Задавшись целью написать о наиболее интересных для молодых людей театральных новинках, я сразу же задалась вопросом – а можно ли вообще рассматривать театр как вид искусства, способный в наше продвинутое время всколыхнуть вылепленные компьютером и кабельным телевидением умы и души подрастающего поколения?
     А может быть, театр – это не модно? Тратить и без того редкий свободный вечер на двухчасовое сидение в душном зале, наблюдая за надоевшими еще со школьной программы классическими диалогами? Но, решив практическим путем подтвердить свои, как мне казалось, небеспочвенные предположения, я отправилась на изучение наиболее разрекламированных спектаклей в некоторые московские театры.
     И каково же было мое удивление, когда каждый раз взору представлялась одна и та же картина: десятки стильно одетых юношей и девушек атакуют окошко уже привыкшего к этому администратора и испуганного кассира.
     Так чем же именно эти спектакли привлекают такую избалованную красочными перформансами молодую аудиторию? В большинстве случаев известными актерами, знакомыми, к сожалению, не по серьезным работам, а по разноцветным сериалам. Такими, как Сергей Безруков, Андрей Панин, Александр Домогаров и другими. Либо шокирующим сюжетом или скандальной историей, как в случае со спектаклем «Нирвана», срежиссированным переквалифицировавшимся клипмейкером Юрием Грымовым, чье имя в сочетании с надписью «Живым быть прикольно» на рекламной афише спектакля уж точно вызовет интерес по крайней мере у многочисленных поклонников Курта Кобейна, к числу которых отношу себя и я.
     Так вот, придя в Театр им. Маяковского, я увидела Кобейна в виде Найка Борзова, распятого на деревянном кресте гигантскими Микки Маусами с бензопилами в руках. Поклонники начали нервничать. Я же испытала массу эмоций, но почему жить – это прикольно, так и не поняла. Может быть, потому, что вид Найка Борзова, очень качественно изображающего наркотическую ломку, говорил об обратном. Я в растерянности, зато фанаты, кажется, в восторге.
     На следующий спектакль я шла с некоторым волнением. А вдруг сейчас я увижу нечто такое, чего моя нервная система не выдержит и пошатнется куда-нибудь не в ту сторону? Испытываемые настроения с пессимистичным налетом меня совершенно не устраивали, поэтому я стала усиленно отгонять от себя подобные мысли. Впереди был ОН – человек, о котором все говорят.
     Говорить могут просто о нем, о его проектах или спектаклях, но его именем пронизана вся театральная жизнь новейшего времени. Он ни на кого не похож. Евгений Гришковец – человек-театр. Если однажды он понравился, то спокойно жить не сможешь, пока не увидишь все остальное. Альтернатива исключается.
     Похоже на то, что театральная публика делится на тех, кому нравится Гришковец и кому – нет. Вторых значительно меньше. Кажется, он может все, просто собирая в букет впечатления порой от самых простых вещей и перемежая их прозрачной шелковой электроникой группы «Бигуди». Подобное происходит в проекте «Сейчас».
     Во всех спектаклях – жизнь. Иногда она затихает, иногда взрывается, обрушиваясь на зрителей россыпью чувств и эмоций, так знакомых каждому, но незаслуженно обделенных вниманием. Здесь именно они в центре внимания. Яркие и разные впечатления от повседневной жизни.
     Прежде чем покорить столичную публику и получить самые престижные театральные награды, выросший в Кемерово Гришковец отслужил три года в Военно-морском флоте, окончил филологический факультет университета и создал в родном городе собственный театр «Ложа».
     Морская служба оставила, по-видимому, такой четкий след на жизненных взглядах, что нашла тонкое и грустно-смешное отражение в спектакле «Как я съел собаку», ставшем первым наиболее ярким пятном в процессе постепенного сражения наповал привередливого московского зрителя.
     Спектакль рассказывает о его матросской жизни. Как было до и как было после, сочетая в себе детские переживания и совсем взрослую грусть от несбывшейся возможности другой жизни, звуки утреннего города и музыку Генделя, морской воздух и немыслимо чистый патриотизм, постепенно стираемый из нашего молодого сознания.
     Перестав играть «Собаку» на сцене, он дал ей вторую жизнь, выпустив спектакль в форме почти забытого, но любимого многими жанра – радиопьесы. В ней он самый настоящий матрос, который точно знает, что посуда на корабле нужна только для мытья, а палуба по неведомой причине должна драиться четыре раза в день, и только вдвоем. Может, это кому-то покажется знакомым?
     Итак, могу с уверенностью утверждать: театр – это вид искусства, который вряд ли когда-нибудь устареет. Скорее наоборот. Если подобные личности будут хотя бы изредка вспыхивать на театральных подмостках, переворачивая всякие классические устои, русскому театру вряд ли суждено будет устареть. Со скоростью света растет к нему интерес молодежи, потому что ни искусственное телевидение, ни тем более мертвый компьютер никогда не заменят живые человеческие образы.