К сожалению, последним, что можно отнести к военно-историческим спектаклям, был «Имя странного Потемкина» в постановке Иона Унгуряну, очень долго продержавшийся на сцене театра. Вышедший гораздо позже и долго собиравший аншлаги «Павел I» в постановке Леонида Хейфеца, несмотря на обилие мундиров, к военно-исторической теме уже не относился… А вот позднейшие планы, предполагавшие в том или ином виде вывести армию на сцену Центрального армейского театра – «Юнкера» по А.И. Куприну или забытый ныне «перестроечный» «Стройбат», просто засохли на корню.
     Однако зритель все ждал, что Центральный академический театр, теперь уже – Российской Армии, взявший себе на вооружение «общемосковский» репертуар с непременными А.Н. Островским, Ж. Ануем и Вильямом Шекспиром (на афишах какого из столичных театров отсутствуют эти имена?), вновь обратится к тем самым темам, которые некогда делали его особенным и неповторимым, а потому и любимым для многих тысяч зрителей. Тем более что разговор о постановке спектакля, посвященного 150-летию Крымской войны, шел уже давно… И вот в начале декабря минувшего года – ровно через полтора века после того, как прозвучали первые военные залпы – в общем, по-военному точно, на большую сцену ЦАТРА вышел «Севастопольский марш». Это, как определили его создатели, «музыкальный спектакль по мотивам произведений Л.Н. Толстого, а также письмам, заметкам и мемуарам участников Севастопольской эпопеи 1854 – 1855 гг.». Его по пьесе Наталии Скороход поставил главный режиссер театра – народный артист России Борис Морозов; автор музыки – народный артист СССР, популярнейший петербургский композитор Андрей Петров; художник-постановщик – заслуженный художник России и Украины Владимир Арефьев.
     …Можно сказать, что уже само начало спектакля вызвало в зале далеко не однозначную реакцию, потому как подобного решения, говоря привычным термином, военно-патриотической темы в нашем армейском театре еще не было. На сцене – минимум декораций, а основное место на заднике занимает лубочное изображение воздевшего саблю кавалериста. Все действо носит откровенно фарсовый характер. Особенно - сцена в Севастопольском военном госпитале, где развеселые раненые во главе с легендарным матросом Кошкой (артист Александр Миронов) сыплют прибаутками, танцуют и скачут верхом на костылях…
     Да и у всех тех, с кем на долгом своем пути к Севастополю встречается выпущенный из корпуса артиллерийский прапорщик Владимир Козельцов (артист Юрий Сазонов), отношение к войне такое же лубочно-фарсовое. Собираются ехать в Крым, да только недалеко отъезжают от Петербурга товарищи Козельцова – Жорж (артист Николай Орловский) и Александр (Алексей Захаров); гуляет, веселится, пьет за защитников Севастополя – всех вообще и некого штабс-капитана Михайлова в частности - веселая компания, окружающая очаровательную Наталью Ильиничну (артистка Наталья Курсевич); таинственный Неизвестный (заслуженный артист России Андрей Новиков) рассуждает о природе войны, только философия его кажется чудной и придуманной… Даже государь-император Николай Павлович (артист Антон Морозов) по виду своему словно бы взят с лубочной картинки, традиционно украшавшей стену постоялого двора или почтовой станции. Впрочем, и английская королева Виктория (артистка Наталья Аристова) ему под стать, и французский император Луи Бонапарт (артист Сергей Данилевич) - тоже. Все вместе они поют куплеты и разводят откровенную буффонаду…
     Как по своему впечатлению, так и по наблюдаемой мною реакции зала могу сказать, что осознание смысла происходящего на сцене приходит далеко не сразу. Лишь постепенно становится ясно, что в картинах первого действия достаточно подробно и разносторонне отражается отношение общества к далекой от него Восточной войне. Кругом - общий подъем патриотизма, порой даже выходящий за рамки разумного, сюсюкающее сочувствие к воюющим (особенно – к «бедным солдатикам»), громогласное восхищение героями и подвигами и при том - полное нежелание принести какую-то реальную пользу армии и Отечеству.
     «Злоупотребления в интендантской части превзошли все наблюдавшееся до сих пор... - писал о временах Крымской войны историк Русской армии А.А. Керсновский и делал обескураживающий вывод: - Разгул глубокого тыла, где шампанское лилось рекой, был умопомрачителен. В этом отношении, как в очень многих других, Восточная война явилась как бы прототипом войн, веденных Россией впоследствии».
     Вновь, в который уже раз, повторим, что «история учит тому, что она ничему не учит». Ведь точно такой же «разгул глубокого тыла» наблюдался и в дни Русско-японской войны, 100-летие которой мы будем отмечать через несколько дней, и в годы Первой мировой, 90 лет с начала которой исполнится опять-таки в нынешнем году. К чему привели эти войны, известно, и почему именно так получилось - тоже понятно. А мы все талдычим про несчастного царя и коварных большевиков, всех обманувших и обманом захвативших власть! Но был бы порядок в армейских тылах – и армия тогда бы не разбежалась с позиций, и фронт бы не рухнул… Однако люди, имевшие возможность набивать себе карманы, это и делали, не заботясь о последствиях, – что в 1854 году, что в 1904-м, что в 1914-м… Но ни доживающий свой век государь Николай Павлович, ни его слабовольный правнук Николай Александрович ничего с казнокрадами поделать не могли, хотя и старались обеспечить войска всем необходимым. В результате, как писал один из защитников Севастополя, «все запасы хлеба, сена, овса, рабочего скота, лошадей, телег – все было направлено к услугам армии. Но армия терпела постоянный недостаток в продовольствии; кавалерия, парки не могли двигаться… А в Николаеве, Херсоне, Кременчуге и других городах в тылу армии день и ночь кипела азартная игра, шел непрерывный кутеж, и груды золотых переходили из рук в руки…»
     В Русско-японскую, как и в Первую мировую войну, было примерно то же самое… В общем, история водит нас по кругу.
