Генерал умел владеть собой, умел в трудную, решающую минуту собрать свою волю, ничем не выдавая переживаний и чувств. Это со временем стало даже уже не привычкой, а чертой его характера. Но теперь он, человек несентиментальный, видевший, как обыденно и просто погибают люди, чувствовал в душе какие-то неясные томление и тревогу, от которых невозможно было избавиться. Он не сразу понял причину этой сосущей сердце тревоги.
     Конечно, сказалась смертельная усталость после долгих месяцев полупартизанской войны в тылах противника на Вяземском направлении в составе конно-механизированной группы генерала П. Белова. Да, неожиданная болезнь, скрутившая его так, что срочно на самолете из немецких тылов его доставили в Москву в госпиталь на операцию.
     И потом, когда после болезни пришел в себя, это томящее чувство и какое-то беспокойство не проходили. Может быть, тревожила неизвестность – ведь теперь ему предстояло новое назначение. Но главное состояло все же в другом. Там, в немецком тылу, остались конники его дивизии, выходившие из окружения с большими потерями и неимоверными трудностями. Он хоть и вынужденно, но был в безопасности, а они все еще оставались под огнем врага. Это и не давало ему покоя.
     Хотя после выздоровления свершилась давняя мечта кавалериста – его, генерал-майора Николая Сергеевича Осликовского, направили на учебу в Академию Генерального штаба. С нескрываемой гордостью он писал об этом своей сестре Елене Сергеевне: «Во-первых, это такое учреждение, в которое попадают избранники по личному выбору хозяина; во-вторых, до войны я не мог и мечтать попасть не только сюда, но даже и в менее высокое учебное заведение. И только война, где надо товар показать лицом, дала мне возможность получить должную оценку; в-третьих - заслуженный отдых от боевой работы...»
     Учеба в академии была недолгой. Он возвращался на фронт, но уже не в свою дивизию, находившуюся в составе конно-механизированной группы генерала П.А. Белова и с боями выходящую из Вяземского котла. После того как группа Белова ушла в рейд по тылам противника, из ее оставшихся частей был создан второй эшелон. Эти части находились в районе Калуги. Туда и был направлен Николай Осликовский. Генерал Белов намеревался поручить ему осуществить прорыв немецкой обороны, чтобы прийти на выручку конникам. О своем замысле он сообщил Георгию Жукову, но неожиданно получил отказ.
     Позже Павел Алексеевич вспоминал: «Я сообщил об этом замысле командующему Западным фронтом. Однако предложение мое одобрения не получило. Отказ был мотивирован тем, что генералу Осликовскому произвести прорыв будет не под силу. Действительная причина была другая. Фронтовое командование уже не надеялось, по крайней мере в ближайшее время, захватить Вязьму и разгромить группировку армий «Центр». Я понял это 26 апреля, когда получил радиограмму, в которой сообщалось, что 50-я армия перешла к обороне. Нам тоже было предложено перейти к активной обороне, дать отдых людям и беречь кадровые соединения».
     Что-то, видно, переменилось в планах Верховного Главного Командования. Может быть, уже предвиделись грозные события на южном участке фронта. Сюда же, под Калугу, выходили из окружения потрепанные и изможденные части и подразделения, участвовавшие в Вяземском рейде.
     Новое назначение генерала Осликовского откладывалось. Николаю Сергеевичу очень хотелось вернуться в свой род войск. Но наверху рассматривались какие-то иные варианты. Для человека же, считавшего себя прирожденным кавалеристом, всякое иное назначение, даже более высокое, было бы личной трагедией.
     Свидетельством его глубоких переживаний в те дни является копия рапорта, сохранившаяся в семейном архиве его сына - контр-адмирала Сергея Николаевича Осликовского. Это рапорт на имя генерал-инспектора кавалерии Красной Армии генерал-полковника О.И. Городовикова.
