Визитная карточка
     Родился 25 мая 1923 г. в деревне Ивановка Семипалатинской области в крестьянской семье. В мае 1941 г. по комсомольской путевке поступил в Грозненское пехотное училище с двухгодичным сроком обучения, однако уже в декабре 1941-го был направлен в Куйбышевскую (ныне Самарскую) область в формирующуюся для убытия на фронт дивизию. Воевать начал младшим лейтенантом в должности командира взвода, закончил – майором, командиром батальона. Четыре раза был ранен. Окончил Академию бронетанковых и механизированных войск и академию Генерального штаба (с отличием). В послевоенные годы служил на всех командных должностях – от командира полка до командующего Северной группой войск. Затем был первым заместителем главкома войск Южного направления в Баку, когда по долгу службы приходилось выполнять задачи в Афганистане и – в течение трех лет – во Вьетнаме в роли главного военного советника при министерстве обороны Вьетнамской народной армии. Награжден 12 орденами; Героем Советского Союза стал на фронте, командуя ротой.

     - Сегодня нередко можно слышать критику в адрес военных вузов в связи со слабой подготовкой офицеров-выпускников. Товарищ генерал, а как готовили вас – курсантов предвоенного времени?

     - Нас не баловали, а готовили к войне. Через неделю после зачисления мы совершили ночной 40-километровый марш в лагерь, в предгорье. Перед выходом нас накормили картошкой с селедкой, дали фляжку воды. А на привале к ручью с кристально-чистой водой не подпускал часовой, и приходилось обходиться одной только фляжкой. Пришли – вроде надо отдыхать. Черта с два! Сержанта и троих курсантов, в том числе меня, сразу же отправили нести службу на близлежащую высоту на сутки. Это было небезопасно – в последующем местные такой же пост... В общем, не нашли мы там никого из наших и никогда больше живыми не видели. Офицерские семьи жили там же, в лагере, и мы их охраняли с боеприпасами; опасность для них была реальной.
     Так вот, наши командиры учили нас по принципу «делай, как я». При этом голоса не повышали, но были требовательными. Что-то не сделаешь – наряд вне очереди. Сначала нас научили действовать во всех видах боя как солдат, затем – как командиров. В итоге я не только научился взводом командовать, но и мог показать любой прием, которым должен владеть боец. Впоследствии, в том числе и в послевоенные годы, своих подчиненных я тоже учил, руководствуясь этим проверенным принципом «делай, как я».
     Из наградного листа: 26 июня 1944 года тов. Зарудин в боях на высоте 192,2 своей ротой уничтожил до взвода немецкой пехоты, не имея своих потерь. Совместно с первой ротой отбил контратаку танков противника. В боях за деревню Жевань 24 июня 1944 г. уничтожил немецкий гарнизон совместно с первой и третьей стрелковыми ротами. На поле боя осталось 80 убитых немцев. Своих потерь рота не имела. С ходу форсирует реку Бася, занимает первые траншеи немцев и, будучи в окружении, в течение 14 часов непрерывно отбивает все контратаки танков и пехоты противника. Тов. Зарудин после форсирования вплавь р. Днепр ротой занимает немецкие траншеи и ружейно-пулеметным огнем прикрывает строительство переправы – моста через реку. Достоин присвоения звания Героя Советского Союза.

     - Из представления на звание Героя Советского Союза видно, что рота, которой вы командовали, избегала потерь. Как вам это удавалось?

