По лицу Хрущева, вспоминал Александр Александрович Новиков, было видно, что ему по душе пришлись выступления Маршалов Советского Союза В.И. Чуйкова, командовавшего войсками Киевского военного округа, и нового министра обороны Р.Я. Малиновского, которые дали полную волю своим чувствам, припомнили Жукову прошлые обиды.
     По «наезженной колее» выступал на пленуме и самый молодой Маршал Советского Союза С.С. Бирюзов, главком Войск ПВО страны:
     «...С момента прихода товарища Жукова на пост министра обороны в Министерстве создались невыносимые условия... У Жукова был метод - подавлять... Кто ты такой? Кто тебя знает? Я с тебя маршальские погоны сниму!..
     Лично я по этой причине вынужден был просить его освободить меня от занимаемой должности. Дело не во мне, одном человеке, но ведь в таком положении находились и другие...»
     «Экзекуция» продолжалась долго. Лишь один Маршал Советского Союза К.К. Рокоссовский, человек исключительной порядочности и редкого благородства, чуточку пытался поддержать Жукова, понимая истинные причины расправы. Хотя кто-кто, а Рокоссовский лучше многих знал сильные и слабые стороны Георгия Константиновича, его сложный характер.
     
В НАЧАЛЕ 30-х Жуков служил под началом Рокоссовского, командовавшего тогда 7-й Самарской кавалерийской дивизией. По воспоминаниям Рокоссовского, Жуков как командир бригады показал себя подготовленным и весьма требовательным командиром. Но эта требовательность зачастую трансформировалась у него в чрезмерную строгость и даже грубость. К Рокоссовскому не раз приходили подчиненные Жукова с жалобами на своего комбрига.
     И тогда комдив пошел на применяемую и сегодня кадровую хитрость – Жукова выдвинули в Москву к С.М. Буденному на должность помощника инспектора кавалерии РККА. Но на аппаратной работе Георгий Константинович долго не задержался. Его «командирская душа» рвалась в войска. Сказались и особенности характера будущего полководца. Даже властный Буденный обратил внимание на излишнюю жесткость и грубость Жукова и счел нужным отметить это в октябре 1931 года в его аттестации. Так что вскоре Жуков был выдвинут командиром кавалерийской дивизии, где его волевые качества и настойчивость в достижении цели были как раз необходимы...
     
ПОНЯТНО, на поведении ораторов из числа военачальников сказывалось давление Хрущева, его личные просьбы накануне пленума к каждому маршалу побольнее ударить попавшего в опалу полководца. Но ведь на трибуну выходили не какие-то аппаратные чинуши, а маршалы, закаленные войной и «сталинской школой», люди, которых трудно было запугать, тем более в новой, «либеральной» политической обстановке. Однако, кроме Рокоссовского, никто не пытался защитить уже бывшего министра обороны, найти смягчающие обстоятельства для его ошибок.
     На пленуме во многом решающим для судьбы Жукова было поведение маршала Ивана Конева. В октябре 41-го он неудачно командовал войсками Западного фронта (хотя, видимо, и никто другой не остановил бы тогда немцев) и был снят Сталиным с должности. Если бы не заступничество нового командующего фронтом Жукова, упросившего вождя оставить Конева на фронте заместителем командующего, Ивана Степановича могла постичь трагическая участь генерала Павлова. И хотя в последующие военные годы отношения между полководцами были натянутыми из-за сталинской кадровой политики сдержек и противовесов в отношении генералитета, Конев в июне 1946 года на заседании Высшего военного совета в присутствии Сталина смело поддержал Жукова, расправу над которым готовил министр госбезопасности Абакумов с одобрения самого вождя. Но в октябре 57-го Конев занял диаметрально противоположную позицию.
     Почему? Однозначно ответить трудно. Бояться за свою жизнь, как в 1946 году, маршалам уже не приходилось. С приходом Хрущева к власти репрессии вышли из обихода и управляемость армии обеспечивалась более «тонкими» методами. Так почему же военачальники дали «затоптать» своего?
     