     
Генерал-инспектору
     кавалерии Красной Армии
     генерал-полковнику
     т. Городовикову
     
Рапорт
     Прослужив в рядах Красной конницы от рядового бойца до командира дивизии, я провоевал в коннице Гражданскую войну и с конницей вступил в бои с первого часа Великой Отечественной войны на р. Прут, где в первых боях двумя кавалерийскими полками с артдивизионом разгромил отборную дивизию противника под Фальчиулом, за что оба полка 72, 108 и 12 конартдив были награждены орденами Красного Знамени. Затем в продолжение всей войны, командуя 9-й кавалерийской дивизией, наносил неоднократно поражения врагу, громя его на Украине и под Москвой. Дивизией взяты города: Сталиногорск, Узловая, Козельск.
     Дивизия не знала поражений, за что награждена орденом Красного Знамени и преобразована в гвардейскую. Окончив высшую военную академию, я получил теоретические знания, расширил свой военный кругозор и хочу еще не раз водить Красную конницу на сокрушительные бои с врагом.
     Я природный кавалерист, люблю и чувствую свой род войск, имею твердую уверенность вождения конницы в бой, и мои подчиненные верят в меня.
     Одним из основных условий
     боеспособности и стойкости войск являются боевая традиция и любовь к своей части. Я всю жизнь прослужил в 1-м гвардейском кавалерийском корпусе.
     Считаю, что пользой для Родины, для успешных боев с немецко-фашистской сволочью будет вернуть меня обратно в конницу, в свой родной корпус, в котором я вырос и где, если придется, хочу положить жизнь за дорогую Родину.
     На основании вышеизложенного, прошу вернуть меня в конницу.
     Мой рапорт прошу доложить Народному Комиссару Обороны тов. Сталину или предоставить мне возможность обратиться к нему с личной просьбой.
     
Гвардии генерал-майор Осликовский.
     11 ноября 1942 г.
     
Несмотря на необычный шаг генерала, его доводы посчитали в руководстве убедительными. Решено было оставить Николая Сергеевича в кавалерии. При этом назначался он на более высокую должность – командиром 3-го гвардейского кавалерийского корпуса.
     По заведенному тогда порядку и этикету, удивительному, кстати, порядку, характеризующему отношение высшего руководства государства к армии, вновь назначаемый командир корпуса должен был встретиться с самим Верховным Главнокомандующим. Такие встречи запоминались назначаемым на всю жизнь.
     Ясно, что и Николай Сергеевич всегда помнил о той встрече и, несмотря на последующие политические бури, никогда не подвергал ее переоценке. Об этом свидетельствует запись, сделанная им на отдельном листе, сохранившаяся в семейном архиве и озаглавленная так: «Моя встреча с товарищем Сталиным».
     Привожу ее как характерный документ своего времени: «В декабре 1942 года я, будучи заместителем командира 1-го гвардейского кавалерийского корпуса, стоял на фронте под Москвой в районе города Кирова. Ночью позвонил мне по ВЧ командарм
     т. Баграмян и передал приказ Москвы: завтра к 15 часам быть в Москве и явиться к маршалу Буденному. Прибыв в указанное время к маршалу Буденному, я от него узнал, что меня вызывает лично товарищ Сталин. Излишне говорить о том волнении и радости, которые охватили меня.
     В кабинете маршала Буденного мы ждали звонка из Кремля. Около 2 часов ночи позвонил товарищ Поскребышев.
     Приехав в Кремль и пройдя в рабочие комнаты товарища Сталина, мы были приглашены в его кабинет. Войдя за маршалом Буденным в кабинет, я увидел товарища Сталина, стоявшего в своей обычной позе посередине кабинета.
     Представился ему. Он поздоровался со мной, спросил, как чувствую себя после ранения, и предложил сесть. Когда я повернулся к столу, то увидел сидящими там товарищей Молотова, Берия, Маленкова. Мне пришлось сесть рядом с товарищем Молотовым. Товарищ Сталин несколько минут был занят разговором по ВЧ, а затем, подойдя к столу, объяснил, что я назначаюсь командиром
     3-го кавалерийского корпуса под Сталинград, и спросил, справлюсь ли я с этой большой должностью. Я ответил, что постараюсь оправдать доверие Родины и выполнить его, тов. Сталина, приказы.
     Затем мне были вручены бумаги, и Сталин приказал дежурному генералу отправить меня на самолете под надежной охраной, простился и пожелал мне удачи.