     - Дело в том, что полком командовал офицер, призванный из запаса, поэтому в представлении допущены некоторые неточности. Вот он пишет «взводный опорный пункт». На самом деле это был ротный опорный пункт, и на него наступал наш батальон. Две роты залегло – ни туда ни сюда. А я со своей ротой совершил обход и с тыла нанес удар, вот и все. Какие могли быть при этом потери? А у деревни Жевань было так. Когда с ходу рано утром, пока фрицы спали, а я с ротой шел через деревню, одна из местных жительниц меня предупредила: «Сынок, в сараях и копнах – немецкие танки». Чтобы танки нас не смогли достать, мне ничего не оставалось, кроме как быстро форсировать реку, протекавшую за деревней. Мы переправились на другой берег и заняли немецкую траншею. Продолжать наступление ни в коем случае было нельзя – вражеские танки остались в деревне у меня за спиной. Глядя на то, что моя рота занимает оборону, наступавшие на правом и левом от меня флангах роты тоже задержались. Комбат капитан Лукин был ранен еще на подходе к деревне, получалось, что командовать батальоном некому; не было и связи с полком. Собрались мы, трое ротных, и решили, что батальон принимать мне. И что главная задача – перейдя к обороне, отражать атаки с фронта. Заняли траншею, смотрим в обе стороны. С тыла наши на тягачах тянут артиллерию, в колоннах идут вторые эшелоны, тут-то на них из укрытий и вышли немецкие танки и открыли огонь. Никто на подкрепление к нам, разумеется, не подошел, и наш батальон, занявший плацдарм, в тот день отразил восемь контратак противника. А ночью в боевые порядки батальона прибыл командир корпуса генерал-майор Н.Н. Мультан. Заслушав меня, он пожелал успеха в предстоящем форсировании Днепра. Наш батальон продолжал наступление. Необходимо было опередить отступающего противника и занять траншеи на правом берегу Днепра раньше него, чтобы обеспечить форсирование основных сил. В ночном бою на левом берегу реки мы захватили у отступающих немцев несколько лодок. Кроме того, изготовили плотики, на которых можно было переправлять оружие вплавь, и к утру форсировали Днепр. И окопы на правом берегу мы заняли раньше фашистов. Затем целый день отражали контратаки. А ночью немцы воевать не любили. Они боялись ночи, леса и нешаблонных действий с нашей стороны. Если мы нарушали их шаблон, действовали вопреки их ожиданиям, то побеждали с минимальными потерями.
     Когда я, будучи ротным, получал задачу, то чертил ее на листке бумаги и вызывал командиров взводов, отделений и по три-четыре опытных солдата из каждого взвода. Все они изучали подготовленную мною схему задачи и карту (за всю войну я только один раз наступал без карты). Подчиненные смотрят, а я им рассказываю, как мы будем действовать. Я разъясняю задачу каждому взводу и поручаю каждому командиру взвода со своими командирами отделений и солдатами разобраться, что непонятно, тут же уточнить – я поясню. А через полтора-два часа каждый должен будет меня критиковать. Этим я убивал двух зайцев. Во-первых, обеспечивалось участие младших командиров и даже рядовых в разработке плана действий, после чего и они чувствовали ответственность за принятое решение. Ведь взаимодействие живет тогда, когда все знают, чего я хочу в бою и как. Во вторых, одна голова – хорошо, а две и больше – лучше. До отдачи приказа в результате критики моего решения я всегда вносил в него корректировку. И если кто-то из командиров не допускает дискуссий после отдачи приказа силой своих погон, то мне этого не требовалось. Потому что при коллективном принятии решения к моменту отдачи приказа у всех моих подчиненных было сформировано единое мнение.

     

---

     Из наградного листа: 26 июня 1944 года тов. Зарудин в боях на высоте 192,2 своей ротой уничтожил до взвода немецкой пехоты, не имея своих потерь. Совместно с первой ротой отбил контратаку танков противника. В боях за деревню Жевань 24 июня 1944 г. уничтожил немецкий гарнизон совместно с первой и третьей стрелковыми ротами. На поле боя осталось 80 убитых немцев. Своих потерь рота не имела. С ходу форсирует реку Бася, занимает первые траншеи немцев и, будучи в окружении, в течение 14 часов непрерывно отбивает все контратаки танков и пехоты противника. Тов. Зарудин после форсирования вплавь р. Днепр ротой занимает немецкие траншеи и ружейно-пулеметным огнем прикрывает строительство переправы - моста через реку. Достоин присвоения звания Героя Советского Союза.
     

---

     - Юрий Федорович, вот вы во время войны целый год были ротным, затем уже командиры рот находились у вас в подчинении. Скажите, какими качествами прежде всего должен обладать ротный командир?

