Когда-то на старой лесной дороге мне, пастушонку, рассказали, что именно здесь много лет назад произошла стычка между Петром Кошкой и лесником, верным служакой помещика. Дрова ветеран-матрос брал самовольно. В схватке с помощниками Кошка вырвал из рук лесника ружье и забросил его в кусты. Но уже за лесом, на косогоре, розвальни опрокинулись и бревна придавили Петра. Когда кони дотащили сани до Ометинец, герой Крымской войны был уже почти без сознания. На четвертые сутки его не стало.
     На похоронах за гробом Кошки соседи скорбно несли два Георгиевских креста, медаль и серебряную кружку, подаренную герою императрицей. Кружкой Петр Маркович, отважный матрос Черноморского и Балтийского флотов, дорожил особо: в любой корчме эту чашу наполняли бесплатно.
     Да разве можно, усомнится иной читатель, о тех, кто стал символом века, рассказывать через такие детали? Случайным фактом, неосторожным словом можно принизить, а то и исказить их образ. Думаю, это вряд ли возможно. Одна неправда нам в убыток, заметил поэт. А история во всем мире, не только у нас, сохраняя и передавая преемникам скупые сведения о героях минувшего, непременно обобщает и укрупняет их облик, отсевает нехарактерное, возвышает до легенды, иконы.
     Гвардии рядовой Александр Матросов для потомков, познающей мир молодежи, - тоже символ. Символ Великой Отечественной войны. В подвиге этого девятнадцатилетнего солдата пехоты с особой силой и полнотой отразилось все то, что было присуще поколению фронтовиков. И если в ХХI веке подросток все свои знания и представления о Матросове выскажет одной фразой «он закрыл собой амбразуру», - История вправе торжествовать.
     Ну а детали? Они, на мой взгляд, лишь прибавляют образу Матросова полнокровности и притягательности. Родина, мы знаем, к Саше Матросову не всегда была ласковой и справедливой. Но другой у нас нет.
     Война застала Александра в Уфимской детской трудовой колонии. В шестидесятые годы в печати была полемика: стоит ли на этом драматичном в судьбе Матросова моменте акцентировать внимание. В колонию Саша, воспитывавшийся до этого в детском доме, был водворен за нарушения, как ныне принято говорить, паспортного режима. С криминальным миром он не имел ничего общего. Тем больше, казалось бы, у него оснований для обиды, настороженного, отчужденного отношения к людям, незатухающей внутренней боли. Матросов уберег от этого душу. Между тем до призыва в армию он не мог стать комсомольцем, перед ним в отличие от сверстников была закрыта дорога в военкомат. Именно поэтому осенью сорок первого он обращается с письмом непосредственно к наркому обороны. Были в письме такие строки: «Убедительно прошу Вас поддержать мою просьбу - направить на фронт добровольцем и желательно на Западный фронт, чтобы я мог принять участие в обороне Москвы». До наркома письмо не дошло. Через полтора года Сталину о Матросове напишут другие, от имени военного совета фронта.
     В конце 1942 и начале 1943 года Президиум Верховного Совета СССР по предложению ГКО принял ряд постановлений о направлении в действующую армию некоторых категорий осужденных, годных по состоянию здоровья к военной службе. Это и изменило судьбу Матросова. 23 сентября 1942 года руководители колонии снабдили Александра характеристикой «для предъявления в РККА». В ней говорилось, что Матросов «зарекомендовал себя исключительно с положительной стороны и работал на мебельной фабрике в качестве слесаря стахановскими методами». Документ в Кировском райвоенкомате Уфы оценили: Матросов был направлен в пехотное училище. Располагалось училище у села Краснохолм Чкаловской (ныне Оренбургской) области, а затем - уже при Матросове - было передислоцировано на станцию Платовка, в казармы-землянки. Там Александр вступил в комсомол.
     Долго осваивать военную науку не пришлось. В середине января 1943 года половину курсантов направили на пополнение поредевших в боях частей действующей армии. В одну из маршевых рот по его настоянию, добровольно, включили Матросова.
     Служить Александру выпало в 91-й отдельной стрелковой бригаде Калининского фронта, укомплектованной сибиряками и алтайцами. Служить - сказано, пожалуй, громко. В действующей армии рядовой Матросов находился одиннадцать дней, из них шесть бригада маршем выдвигалась к передовой. Бой 23 февраля 1943 года, в двадцать пятую годовщину РККА, был для Александра первым и последним.