     Эта встреча служила мне путеводной звездой в самые тяжелые дни войны и послужит ею на всю жизнь».
     Только один нюанс встречи Николай Сергеевич не доверил бумаге. Между тем как этот нюанс многое говорит о характере таких встреч, их атмосфере. Генерал Осликовский страдал дефектами речи после давней контузии. Особенно это сказывалось, когда он волновался. Войдя в кабинет Сталина, Осликовский, как и положено, доложил Верховному о прибытии по всей форме. Но от волнения допустил задержку в речи.
     Сталин конечно же был уже осведомлен о дефекте. Поздоровавшись и хитро улыбнувшись, сказал, чтобы генерал садился рядом с Молотовым, мол, вы найдете общий язык… В мимоходной шутке был тонкий намек на то, что и Молотов страдает подобным недугом. Напряженность встречи была сразу снята. Разговор состоялся спокойный и обстоятельный.
     К лету 1942 года на фронтах действовали десять кавалерийских корпусов, в том числе на Юго-Западном направлении – 3-й гвардейский кавалерийский корпус. Как подвижные оперативно-тактические соединения, кавалерийские корпуса совместно с танковыми корпусами предназначались в ходе наступления для развития успеха в глубине обороны противника. К сожалению, тем летом пришлось не наступать, а обороняться. Кавалерийские корпуса к Сталинградской битве подошли изрядно потрепанными. К тому же
     3-й гвардейский, 6-й и 2-й кавалерийские корпуса участвовали в трагическом майском наступлении под Харьковом…
     Окрыленный встречей с Верховным Главнокомандующим, Николай Осликовский прибыл к новому месту службы на Сталинградский фронт, в самое пекло ожесточенных боев по разгрому немецкой группировки. В это время 3-й гвардейский корпус участвовал в ликвидации Тормосинской группировки противника.
     Осликовский вступил в должность комкора вместо генерала Плиева. В то время части корпуса продвигались в северо-западном направлении на Среднем Дону. Ночью 15 января 1943 года кавалеристы по тонкому льду перешли Северский Донец и заняли станицу Усть-Белокалитвенскую. У станицы конники завязали бой с частями 336-й пехотной дивизии противника. Как вспоминает об этом бое адъютант комкора Давид Антонович Мякушев, проживающий ныне в Москве, лед оказался таким скользким, что лошади не могли на нем устоять. Решение нашли, как и всегда, быстро – сняли бурки и выстелили из них для своих лошадей через реку войлочную дорогу.
     За бои на Дону генерал Осликовский был награжден орденом Отечественной войны I степени. В наградном листе отмечалось: «Боевой, решительный генерал. В боях на реке Кагальник в январе 1943 года хорошо разработал план операции и лично руководил боем, соединениями корпуса прорвал оборону противника и вынудил его к беспорядочному бегству, захватил трофеи и пленных.
     Командующий войсками 5-й ударной армии генерал-лейтенант Цветаев, член Военного совета полковник Булатов. 5 февраля 1943 года».
     Дальше боевой путь конногвардейцев лег к шахтерскому городу Новошахтинску. В ночь накануне наступления Николай Сергеевич пригласил к себе командиров дивизий П. Бриккеля и Н. Чепуркина, заместителя комкора
     П. Ванина, начальника штаба корпуса полковника
     С. Шмуйло, командующего артиллерией корпуса полковника П. Нефедова. Совещание длилось недолго. Уточнили боевую задачу, договорились о взаимодействии.
     В восемь часов утра кавалеристы перешли в наступление. Рыхлый снег мешал стремительной атаке, кони выбивались из сил. Но задачу конногвардейцы выполнили. В предрассветные часы 13 февраля 1943 года корпус вступил в город.
     …Впереди конников Николая Сергеевича Осликовского ждали новые испытания.
     На снимках: генерал-майор Н.С. Осликовский, командир 3-го гвардейского кавалерийского корпуса; сталинградцы – П.И. Батов, Н.С. Осликовский, К.К. Рокоссовский (фото из семейного архива С.Н. Осликовского).