В некотором царстве - Российском государстве на городе Москве, а точнее, в Замоскворечье, жил некий купец г-н Толстошеин. И имел он преогромные хлебные лабазы. Все бы хорошо, да разбойничали в сих лабазах крысы. Но от этой беды у г-на Толстошеина имелась защита - кот Василий внешности исключительной и вида совершенно геройского. Давил кот Василий крыс и рвал беспощадно. Этой неустанной борьбе даже профессор г-н Захолуйкин посвятил диссертацию под названием «Поддержание равновесия на хлебном рынке».
     Крысы решили договориться с Василием. Но ни на какие посулы он не пошел, даже и на полную четверть валериановой настойки. Тут-то осознали длиннохвостые, что настает им полный конец, и побежали розно прочь из Замоскворечья. Слава же Василия достигла высот великих. Даже пенкосниматели из «Товарищества Вольных Снимателей пенок» вещали миру о нем. Но что пенкосниматели! Сам г-н генерал-губернатор, встретивши г-на Толстошеина на Тверской, так прямо и сказал: «Экий у тебя саблезубый. Чистый зверь!»
     Тут и Европа заметила такое чудо. В Париже «Монитор» отписал, что, мол, на Москве появился саблезубый тигр и пожрал всех крыс и мышей, а в Лондоне «Тайм» прямо пугнул публику известием о саблезубом людоеде в Замоскворечье, который уже и к Зарядью подбирается.
     Сразу за сим объявилась в Замоскворечье известная кликуша Марефа, что стала возвещать конец света и явление саблезубого зверя, который сожрет шестьсот и еще шестьдесят с лишним крыс, после чего и будет пришествие Антихриста. Мигом вокруг Марефы сложилась шайка подобных же «подвижниц», которые стали кликушествовать против Василия и прямо в защиту крыс. Ополчились на него и пенкосниматели.
     Далее всех пошел «Забубенный пенкосниматель», обосновавший в редакционной статье, что крыса произошла от морской свинки, но в условиях свинцовых мерзостей русской жизни и мракобесия замоскворецких мещан обратилась в нынешнее дикое состояние.
     Г-н Толстошеин поначалу отругивался, но затем заперся на дому и запил горькую. Василий же, обложенный Марефой, газетами и прочим общественным мнением, совершенно одичал и удалился во внутреннюю эмиграцию под печку.
     Крысы восторжествовали и в торжестве своем перешли даже прежние свои подвиги нахальства. Распространившись по Замоскворечью, они уже средь бела дня крали кур, а зерно с обывательских дворов тащили мешками. Неведомо, сколь бы долго продлилась еще сия смута, когда бы сами крысы не достигли крайних пределов своего безобразия, похитив прямо со двора генерал-губернатора зажаренного поросенка. Рассказывают, что, вышедши на кухаркины вопли, сам генерал-губернатор, вскинувши брови, удивленно сказал: «Доколе, елки-палки?»
     И тут уж власть была употреблена. Околоточные мигом определили Марефу и ее партию в холодную. Сообщество пенкоснимателей оказалось также несколько стеснено в воле своей цензурным комитетом. Г-на же Толстошеина посетил квартальный надзиратель, сделавший ему столь строгое внушение, что тот немедленно извлек Василия из-под печки и, помахав для вящего убеждения веником над ушами, велел немедля явить подлинное геройство.
     Василий же, будучи истинным сыном Отечества, распушил хвост и, оскаля зубы, ринулся дерзновенно в лабазы. Дальнейшие подвиги его саблезубости воздержимся описывать в силу их обилия и многообразия.
     Проведенное же по некотором времени властями расследование явило некоторые интереснейшие подробности. Оказалось, что известные дельцы г-да Негодяйский и Напапукаки, за спиною которых скрывалась известная в Европе фирма «Сукин энд сын», затеяли большую игру на повышение на хлебном рынке, для чего и обрушились на геройства Василия, разумея сим подорвать позиции хлеботорговцев Замоскворечья. Возникшие одновременно подозрения в отношении пенкоснимателей и Марефы по поводу получения ими от сих деятелей ссуд пришлось оставить без последствий из-за противодействия прогрессивной общественности.
     Но Василия слава настигла уже окончательно и бесповоротно. Ему сгоряча хотели даже воздвигнуть монумент. Но затем ограничились серебряной медалью с надписью «Благодетелю Отечества!» Василий, правда, по скромности отказывался и говорил, что, мол, лучше бы деньгами.
     Крысы, правда, в норах кое-где уцелели и упорно еще пошаливают.