«Трудно описать мое восхищение. Мысль о службе сливалась во мне с мыслями о свободе, об удовольствиях петербургской жизни. Я воображал себя офицером гвардии, что, по мнению моему, было верхом благополучия человеческого».
     
     

Беру один из томов «Русского биографического словаря», издававшегося в начале минувшего столетия, листаю его наугад, читая позабытые ныне фамилии и биографии некогда известных людей:
     «Погоский Александр Фомич, писатель для народа и деятель на пользу народного образования (1816 - 1874). Шестнадцатилетним юношей поступил в 45-й Егерский полк... В 1843 году, в чине поручика, вышел в отставку...»
     «Позняк Дмитрий Прокофиевич, тайный советник (1764 - 1851). В 1787 г. поступил л.-гв. в Преображенской полк капралом, с причислением к штату канцелярии генерал-фельдмаршала князя Потемкина; в названном полку награжден был чинами до сержанта, а затем - выпущен капитаном... В 1793 году определен к статской службе».
     «Поливанов Иван Петрович, сенатор (1773 - 1848). В 1787 г. вступил подпрапорщиком л.-гв. в Преображенский полк... Чин капитана получил в 1797 г. и в том же году отставлен для определения к статским делам».
     «Полонский Александр Сергеевич, артист (? - 1880). Образование получил в Морском корпусе; выпущенный оттуда мичманом в 1857 году, через несколько лет бросил морскую службу, решив посвятить себя сценическому искусству...»
     Люди разлных поколений, совершенно разной судьбы, объединенные одним лишь обстоятельством - все они начинали свою самостоятельную жизнь на военной службе. Таких людей, кстати, в Императорской России были даже не сотни, а тысячи, многие тысячи. Те же, кто не послужил, считались в России - равно как, кстати, и в Германии, где вообще многие государственные должности имели право занимать только офицеры запаса, - как бы вторым сортом. Именно потому, наверное, две эти империи долгое время считались непобедимыми...
     Между тем вот что писал известный французский литератор - баронесса Жермена да Сталь, посетившая Россию в 1812 году: «В России считаешься знатным, когда достигнешь военного чина... Воспитание кончается на пятнадцатом году: все спешат поступить в военное сословие во что бы то ни стало, о прочем же заботы нет».
     Мне кажется, заезжая француженка не совсем права, потому как была знакома с российской жизнью весьма относительно.
     «На протяжении XVIII в., а также в начале XIX в., в России еще не сложилась система среднего образования, которая могла бы полностью охватить дворянскую молодежь. Основная ее часть в то время получала так называемое домашнее образование, качество которого зачастую было неудовлетворительно», - говорится в интереснейшем исследовании Дмитрия Целорунго «Офицеры Русской армии - участники Бородинского сражения», опубликованном в прошлом году.
     Типичный пример подобного образования описан в «Капитанской дочке»:«С пятилетнего возраста отдан я был на руки стремянному Савельичу, за трезвое поведение пожалованному мне в дядьки. Под его надзором на двенадцатом году выучился я русской грамоте и мог очень здраво судить о свойствах борзого кобеля, - «вспоминает» Петруша Гринев. И далее - про нанятого в учителя французского парикмахера мосье Бопре: - Обязан он был учить меня по-французски, по-немецки и всем наукам, но он предпочел наскоро выучиться от меня кое-как болтать по-русски, и потом каждый из нас занимался уже своим делом».
     Настоящее образование можно было получить как раз в армии, в кадетских корпусах, куда родители-дворяне стремились отдавать своих детей. Нередко отдавали уже в пятилетнем возрасте (!), хотя в «малолетнем отделении» кадетики даже еще форму не носили, а «командовали» ими в основном гувернантки и няньки. Первый, как по времени образования, так и по порядковому номеру, кадетский корпус был образован в 1731 году, а к началу ХХ столетия корпусов было порядка тридцати. Из их стен выходили не только хорошо и всесторонне образованные люди, но и истинные и верные сыны Отечества, настоящие патриоты России, опора престола.
     Недаром же в XVIII - первой половине XIX века фактически любые государственные должности занимались, как бы сейчас сформулировали, «выходцами из армии». Мало того, что каждой губернией управлял не статский чиновник, а военный генерал-губернатор, так и другие ответственные посты занимали люди с генеральскими эполетами. Так, лихой партизан 1812 года А.Х. Бенкендорф возглавлял знаменитое III отделение - политическую полицию, сослуживец и друг многих декабристов, начальник штаба 2-й армии П.Д. Киселев - Министерство государственных имуществ, а блистательный военный разведчик А.И. Чернышев, работавший перед Отечественной войной в Париже, стал не только военным министром, но и председателем Государственного Совета... Впрочем, перечисление могло бы получиться очень долгим.
