В НАЧАЛЕ разговора лауреат Государственной премии, заслуженный военный летчик СССР, профессор, доктор военных наук, бывший главнокомандующий ВВС, а ныне заместитель председателя Российского оргкомитета «Победа-1945» маршал авиации Ефимов заметил:
     - Действительно, в годы минувшей войны мне довелось на «двоечке», Ил-2, совершить 222 боевых вылета...
     Но, кроме этих 222 вылетов, я совершил еще около 50 на разведку.
     - А чем они отличались от боевых?
     - На войне почти каждый вылет можно считать боевым. Помню, мне исполнилось 20 лет. После гибели командира эскадрильи мне было приказано принять командование. Вызывает командир полка. «Полетите фотографировать передний край противника. Тебя будут прикрывать шесть истребителей».
     «Есть», - ответил я, понимая, в какое пекло посылают. Стали тщательно готовиться к вылету. Полковые умельцы приспособили аэрофотоаппарат так, чтобы производить перспективное фотографирование наземных объектов врага.
     Наконец все было готово. В назначенное время я поднял свой видавший виды Ил-2 в воздух и взял курс на город Мстиславль, где меня встретили истребители сопровождения. Летим. Вот и передний край обороны врага.
     Я снизился до 50 метров и на большой скорости прошел вдоль линии фронта. Воздушный стрелок тем временем производил фотосъемку. Я вел машину так, чтобы создать ему наиболее выгодные условия для фотографирования. Фашисты, конечно, открыли бешеный огонь.
     Завершив первый заход, мы делаем второй, потом третий. Причем на высоте не более 20 метров над землей. Вокруг нашего штурмовика бушует море огня, но мы выполняем поставленную задачу.
     Затем с набором высоты удаляемся от линии фронта. Фотосъемки оказались на редкость удачными и очень ценными. Командующий 2-м Белорусским фронтом Маршал Советского Союза Константин Константинович Рокоссовский объявил всему экипажу благодарность.
     - А сколько в экипаже было человек?
     - Двое. Я и воздушный стрелок. Поначалу у меня в экипаже был Юра Добров. Понимали друг друга в бою с полуслова, а то и вовсе без слов. Если группой летели, он, как правило, первым обнаруживал вражеские истребители. Отличным был снайпером. Если фашист попадал в зону досягаемости нашего оружия - можно было считать его покойником.
     В конце войны Юра был тяжело ранен. Когда мы вытащили его из кабины и опустили на землю, он слабым жестом попросил меня наклониться и прошептал: «Командир, я вернусь... не берите никого на мое место, пожалуйста...» Из госпиталя Юра не вернулся. Уж сколько лет минуло, а он мне, бывает, по ночам снится.
     На его место пришел младший лейтенант Ничепоренко. Мужественный был офицер и дело свое знал хорошо. Попадали мы с ним в различные сложные ситуации. Помню, в районе Немана наносили удар по вражеским танкам, рвавшимся к захваченному нашими наземными войсками плацдарму. Я вел одну из трех эскадрилий, назначенных для нанесения удара. Открыли огонь зенитки. Но мы, преодолев мощную огневую завесу, стали атаковать танки.
     Я прицелился, нажал кнопку сброса бомб, самолет вздрогнул - значит, бомбы пошли. Вывожу Ил-2 из пикирования с набором высоты, чтобы развернуться на повторный заход, вдруг - сильный удар! За ним еще и еще. Самолет как бы замер на месте, потом стал медленно крениться вправо. В кабину ворвались дым, мелкие горячие брызги воды и масла. Стекло фонаря покрылось мутно-коричневой пеленой. Ничего не было видно, машину трясло, она быстро теряла высоту, которой и без того было с гулькин нос.
     Первая мысль: прыгать с парашютом. Уже был готов отдать команду стрелку, но тут вспомнил, что внизу фашисты. Надо бороться, с большим трудом вывел Ил-2 из пикирования, развернул в сторону Немана. За ним - наша территория. Но дотянем ли? Снова раздался сильный удар - заклинило мотор. Наступила тишина. Ничепоренко доложил, что за самолетом тянется дымовой след.