     ВернемсЯ, однако, к спектаклю «Севастопольский марш». Маршей, кстати, и вообще музыки там много. Если же учесть, что ее автором явился Андрей Павлович Петров, написавший не только оперу «Петр Первый», балет «Сотворение мира», но и музыку ко многим известным кинофильмам, в том числе прекрасные марши, прозвучавшие в «Жестоком романсе» и «О бедном гусаре замолвите слово», то говорить о ее качестве как-то даже и неудобно. Ведь музыка Андрея Петрова обеспечивает как минимум половину успеха. Пусть даже позабыты иные фильмы, но мелодии из них живы.
     Итак, второе действие. Оно происходит непосредственно в Севастополе, и потому в большей степени приближено к «Севастопольским рассказам» Льва Николаевича Толстого. Здесь нет уже «лубочного» воинственного всадника, зато стоит чудовищных размеров мортира, «маркела», как окрестили ее солдаты. Она, как символ рока, нависает над всем происходящим. Мортиры, стреляющие по навесной траектории, были при осаде наиболее употребительными артиллерийскими орудиями. Можно, между прочим, уточнить, что по осажденному Севастополю союзники тогда выпустили порядка 1.350.000 снарядов…
     Во втором действии уже нет гротеска, от
     ставлена буффонада. Происходящее, насколько это возможно в сценических условиях, приближено к реальным событиям…
     Но если уж говорить о реалиях, то нельзя обойтись и без некоторых замечаний. Слишком уж, например, часто и испуганно бросается на землю Владимир Козельцов, слышащий нарастающий гул неприятельского снаряда. В боевых условиях адаптация к происходящему происходит быстрее и легче, а многократная реакция испуга на один и тот же звук может вызвать обвинение в трусости. К тому же если бы прапорщик, прибывший в Севастополь, стал искать Дворянский полк, то его в лучшем случае подняли бы на смех! Кто не знал, что так называлось находящееся в Санкт-Петербурге военно-учебное заведение? Поиск его в осажденном Севастополе мог представиться занятием двусмысленным, завуалированным желанием сбежать…
     Здесь, в городе, Козельцов встречает своего брата Михаила, поручика (артист Андрей Егоров). Заметим, что если сегодня далеко не все артисты Театра армии умеют носить мундир – ведь столько времени, как мы уже говорили, «военная тема» в репертуаре отсутствовала, то Андрей Егоров, некогда начинавший в ЦАТРА как Солдат в детском спектакле «Солдат и Ева» и известный зрителям по главной роли в фильме «Время танцора», является счастливым исключением. От настоящего офицера его не отличишь… Перед Козельцовым-младшим проходит вереница образов офицеров и солдат, разворачиваются боевые эпизоды – обстрел неприятельских позиций, вражеский артиллерийский налет, отражение очередного приступа… И поднимаются, как перед внутренним взором защитников города, тени павших героев, руководителей обороны Севастополя – адмиралов Нахимова, Корнилова, Истомина, которые обращаются к живым с теми патриотическими словами, что в данной ситуации никак не могут показаться излишне высокими, выспренними. Потому что подвиг – он именно здесь, на позиции, среди военных людей, тех, кто не жалеет своей жизни за Отечество, а совсем не среди велеречивых тыловых «радетелей», чьи самые правильные слова неизбежно отдают фальшью…
     Наиболее эмоциональной сценой спектакля оказывается финал – я видел даже, как зрители украдкой вытирали глаза. Небо над Севастополем было черным, в воздухе в огромном количестве зависли огромные ядра неприятельских «маркел», и офицеры, солдаты, один за другим, выходили на авансцену, рассказывая толстовскими словами о своей судьбе, оборвавшейся на улицах или бастионах осажденного города. Закончив монолог, артист втыкал в пол свою саблю… В конце действия казалось, что этих сабель, медленно вращающихся на крутящемся круге сцены, вырос уже целый лес.
     «Триста сорок девять севастопольских дней обошлись русской армии в 128.000 человек, из коих 102.000 пало на укреплениях и 26.000 в полевом бою», - писал историк. Те, кто бывал в Севастополе, непременно приезжали на воинское кладбище, находящееся на Северной стороне и, значит, никогда этого не забудут.
     …Не стану навязывать свою точку зрения, своего понимания спектакля ЦАТРА «Севастопольский марш». Скажу лишь, что посмотреть его стоит. А также замечу, что все-таки армейскому театру давно было пора вернуться к произведениям военно-патриотической темы. Ведь, к сожалению, россиянам нужно почаще напоминать о подвиге тех, кто их защищает.
     Однако лучше поздно, чем никогда.