ВЫСКАЖУ свое мнение. Основных причин, видимо, две. Во-первых, в середине 50-х начавшим стареть полководцам хотелось уже комфортной и спокойной жизни. Дух конформизма постепенно овладевал умами всей советской номенклатуры, в том числе и военной. Идти наперекор первому секретарю ЦК никому не хотелось, тем более не хотелось и бунтовать против системы, которая казалась тогда незыблемой. Мыслили же тогда военачальники сугубо в системе советских идеологических координат, предполагавшей беспрекословное подчинение решениям партии (о своей гражданской ответственности и о том, что бездарные партийные вожди могут привести страну к катастрофе в угоду догмам столетней давности, никто не задумывался).
     К тому же всем было понятно, что больше отставки и размеренной, спокойной жизни на маршальскую пенсию на даче Георгию Константиновичу ничего не грозит. В 57-м уже никто не вздрагивал при ночном стуке в дверь. Органы госбезопасности были стреножены аппаратом ЦК.
     Во-вторых, маршал Жуков при всех своих полководческих заслугах (Халхин-Гол, организация обороны Ленинграда, разгром немцев под Москвой...) являлся, как любая выдающаяся личность, человеком сложным. Людей такого высокого положения во властной пирамиде окружало, как правило, немало подхалимов и карьеристов. Находились и в окружении Жукова люди, которые стремились превозносить заслуги прославленного полководца. Ведь не самому же Георгию Константиновичу приходила в голову бредовая мысль вывешивать на дорогах в поверженной Германии плакаты «Слава маршалу Жукову», отправлять на Родину десятки трофейных сервизов и ковров, за что маршала и «била» госбезопасность в 46-м.
     На поведении Жукова на посту министра сказывались и его природные жесткость, упрямство, психологическая предрасположенность к неприятию чужого мнения, стремление самому принимать решения без оглядки на высокие сферы. Конечно, на войне настоящий полководец не может быть мягкотелым и жалостливым. А Георгий Константинович был, как говорится, полководцем от Бога. Но в мирное время жесткость, а тем более перерастающая в грубость, не всегда может быть оправдана.
     Особенности характера Жукова не могли не сказаться в бытность министром обороны на его отношениях со своими заместителями, командующими войсками военных округов и флотами. Боевые маршалы, сами прошедшие всю войну и также много сделавшие для победы, считали Георгия Константиновича лишь первым среди равных. Его авторитарность и резкость претили заслуженным военачальникам. Собственно, без согласия маршалов аппарату ЦК не удалось бы так легко избавиться от строптивого министра обороны, имевшего собственное мнение по важнейшим вопросам внешней и внутренней политики и знавшего истинную цену новому вождю Никите.
     Надо отметить, что маршал Конев, будучи в отставке, тяжело переживал размолвку с Жуковым. Тем более что его печально известная статья в «Правде» в октябре 57-го была написана не им самим, а инструкторами отдела пропаганды ЦК по указанию Хрущева. Как-то Иван Степанович пытался объясниться с опальным маршалом, но Жуков бросил трубку, только заслышав голос обидчика. Окружение Конева утверждает, что Иван Степанович писал в 1970 году, накануне 25-летия Победы, и письмо с извинениями, но Георгий Константинович будто бы оставил на нем следующую надпись: «Предательства не прощаю! Прощения проси у Бога! Грехи отмаливай в церкви!» Правда, ни я, ни кто-либо другой, много лет общавшийся с нашими прославленными полководцами, этого письма не видел, и, может быть, это один из мифов, неизбежно окружающих жизнь любой выдающейся личности.
     Зато «краснозвездовцам» доподлинно известно, что незадолго до смерти маршал Конев, надев военную форму, неожиданно приехал на дачу к Жукову. Маршалы посидели, вспомнили былые годы, посетовали на то, что жили в жестокое время...
     
КОГДА на октябрьском пленуме предоставили слово самому Георгию Константиновичу, он не стал «отметать» обвинений сослуживцев, а просто признал критику в свой адрес и заверил ЦК КПСС, что все замечания им будут устранены.
     Возможно, это тактический ход маршала. Он еще надеялся на новое назначение. По утверждениям некоторых близких к Жукову офицеров, он думал, что Хрущев все же оставит его в армии. Ходил, в частности, слух о возможности назначения Жукова начальником Академии Генерального штаба. Поэтому на пленуме Георгий Константинович и не стал спорить с Хрущевым. Кстати, так же он поступил и в 1946 году. Тогда маршал признал, что действительно допустил серьезные ошибки и что у него появилось зазнайство. Поэтому он не может оставаться на посту главкома Сухопутных войск и постарается устранить свои ошибки на другом месте работы. При Сталине этот прием покаяния и смирения сработал.
     Однако Хрущев, увидев, что военачальники отвернулись от бывшего министра обороны, был настроен бескомпромиссно. В своем заключительном слове на пленуме Никита Сергеевич больше часа всячески принижал и искажал роль и заслуги Жукова в Великой Отечественной войне, до абсурда бичевал его грубость и «склонность к диктаторству», якобы проявившиеся после смерти Сталина. Даже острая борьба летом 1957-го, развернувшаяся между сталинистами и сторонниками «нового курса», была повернута Хрущевым против маршала.
     Пленум, как и замышляли в Кремле, единогласно принял решение о выводе Г.К. Жукова из состава Президиума и самого ЦК КПСС. После такого единодушия маршал Жуков встал и вышел из зала подавленным. Власть на примере своенравного маршала «учила» армию. Хрущеву и его преемникам в ЦК волевые и самостоятельно мыслящие полководцы уже не требовались. До развала Советской державы оставалось 34 года...