     - Огня не видно? - спрашиваю его.
     - Вроде нет.
     Тогда, возможно, выдюжим, и направляю штурмовик к реке. В голове одна мысль: удастся ли перетянуть? «Двоечка», помоги, родная!» Внизу уже вода... Прыгать поздно. Изо всех сил стараюсь удержать самолет. Шасси не выпускаются. Придется садиться на «брюхо». Мелькнул берег, машина уже не слушается рулей, кренится, и тут - удар о землю, подскок, снова удар, уже слабее, и вот мы остановились на неубранном поле высокой ржи. При посадке меня резко бросило на приборную доску. Удар головой о прицел. С трудом открыл фонарь, рука вся в крови, плохо слушается. Сильно болит колено. Кровь заливает глаза. Вдруг голос стрелка: «Командир, немцы!» Я отвечаю: «Стрелять по моей команде».
     Рожь высокая, видно плохо. А мне еще кровь заливает глаза. Но слышу хорошо. Цепь приближалась. Видны только головы. Но до меня сначала донеслось «цветастое», непечатное ругательство: «...твою мать! Сейчас дадут очередь из пулемета и всех уложат здесь!»
     - Свой! - говорю воздушному стрелку.
     - А может, переодетые немцы на русском языке лопочут?
     - Нет, - говорю. - Немцы таких наших слов не знают. Вечером мы были на своем аэродроме...
     - ДАННЫЙ ЭПИЗОД, - усмехнулся маршал авиации Ефимов, - я рассказывал Михаилу Александровичу Шолохову. Он мне тогда так сказал: «А говорят, что русские матерные слова приносят исключительно один только вред. Нет худа без добра!»
     - Александр Николаевич, долго вы дружили с Шолоховым?
     - Долго. Я же его земляк. Когда приезжал в Миллерово в отпуск или по другим делам, часто встречались.
     - О чем же беседовали?
     - Темы разговоров трудно было предсказать. Шолохов поражал меня своей эрудицией в делах военных. Из его рассказов я много услышал о фронте такого, чего сам не мог знать, - ведь мой кругозор выходил за пределы нашего полка только через посредство газет, радио, да по словам летчиков других полков. У Шолохова источники информации были гораздо богаче, да и аналитический ум - дай Бог каждому.
     Михаил Александрович был большой любитель шуток, иронии, всяческих подначек - говорил образно, с юмором. Словом, с ним не заскучаешь. Приходилось мне наблюдать за его творческой работой. Копны бумаги изводил!
     А как он умел слушать своего собеседника! Казалось, и немой заговорил бы! Вопросы задавал нестандартные. Чтобы ответить на них, приходилось напрягать память.
     - Александр Николаевич, вы знакомы со многими интересными людьми, отмечены высокими наградами, занимали и занимаете высокое положение в обществе. А что в жизни вы цените более всего?
     - Знаете, - помедлил с ответом маршал, - я испытываю настоящее счастье от того, что сумел создать за свою долгую жизнь настоящую династию авиаторов.
     У меня четверо детей. Старший сын, Виталий Александрович, генерал-лейтенант авиации, заместитель начальника Военно-воздушной инженерной академии им. Н.Е. Жуковского, доктор технических наук, профессор. Преподавал в военной академии. Игорь Александрович, полковник, тоже профессор и доктор технических наук, но недавно уволился в запас, остался работать в Министерстве обороны РФ. Младший сын, Дмитрий Александрович - подполковник, кандидат технических наук, работает в системе Аэрофлота. Дочь, Нина Александровна, окончила Московский авиационный институт...
     - Позвольте, товарищ маршал авиации, задать вам последний вопрос. Председателем Российского оргкомитета «Победа-1945» является Владимир Владимирович Путин. Вы - зампред. Встречаетесь часто?
     - По мере необходимости.
     - Должен заметить, к ветеранам Великой Отечественной войны Владимир Владимирович относится с большим уважением, проявляет постоянную заботу о них.
     

На снимке: династия авиаторов ЕФИМОВЫХ - Александр Николаевич, Виталий, Игорь, Дмитрий.