные партийные вожди могут привести страну к катастрофе в угоду догмам столетней давности, никто не задумывался).
     К тому же всем было понятно, что больше отставки и размеренной, спокойной жизни на маршальскую пенсию на даче Георгию Константиновичу ничего не грозит. В 57-м уже никто не вздрагивал при ночном стуке в дверь. Органы госбезопасности были стреножены аппаратом ЦК.
     Во-вторых, маршал Жуков при всех своих полководческих заслугах (Халхин-Гол, организация обороны Ленинграда, разгром немцев под Москвой...) являлся, как любая выдающаяся личность, человеком сложным. Людей такого высокого положения во властной пирамиде окружало, как правило, немало подхалимов и карьеристов. Находились и в окружении Жукова люди, которые стремились превозносить заслуги прославленного полководца. Ведь не самому же Георгию Константиновичу приходила в голову бредовая мысль вывешивать на дорогах в поверженной Германии плакаты «Слава маршалу Жукову», отправлять на Родину десятки трофейных сервизов и ковров, за что маршала и «била» госбезопасность в 46-м.
     На поведении Жукова на посту министра сказывались и его природные жесткость, упрямство, психологическая предрасположенность к неприятию чужого мнения, стремление самому принимать решения без оглядки на высокие сферы. Конечно, на войне настоящий полководец не может быть мягкотелым и жалостливым. А Георгий Константинович был, как говорится, полководцем от Бога. Но в мирное время жесткость, а тем более перерастающая в грубость, не всегда может быть оправдана.
     Особенности характера Жукова не могли не сказаться в бытность министром обороны на его отношениях со своими заместителями, командующими войсками военных округов и флотами. Боевые маршалы, сами прошедшие всю войну и также много сделавшие для победы, считали Георгия Константиновича лишь первым среди равных. Его авторитарность и резкость претили заслуженным военачальникам. Собственно, без согласия маршалов аппарату ЦК не удалось бы так легко избавиться от строптивого министра обороны, имевшего собственное мнение по важнейшим вопросам внешней и внутренней политики и знавшего истинную цену новому вождю Никите.
     Надо отметить, что маршал Конев, будучи в отставке, тяжело переживал размолвку с Жуковым. Тем более что его печально известная статья в «Правде» в октябре 57-го была написана не им самим, а инструкторами отдела пропаганды ЦК по указанию Хрущева. Как-то Иван Степанович пытался объясниться с опальным маршалом, но Жуков бросил трубку, только заслышав голос обидчика. Окружение Конева утверждает, что Иван Степанович писал в 1970 году, накануне 25-летия Победы, и письмо с извинениями, но Георгий Константинович будто бы оставил на нем следующую надпись: «Предательства не прощаю! Прощения проси у Бога! Грехи отмаливай в церкви!» Правда, ни я, ни кто-либо другой, много лет общавшийся с нашими прославленными полководцами, этого письма не видел, и, может быть, это один из мифов, неизбежно окружающих жизнь любой выдающейся личности.
     Зато «краснозвездовцам» доподлинно известно, что незадолго до смерти маршал Конев, надев военную форму, неожиданно приехал на дачу к Жукову. Маршалы посидели, вспомнили былые годы, посетовали на то, что жили в жестокое время...
     
КОГДА на октябрьском пленуме предоставили слово самому Георгию Константиновичу, он не стал «отметать» обвинений сослуживцев, а просто признал критику в свой адрес и заверил ЦК КПСС, что все замечания им будут устранены.
     Возможно, это тактический ход маршала. Он еще надеялся на новое назначение. По утверждениям некоторых близких к Жукову офицеров, он думал, что Хрущев все же оставит его в армии. Ходил, в частности, слух о возможности назначения Жукова начальником Академии Генерального штаба. Поэтому на пленуме Георгий Константинович и не стал спорить с Хрущевым. Кстати, так же он поступил и в 1946 году. Тогда маршал признал, что действительно допустил серьезные ошибки и что у него появилось зазнайство. Поэтому он не может оставаться на посту главкома Сухопутных войск и постарается устранить свои ошибки на другом месте работы. При Сталине этот прием покаяния и смирения сработал.
     Однако Хрущев, увидев, что военачальники отвернулись от бывшего министра обороны, был настроен бескомпромиссно. В своем заключительном слове на пленуме Никита Сергеевич больше часа всячески принижал и искажал роль и заслуги Жукова в Великой Отечественной войне, до абсурда бичевал его грубость и «склонность к диктаторству», якобы проявившиеся после смерти Сталина. Даже острая борьба летом 1957-го, развернувшаяся между сталинистами и сторонниками «нового курса», была повернута Хрущевым против маршала.
     Пленум, как и замышляли в Кремле, единогласно принял решение о выводе Г.К. Жукова из состава Президиума и самого ЦК КПСС. После такого единодушия маршал Жуков встал и вышел из зала подавленным. Власть на примере своенравного маршала «учила» армию. Хрущеву и его преемникам в ЦК волевые и самостоятельно мыслящие полководцы уже не требовались. До развала Советской державы оставалось 34 года...