на главную страницу

4 Марта 2003 года

Великие имена

Вторник

По восходящей спирали



6 марта авиационный мир будет отмечать 90-летие со дня рождения выдающегося российского летчика маршала авиации Александра Покрышкина. В годы Великой Отечественной войны он выполнил 600 боевых вылетов, участвовал в 156 воздушных боях, сбил 59 самолетов противника лично и 6 в группе. Тем самым стал вторым по результативности асом в советских Военно-воздушных силах и ВВС союзников. 16 августа 1944 года он первым в СССР становится трижды Героем.

     О Покрышкине много писали. Свое исследование жизни и боевой деятельности легендарного аса провел земляк летчика генерал-майор в отставке Юрий УСТИНОВ в книге «Звезды Александра Покрышкина» (издательство «Машиностроение»). Мы публикуем открывок из нее, посвященный самому драматическому периоду в истории страны и в биографии летчика.
     НА ВТОРОЙ день войны, 23 июня, Покрышкин в паре с Семеновым получает очередное задание - разведать наличие переправ на реке Прут (от Хуши до Липканы), обратив особое внимание на район Унгены и Стефэнешти. На «месте боевой работы» им пришлось вступить в бой с пятью «мессершмиттами». Поединок был тяжелым. Самолет Семенова немцы повредили в первые же минуты. Покрышкин остается один. Что делать? Он решает сбить ведущего... И это ему удается. Вражеский самолет падает, загоревшись от двух очередей. Однако Александр забывает об осторожности, заглядевшись на горящий факел Me-109, и за это сразу наказывается: взрывы снарядов, удары пуль сотрясли МиГ-3. Истребитель оказывается в перевернутом положении. С трудом он выправил его и продолжил бой один против четырех.
     Покрышкин не раз вспоминал первые воздушные бои. И приходил к выводу, что при подготовке летчиков недостаточно внимания уделяли формированию истинно бойцовских качеств — хладнокровию и осмотрительности, дерзости и разумной оценке обстановки, сметке и инициативе. Немало было парадности, боязни даже разумного риска в мирной учебе, шаблонно представляли себе будущий бой. Мешала излишняя уверенность в успехе каждого вылета по принципу: «Раз это мы - значит, победим!» Противник недооценивался, что всегда опасно.
     Однако первые воздушные бои убедили, что немца можно бить. Правда, Покрышкину сначала мало пришлось действовать как летчику-истребителю в полном смысле этого слова. Он делал то, что диктовала обстановка. Однажды утром вылетел со Степаном Комлевым на разведку над запорожской степью. Хотелось обрушиться сверху на движущиеся в пыли колонны немецких танков, но летчикам приходилось сдерживать свой пыл. Выскочили из-за облака и пошли над дорогой. Голова немецкой танковой колонны устремлялась в наш тыл. Требовалось предупредить командование о грозящей опасности. Один из них должен был полететь и доложить об увиденном. Решили: это сделает Комлев, а Покрышкин останется и проследит направление танкового удара немцев.
     Именно в тот момент на них свалилась группа «мессеров». Закатное солнце пронизало светлые облака. У Покрышкина одна мысль – «взять немцев на себя», отвлечь от Комлева. Немцы уверены, что легко разделаются с советскими истребителями. Устраивают вокруг них кольцо. Раздумывать некогда. Покрышкин и Комлев с ходу рвут строй «мессеров», подавляя врага внезапной высокой активностью.
     Их атака на миг ошеломляет немцев. Первый тур борьбы выигран. Но немецких самолетов свыше десятка, к тому же они на больших высотах. Уйти невозможно: сразу заклюют. Остается одно - действовать напористо, дерзко, даже нахально. И Покрышкин одновременно с Комлевым атакует ближайший «мессершмитт». Из атаки Александр выходит горкой. Оглядывается и видит поврежденный самолет Комлева. Дает сигнал: «Уходи!»
     А сам остается. Два немца прижали его. Пуля пробила кислородную трубку, задела подбородок. Если бы в этот момент он растерялся, стал медлить, раздумывать - все было бы кончено. Клещи вокруг него сжимались. Немцы подбирались к нему все ближе.
     Позже на земле, восстанавливая в памяти и на бумаге все свои действия, Покрышкин удивлялся их целесообразности. Именно так, а не иначе нужно было маневрировать! Он вырвался из клещей одним из тех маневров, которые потом вошли в его систему воздушного боя. Это была восходящая спираль. Резко переломив машину, он задрал ее нос к небу и, энергично действуя управлением, оказался выше заходившего ему в хвост «мессершмитта». Теперь преимущество было на его стороне: он знал, что немецкому летчику трудно так резко переломить свой самолет. Маневр удался!
     Но борьба на этом еще не кончилась. Немцы погнались за ним. Одного он сбил, а от второго увернулся, резко сделав бочку. От пулеметной трассы треснул целлулоидный козырек машины. Мотор вдруг стал захлебываться, потом затих, и земля катастрофически стала надвигаться. Самолет, словно живое существо, потеряв последние силы и выдыхаясь, тяжело коснулся земли. От удара о землю летчик на какое-то мгновение потерял сознание. Силы, до предела напряженные в трудном воздушном бою, разом иссякли.