     ...Многие годы, отделяющие нас от прошедших событий, как бы романтизируют былое; старики, вспоминая далекую молодость, чаще всего говорят о хорошем, напрочь забывают про плохое и с улыбкой рассуждают о пройденных трудностях... Хотя объективную картину минувшего получить не так-то и легко, все же попробуем.
     «Характер, дух и тон военной молодежи и даже пожилых кавалерийских офицеров составляли молодечество, или удальство. «Последняя копейка ребром» и «жизнь копейка - голова ничего», - эти поговорки старинной русской удали были нашим девизом и руководством в жизни, - писал очень интересный мемуарист Фаддей Венедиктович Булгарин, который в свои молодые годы, в начале XIX века, служил в Уланском Цесаревича Константина полку и был ранен в сражении под Фридландом. - И в войне, и в мире мы искали опасностей, чтоб отличиться бесстрашием и удальством. Попировать, подраться на саблях, побушевать, где бы не следовало - это входило в состав нашей военной жизни, в мирное время».
     Считается, что ради такой жизни многие молодые дворяне и шли на службу, и что именно так - в вихре балов, дуэлей, азартной карточной игры, любовных побед и праздных удовольствий, разве что с короткими перерывами на боевые действия - некогда жили русские офицеры. Однако недаром бытовала в их среде поговорка: «Ночь - гусарская, а утро - царское», и лихое, веселое времяпрепровождение для молодых офицеров, находившихся, как правило, в глухой провинции, было лишь приложением к службе.
     В том сомневающихся могу адресовать к прекрасной книге Аллы Бегуновой «Повседневная жизнь русского гусара в царствование Александра I», изданной «Молодой гвардией» в 2000 году. В ней подробно рассказывается обо всех аспектах гусарской жизни. В частности, побудку в конных полках летом играли в 5 утра, зимой - в 6, после чего солдаты занимались уборкой конюшен и чисткой лошадей. «Инструкция, - пишет автор, - обязывала взводных офицеров находиться в это время с вверенными им подразделениями, наблюдая за поведением людей и лошадей». Затем, к 9 утра, кавалеристы седлали лошадей для учений: «Это могли быть занятия в поле, где отрабатывались построения и передвижения взвода или эскадрона, или в манеже, где совершенствовали индивидуальную подготовку всадников». Учения обычно продолжались до полудня. После того следовали обед и свободное время, которое обычно уходило на чистку и починку обмундирования, амуниции и оружия, а после того вновь следовала чистка лошадей - опять-таки в присутствии взводных и иных командиров. «В девять вечера в армейских полках барабанщики били, а трубачи играли вечернюю «зорю», и на этом трудовой день кавалериста завершался». Только тогда офицер мог чувствовать себя свободным, если, конечно, он не находился на дежурстве или в карауле...
     Впрочем, и для гвардейцев, живших в столице, служба также составляла основу бытия, исключая, конечно, известные периоды «общегосударственного разврата», когда и Двор, и все вокруг были озабочены исключительно личным обогащением и пребывали в праздности. Но это - тема иная.
     Весьма интересными в этой связи кажутся выдержки из «Памятной книжки» поручика лейб-гвардии Семеновского полка Александра Алексеевича Благово за 1739 год - каждодневные записи, в которых отражались погода, основные дела и денежные траты ротного командира:
     «Июнь.
     12. Вторник, предивная погода. Полковой строй был, палили по 7 патронов...
     15. Пяток, изрядно ввечеру дождик. Полковой строй был, палили по 11 патронов.
     Июль, или Липец.
     28. Суббота, ветрено. Полк учил маэор наш герцог Брауншвейгский, палили изрядно по 15 патронов.
     Сентябрь. Вересень.
     11. Вторник, студено. Полковой строй был, палили по 25 патронов, принц учил изрядно.
     12. Среда, хорошая погода, а холодно. Полк наш государыня императрица изволила смотреть. Палили хорошо по 29 патронов. Государыня жаловала к руке и вином».
     Так, фактически изо дня в день, невзирая на погоду, проводилась боевая учеба. Довольно часто - под высочайшим наблюдением. Причем это было не только в описанные здесь времена Анны Иоанновны, но и буквально во все последующие царствования.
     Вот фрагмент из «Записок декабриста» - поручика л.-гв. Финляндского полка А.Е. Розена: «Удалось мне два раза обращать на себя особенное внимание моего дивизионного начальника, великого князя Николая Павловича. В первый раз, когда я в его присутствии вступил в дворцовый караул: с парадного места повел караульный взвод различными поворотами фронтом, а подошед к открытым воротам дворца, повел рядами левым флангом, и когда поравнялся со старым караулом и скомандовал: «Стой!», «Во фронт!» и потом: «Глаза направо!», то его высочество, прихлопнув рукой по правой ляжке, воскликнул: «Вот оно! Знает свое дело! Славно!»