     - Прежде всего он сам должен быть полноценным человеком. С твердым характером, с уважением к себе и всем своим подчиненным и с обязательным умением в роли подчиненного выполнить любой прием на поле боя. Вести себя нужно спокойно и уверенно, чтобы спокойствие и уверенность передавались всей роте. Подчиненные во мне, как командире, должны видеть постоянную готовность к бою, готовность в любую минуту помочь каждому из них. Например, как только мы овладевали плацдармом, я иногда поочередно вызывал подчиненных командиров подразделений и доводил через них до каждого солдата следующее: у кого не выдерживают нервы, может идти; остаюсь здесь я и все, кто мне верит. Никто никогда не уходил. Больше того, за всю войну, пока я был взводным, ротным и комбатом, ни один не сдался в плен. Ни одного человека я не оставил ни убитым, ни раненым; я никогда не драпал. Почему? Люди боялись танков и авиации. Поэтому одной из главнейших моих задач было обкатать личный состав танками и научить уничтожать их гранатами. То есть страх перед самым грозным на данное время оружием противника солдаты должны преодолеть до боя, на учебных занятиях.

     - Неужели после обкатки танками никто из солдат уже ничего не боялся?

     - Я сам, как правило, каску не носил. Но были на фронте и такие дни, когда она мне казалось маленькой и хотелось натянуть ее на уши как можно глубже... На войне бывает страшно, но страх я умел побороть. Всегда накануне наступления я подходил к каждому солдату, обращался по имени и спрашивал: «Ты мне расскажи, как ты на завтра готов, как себя чувствуешь – у тебя страха нет»? Он мне, допустим, отвечает: «Знаешь что, боюсь: чувствую, смерть придет...» Таких из роты набиралось 12 – 15 человек. Этих людей я оставлял в траншее, когда рота поднималась в атаку. Целый день идет бой, мы идем вперед, а они потихоньку передвигаются вслед за нами. Это мой резерв. К вечеру старший из них являлся ко мне вместе с остальными, и я разговаривал с каждым. Поверьте, каждый мне говорил спасибо и уже на следующее утро был готов выполнять любую задачу. Почему я обращал внимание на то, что у солдата на душе? Потому что на войне очень часто человек чувствует, что его ждет. Однажды был случай, когда я утром встал и сказал: «Ребята, вы сегодня меня проводите домой. Я сон видел, как будто на коне верхом еду, обернулся, а у коня крупа-то и нет». В тот день я на самом деле был ранен.
     Бывало, что с теми, кто не мог преодолеть страх перед атакой, поступали так: за привязанные к ремню солдата слева и справа обмотки при переходе в атаку мы этого робеющего бойца выдергивали из траншеи, и дальше он уже сам шел вперед вместе со всеми. Я никогда не бил подчиненных, не оскорблял. В бою я командовал, не повышая голоса, но в то же время четко, понятно, твердо.

     - А если бы вам сейчас приходилось набирать в роту людей, по каким бы критериям вы их отбирали?

     - Если я – ротный командир, то должен знать каждого своего подчиненного: из деревни он или из города, кем он был, какое имеет образование, к чему он стремился, кем хотел стать, кто родители, какая разница в возрасте между отцом и матерью, не безродный ли он (то есть не имеющий отца – А.Т.), сколько детей в семье, пользовался ли уважением у родителей, чем болел до армии, хорошо ли видит, насколько силен и вынослив. Если женат, тогда надо знать, есть ли дети, живут ли в достатке. Если бы у меня была возможность отбирать людей в роту, то я бы брал прежде всего из хороших трудовых семей, где дети всегда присмотрены, и не больных. Парня из такой семьи сразу видно: он чист, брит, подтянут. Кроме того, лучше, когда солдат чем-то серьезным интересуется, например, занимается каким-то видом спорта. То есть лучший солдат – это активный, энергичный человек.
     У людей, как известно, разные способности и темперамент, жизненный и профессиональный опыт. Расставляя солдат по должностям, надо это учитывать. Связному, например, нужно уметь хорошо ориентироваться на местности, и если боевые действия ведутся в лесах, то самый лучший связной – из охотников. Он ориентируется хорошо, метко стреляет и сам по себе бесстрашный.

     - Как известно, по окончании активной фазы боевых действий в Ираке американцы столкнулись с такой проблемой: войны в классическом виде вроде бы нет, но солдаты не выдерживают постоянного напряжения. А как у вас был организован отдых личного состава, когда рота находилась в обороне?