     Потом Александр пришел в себя. Лицо было залито кровью, один глаз распух. Это больше всего встревожило его. Глаза - главное оружие летчика. Одно несколько утешало: бой был проведен недурно. Хотелось сразу же проанализировать его. Почему немцы, несмотря на свое численное превосходство и скоростные истребители, не сумели одержать победу над одним советским летчиком? Случайность? Слепая удача? Или же в основе здесь лежит что-то другое? И он сам себе отвечал: все дело, очевидно, в маневре. Лежа под крылом уткнувшегося в землю самолета, он долго размышлял о коротких минутах воздушного боя. А позже в более спокойной обстановке он, осмысливая все происшедшее с ним в небе Запорожья, сделал решающий вывод - нужно смелее драться на вертикалях.
     В дальнейшем маневр на вертикалях претерпел большие изменения. Он обрастал новыми деталями, уточнялся и развивался. Наши летчики-истребители коллективно дорисовывали этот маневр в воздушных боях, вычерчивая своими крыльями кривые резких фигур. В мирное время они учились вести бой на горизонталях, но война переучила их. Рост скоростей, повышенные летно-тактические данные самолетов открыли новые возможности в маневре. Каждый летчик, не лишенный творческой жилки, искал и находил эти новые черты маневра, обеспечивавшие ему победу над врагом.
     Боевая вертикаль входила составной частью в нашу наступательную тактику. Бой на горизонтали - это в конце концов своего рода «заячья тактика», связанная с обороной, и притом с пассивной. Этому учил их опыт первых воздушных сражений. Правда, в начале войны у немцев было больше самолетов, советские летчики зачастую самим ходом событий были вынуждены обороняться против превосходящих сил врага. Но все же наша оборона была активной. Обороняясь, они часто переходили в контратаки. Наступательный дух советского летчика с каждым месяцем войны все ярче проявлялся в смелом применении вертикального маневра. Чем дальше, тем глубже внедрялась в сознание и в действия наших летчиков новая тактика воздушного боя.
     Анализируя свой бой в Запорожье, Покрышкин понял, какую большую службу сослужила ему восходящая спираль в условиях борьбы с окружавшими немцами. Маневр оказался единственной или почти единственной возможностью лишить противника удобной позиции для атаки. Позже он отшлифовал выполнение этой фигуры и стал широко применять боевую вертикаль. Но существовал еще и другой фактор, повлиявший на исход поединка со сворой немецких истребителей. Речь идет об уверенности в конечной победе, о том моральном превосходстве над противником, которые сопутствовали советским летчикам в самые трудные месяцы борьбы. Немцы считали себя господами в воздухе: на их стороне было количество, и на этом строилась вся их тактика. А от наших летчиков обстановка требовала, чтобы они противопоставили врагу не только свое коллективное мастерство, но также и индивидуальное искусство бойца-истребителя, и пока силы нашей авиации росли количественно, - закалка летных кадров, их боевое умение были тем щитом, который сдерживал напор врага.
     Однако в тот день нельзя было долго размышлять. Самолет Покрышкина упал близ линии фронта. До самой ночи он находился возле своей машины. Осмотрел ее и нашел, что после небольшого ремонта на ней можно воевать. Старуха-крестьянка промыла и перевязала ему глаз. Похоже было на то, что он еще будет летать: боль в глазу утихла. Но другая, еще более острая боль охватила его. Наши войска отступали. По степи пошло гулять тревожное слово «окружение». Проходившие мимо командиры и бойцы предупреждали его, что немцы уже проникли в наш тыл. Кто-то сказал:
     - Летчик, бросай своего «коня», давай пробиваться вместе.
     Бросить «коня» он не мог. Это было оружие, доверенное Родиной. Один командир, увидев раненого летчика, сидящего в степи у подбитого самолета, выделил в его распоряжение нескольких саперов. Была темная летняя ночь, тревожно озаряемая голубыми ракетами немцев. Самолет лежал на брюхе. Саперы помогли подрыть землю под ним, и он выпустил шасси. Они подняли истребитель и взяли его на буксир к грузовой машине.
     Ночь и день отступавшая воинская часть кружила по степи: искали слабое звено в немецких клещах. Были моменты, когда машина с раненым самолетом сильно мешала. Отсоединили плоскости крыла — двигаться стало легче. Однако вскоре стало ясно, что вывезти истребитель к своим не удастся. По совету старшего по званию командира Покрышкин подогнал самолет к скирде соломы и поджег. Ночью бойцы прорвались сквозь одно немецкое кольцо, но впереди все еще были немцы.
     (Окончание следует).


Назад

Полное или частичное воспроизведение материалов сервера без ссылки и упоминания имени
автора запрещено и является нарушением российского и международного законодательства Rambler's Top100 Service Aport Ranker