     Между прочим, великий князь Николай Павлович - будущий император Николай I, который до своего восшествия на престол командовал гвардейской пехотной дивизией. Есть ли смысл объяснять, что отношения между гвардией и государем были самые тесные? Не только великие князья, но и сами государи служили в полках гвардии, в полном объеме выполняли свои должностные обязанности, особое внимание при этом обращая на обучение, боевую подготовку войск. Ведь, что бы сейчас ни говорили, «профессиональной» является только подготовленная к ведению войны армия - вне зависимости от способа ее комплектования. Если же армия воевать не умеет, то она является не более чем вооруженной толпой, из каких бы наемных «профессионалов» ее бы ни составили.
     Русские государи хотели иметь настоящую армию - и, как известно, имели ее, о чем свидетельствуют многочисленные победы русского штыка. Профессионализм этой армии, составленной из рекрутов - в основном неграмотных крепостных крестьян, - был обеспечен подготовкой офицеров и унтеров, обучавших и воспитывавших солдат, готовивших их к бою как практически, так и нравственно.
     Вот почему «От каждого офицера требовалось, чтобы он хорошо знал службу и исполнял ее рачительно, - подтверждает тот же Булгарин. - Краеугольными камнями службы... были эскадронные командиры и ротмистры... Они обходились с нами, как обходятся добрые родители с детьми-повесами, но добрыми малыми, прощали нам наши шалости... и требовали только исполнения обязанностей службы, храбрости в деле и сохранения чести мундира».
     Начало службы в Кавалергардском полку вспоминает в своих «Записках» декабрист Сергей Григорьевич Волконский - бывший князь и генерал-майор:«Натянув на себя мундир, я вообразил себе, что я уже человек, и по общим тогдашним понятиям весь погрузился в фрунтовое дело. Первым моим наставником по фрунтовой службе [был] Александр Иванович Чернышев (умерший уже впоследствии князем и председателем Государственного совета)».
     «Фрунт», он же «фронт», означал «строй», а «фрунтовая» - сиречь строевая - «подготовка» считалась важнейшей дисциплиной обучения, составляла основу боевой подготовки. Сейчас это приходится объяснять: на поле сражения подразделения чаще всего передвигались в колоннах, а отражая атаки кавалерии, стояли в ощетинившемся штыками каре... В те считанные минуты, когда на пехотное каре неслась неприятельская конница и нужно было успеть подготовиться к ее встрече, малейшая неорганизованность, любые неслаженные, неуверенные действия солдат неизбежно приводили к катастрофе. Вот и приходилось офицерам и унтер-офицерам часами муштровать людей, оттачивая их навыки до автоматизма. Недаром же говаривал великий Суворов: «Тяжело в учении - легко в бою». Поэтому быть плохим, неумелым, неподготовленным офицером считалось просто стыдно, не соответствовало понятиям чести...
     ...Шли годы и десятилетия, многое изменялось в жизни страны и государства. Русская манера все время оглядываться на «просвещенный Запад», сверять буквально каждый шаг с чужими оценками, стремиться не отстать «от цивилизованной Европы», не понимая при этом, кто же на самом деле и в чем именно ушел вперед, попытки во всем следовать «лучшим зарубежным образцам» - все это принесло России огромный и непоправимый вред. Вот почему замечательный историк Русской армии Антон Керсновский писал:«Ересь «интернациональности» военного искусства привела к засорению русской военной мысли иноземными... рационалистическими учениями. Все это имело своим результатом Севастополь и три Плевны, Мукден и Солдау...»
     Действительно, во второй половине XIX столетия русские государи порядком подрастратили, растеряли накопленный опыт - даже кадетские корпуса тогда были превращены в «военные гимназии» (для уха военного человека это звучит так же похабно, как «командный институт»), в которых именно «военная составляющая» обучения оказалась весьма ослаблена. Боевая подготовка все больше и больше теперь сводилась к парадным тренировкам, к неким «военизированным спектаклям», проходящим по жестко утвержденному сценарию.
     Последующая же экономия на армии вообще донельзя ослабила русский офицерский корпус, вскоре бездарно и окончательно угробленный на полях Первой мировой войны. И вот тогда на смену офицерской касте, потомственным русским офицерам, чьи пращуры веками служили России, и кто не мыслил себя вне этой службы, пришли совершенно случайные прапорщики военного времени Н.В. Крыленко, Г.Д. Гай, М.В. Кривошлыков и многие иные, а также позже примкнувший к ним прапорщик австро-венгерской армии Бела Кун «сотоварищи»...
     Все остальное нам более-менее известно из курса отечественной истории.
     
На снимке: император Николай II обходит строй лейб-гвардии Измайловского полка.Царское Село, 17 мая 1909 года.