     - В обороне все время ждешь вражеской атаки. Долго пребывать в этом состоянии очень тяжело. Бывало, что солдат вдруг ни с того ни с сего начинает строчить из автомата, бросать гранаты – ему кажется, что враг идет на него, а на самом деле никого нет. От перенапряжения это происходило не только ночью, но и днем. Я нашел выход из положения. За 500 – 600 метров до переднего края в овражке делал землянки с печкой и по одному человеку из каждого отделения посылал на два дня. Кормили нас «шрапнелью», «блондинкой» (так называли перловую и пшенную кашу), рисом, макаронами, которые больше всего любили, гречкой. Я уже был комбатом и спрашивал, чего бы хотели мои отдыхающие, предоставляя им возможность выбора продуктов. В атаку мы ходили только трезвыми, а сам я всю жизнь прожил без водки, но своим отдыхающим тогда разрешал «стограммовку». Через два дня человек выглядел отдохнувшим и возвращался на передний край. О таком отдыхе личного состава я доложил командиру полка. Комполка собрал остальных комбатов, чтобы показать, как у меня это дело организовано. Затем комдив приехал посмотреть. А командарм, узнав обо всем этом, дал команду направить меня на неделю в офицерский дом отдыха...

     - Многое, чему учили солдат в мирное время (например приемы защиты пехотинца с помощью винтовки от кавалериста), на войне вовсе не пригодилось. Если вы следите за тем, что сейчас происходит в военном деле, то скажите, чему, на ваш взгляд, в нашей армии надо учить мотострелка?

     - Нас учили так: если конница, допустим, справа, то первое отделение взвода ложится, второе – становится на колени, а третье – отражает атаку кавалерии стоя. Когда я был курсантом, мне нравилось выполнять эти приемы, но польза от такой тренировки заключалась только в том, что подчиненные приучались быстро, четко и правильно выполнять любую команду командира. В бою был танк, и умение противостоять кавалерии не понадобилось. Сейчас самое важное – и никто меня в этом не переубедит – надо со школьной скамьи физически готовить воина. Физическая подготовка не может быть результативной без высокой морали, без того, чтобы каждый молодой человек понимал, что стать физически готовым защитить Родину нужно ему самому прежде всего. Ведь слабого пинком со своей земли вмиг прогонят. Из опыта Великой Отечественной, из опыта вьетнамской армии могу однозначно сказать: надо, чтобы каждый в отдельности был физически сильным и выносливым. Мотострелок должен уметь и подтянуться, и кувырок сделать, и бегать, и окапываться, и в прямом смысле слова крепко держать в своих руках оружие. Столь же важна образованность солдата. Я убежден, что сегодня от рядового и тем более сержанта без среднего образования мало толку не только в каких-то специальных войсках, но и в пехоте, поскольку теперь и пехотинец должен уметь работать со сложными техническими устройствами. Уровень современной техники и вооружения требует, чтобы солдаты и сержанты имели как минимум среднее или среднее техническое образование.
     Заряжая оружие, нужно наблюдать за противником, поэтому все движения должны быть отработаны до автоматизма. Все быстро надо делать.
     Кроме того, солдата надо морально готовить к схватке с врагом. Родину надо любить! Когда началась война, я был уверен, что мы победим. И еще верил, что буду жить. Это очень важно. Если я пал духом, мне конец. Вот мне говорят после одного из ранений: надо ампутировать ногу. А я верил, что она у меня восстановится. Я тысячи раз делал приседания, разработал ногу и самовольно уехал на фронт из училища, в которое меня направили из госпиталя после этой раны. Если напал враг – кто будет наше Отечество защищать? Мы и никто больше. Все здоровое мужское население страны должно быть готово взять в руки оружие, когда Родина в опасности. Те же американцы – они всегда слабые были, в том числе физически. Они берут техникой.

     - Но ведь многие сегодня говорят, что войны будущего, если им суждено произойти, станут бесконтактными войнами боевых супермашин...

     - Все равно флаг победы будет ставить Иван с Магометом, то есть человек, а не машина. Война – это огонь, кровь, смерть. Или я убью врага, или он меня; третьего не дано. При этом действия в бою – это целая наука. Ведь нужно все точно знать: где спешиваться десанту, за каким номером танка идти каждой машине, на каком удалении от артиллерийского огня двигаться и т.д., нужно уметь в наступлении непрерывно вести огонь в сторону противника из всех видов оружия. Победит только тот, кто силен духом, любит свою Родину и в совершенстве владеет своим оружием.
     

На снимках: генерал-полковник Ю.Ф. ЗАРУДИН; внук Владимир в 6 лет проходит обкатку танками. Фото Павла ГЕРАСИМОВА.