     Чернушки с их двадцатью четырьмя полуразрушенными, частично сожженными дворами стратегическим объектом, конечно, не были, хотя и перекрывали выходы к железной дороге. Но это были наши Чернушки. Прикрывшись с востока тремя дзотами, в деревушке закрепились подразделения 197-й немецкой пехотной дивизии. Той самой, офицеры и солдаты которой в сорок первом пытали и казнили Зою Космодемьянскую.
     Бой был ожесточенным. О нем есть несколько донесений: в политотделы бригады, 6-го добровольческого стрелкового корпуса и в политуправление фронта. О подвиге красноармейца Матросова сказано в них по-мужски кратко, без эмоций и красок: «Получив приказ уничтожить укрепленную точку противника, тов. Матросов, презирая смерть, закрыл амбразуру дзота своим телом. Чернушки взяты. Наступление продолжается».
     19 июня 1943 года Александру Матвеевичу Матросову присвоили звание Героя Советского Союза. Посмертно. К тому времени 91-й отдельной стрелковой бригады уже не было. Она влилась в состав вновь сформированной 56-й гвардейской стрелковой дивизии в качестве 254-го гвардейского стрелкового полка. Как видим, при жизни рядовой Матросов, строго говоря, гвардейцем не был. Он стал им после гибели. Если посмертно награждают орденами, присваивают звание Героя, в некоторых случаях даже полагавшиеся по должности воинские звания, то ничто не мешает зачислить в гвардейцы того, кто завоевал это почетное звание для полка, оплатил его кровью и жизнью.
     Вскоре военный совет теперь уже Западного фронта, в составе которого продолжал сражаться с врагом 254-й гвардейский стрелковый полк, обратился к наркому обороны с просьбой присвоить полку имя Александра Матросова и навечно зачислить его в списки первой стрелковой роты.
     Приказ № 269, подписанный И.В. Сталиным 8 сентября 1943 года, по воспоминаниям многих фронтовиков, произвел на войска сильное впечатление. Таких почестей рядовому войны еще не оказывали. Казалось, речь идет не о павшем - о живом: «Великий подвиг товарища Матросова должен служить примером воинской доблести и героизма для всех воинов Красной Армии». И он действительно стал и навсегда останется ярчайшим образцом самоотверженности.
     Побратимами Матросова называют тех, кто совершил такой же или похожий на его подвиг. Их список открывает младший политрук Александр Панкратов, бросившийся на вражеский пулемет 24 августа 1941 года. А мне видится еще один ряд побратимов гвардии рядового Матросова - героев с такой же, как и его, горькой судьбой. Ведь по тем же постановлениям Президиума Верховного Совета СССР в боевой строй были направлены тысячи его соотечественников. На фронт, к примеру, вернулся Иван Лазаренко, генерал-майор с 1940 года. Осужденный за неудачи дивизии в первых боях, он, возвратившись в строй в звании полковника и должности командира полка, показал себя превосходным тактиком. Погиб уже комдивом и генералом под Могилевом. Героем Советского Союза, как и Матросов, стал после смерти. Пожалуй, еще драматичнее была судьба генерал-майора Александра Вольхина. Он был судим за то, что его дивизия понесла тяжелые потери, прорываясь из окружения. Вновь вернулся на фронт майором, заместителем командира полка. Но не согнулся, не сломался. В сорок четвертом стал генералом повторно. Командовал дивизиями и корпусами... Но можно ли, спросит читатель, считать побратимами военачальников и рядовых, тех, кто отдает приказы и тех, кто их исполняет? Их роднило, сплачивало общее дело. Все личное, все обиды и несправедливости для них меркли, когда речь шла о судьбе страны. Из действующей армии Александр Матросов успел отправить письмо любимой девушке - медсестре Лиде, работавшей в одном из уфимских госпиталей. Письмо заканчивается так: «Сегодня комбат рассказал, как погиб один генерал. Если и мне суждено погибнуть, я хотел бы умереть так, как этот генерал: в бою и лицом на запад...» Поразительные слова.
     Судьба Александра Матросова при всех ее нюансах была типичной для фронтового поколения. Но он в то же время являл собой цвет этого поколения, был из тех, кто ведет за собой, вдохновляет примером. О таких Ольга Берггольц писала:
     Когда прижимались солдаты,
     как тени,
     К земле и уже не могли
     оторваться, -
     Всегда находился в такое
     мгновенье
     Один безымянный, Сумевший
     Подняться.
     Если Бог благосклонен к России, он ее без Матросовых не оставит.
     На снимке: памятник Александру Матросову на его могиле в Великих Луках работы Е.В. Вучетича.