Мне довелось познакомиться с генералом армии Грибковым на тактических учениях «Север», где он командовал войсками Ленинградского военного округа, и так уж получилось, что встречаемся мы и по сей день. Последний раз виделись в кабинете у маршала Д.Т. Язова. Пока последний просматривал тезисы материала, мы с генералом армии Грибковым продолжали беседу.

     – Анатолий Иванович, помню, вы рассказывали, что служили в корпусе офицеров Генштаба, хотя в Красной Армии были в то время еще командиры и красноармейцы. Каким образом вас зачислили в этот корпус?

     – В середине сентября 41-го, в разгар Смоленского сражения, Рокоссовский вручал ордена отличившимся. Мне, командиру танковой роты, вместе с орденом досталось и направление на краткосрочные курсы при Военной академии им. М.В. Фрунзе. Но проучились мы неделю, и началось наступление гитлеровцев на Москву. Построил нас начальник курса и скомандовал: «Кто знает противотанковые 45-мм орудия – два шага вперед!» Находившиеся в строю артиллеристы замялись, мол, имели дело с гаубицами, другими пушками большой мощности. Мы со старшим лейтенантом Борисом Радько переглянулись и вышли вперед. Хотя оба были танкистами, но на Т-26, на которых довелось воевать в финскую, стояли именно 45-мм орудия.
     Повезли нас на Хорошевское шоссе, дали по «сорокапятке», по ящику снарядов и по три мужика из народного ополчения...

     – Мужики, надо полагать, выполняли роль тягловой силы?

     – Не только. Была поставлена задача в короткий срок обучить их артиллерийскому делу. Так что под Можайск мы с Борисом Радько прибыли в качестве командиров артиллерийских расчетов. Это никого не удивило, так как там стрелковыми отделениями командовали лейтенанты и даже капитаны. Все было брошено для спасения столицы! Правда, вскоре по распоряжению Сталина в целях сохранения командного состава, которого не хватало для формирования резервов, нас вновь отправили на учебу. После окончания курсов я попал в так называемый корпус офицеров – представителей Генерального штаба.
     Вот что пишет генерал армии Сергей Матвеевич Штеменко в мемуарах «Генеральный штаб в годы войны»: «Круг обязанностей офицеров Генштаба был достаточно широк. Они проверяли положение и состояние войск, их обеспеченность всем необходимым для жизни и боя, докладывая результаты прямо в Генштаб. Многие офицеры Генерального штаба неоднократно попадали в сложные боевые переделки и проявляли при этом истинный героизм...»

     – Приходилось ли вам бывать в таких переделках?

     – Приходилось, и не раз. Один случай особенно был тяжелым. Осенью 1942 года я был офицером Генштаба в 1-м механизированном корпусе, которым командовал генерал Михаил Дмитриевич Соломатин. В октябре корпус вошел в оперативное подчинение командования 41-й общевойсковой армии и ему предстояло войти в прорыв у города Белый, выйти к Днепру, чтобы соединиться с войсками Западного фронта. Сложилось так, что мы оказались в окружении... Тогда нас выручил генерал армии Жуков.

     

---

     «Как только ракетные войска будут приведены в полную боевую готовность, сообщите шифром фразу «Уборка сахарного тростника идет успешно»
     

---

     В качестве полпреда корпуса офицеров Генштаба я пробыл на фронте почти три года. Весной 44-го меня перевели в аппарат Генштаба, где кипела работа по подготовке операции «Багратион».

     – Рассказывают, что вы, не имея высшего военного образования, сразу поступили в Академию Генштаба...

     – Было такое. Летом 1949 года Маршал Советского Союза Александр Михайлович Василевский (он в то время был военным министром) вместе с начальником Генштаба генералом армии Сергеем Матвеевичем Штеменко обходили по какому-то поводу здание Генштаба. Открывается дверь нашей комнаты (в ней мы работали с полковником Кузнецовым), и входят прославленные военачальники. Мы вскочили, представились, министр сразу узнал меня, стал расспрашивать о службе, о семье. Обращаясь к Штеменко, сказал: «Подполковник Грибков несколько раз на фронте выполнял мои личные задания. Хороший боевой офицер». Начальник Генштаба ему в ответ: «Александр Михайлович, он и сейчас хороший генштабист. Вот просится учиться в Академию Генерального штаба, но у него нет высшего военного образования. Только военное училище и курсы при Академии Фрунзе».
     Маршал Василевский по-отцовски посмотрел на меня, на мои пять боевых орденов, перевел взгляд на генерала армии Штеменко: «Сергей Матвеевич, а давайте нарушим наши правила. Ведь он прошел уже большую школу войны. Пошлем его в Академию Генштаба, но при одном условии – не подвести нас с вами».
     Я окончил академию с золотой медалью и отправился служить в Ленинградский военный округ.

     – Но потом снова оказались в Генеральном штабе... Расскажите, пожалуйста, о «секретном» задании маршала Родиона Яковлевича Малиновского, которое он дал вам в период разрешения Карибского кризиса.

     – Надолго запомнился мне поучительный инструктаж маршала Малиновского, когда я во главе группы генералов и офицеров вылетал на Кубу. Наша задача заключалась в том, чтобы оказать помощь командующему созданной на Кубе группы войск генералу армии Плиеву в быстрейшем приведении соединений и частей в боевую готовность и организации взаимодействия с кубинскими вооруженными силами.
     В конце нашей беседы Родион Яковлевич сказал: «Как только ракетные войска будут приведены в полную боевую готовность, сообщите шифром фразу «Уборка сахарного тростника идет успешно». Заставил меня повторить эту фразу и подчеркнул, что об этом знаем лишь мы вдвоем.
     Весь период Карибского кризиса я, как представитель министра обороны, находился на Кубе и возвратился в Генштаб только после того, как обстановка разрядилась, ракеты и ядерные боеприпасы были вывезены в Советский Союз. Моя скромная деятельность получила высокую оценку – мне был вручен орден Ленина.

     – Анатолий Иванович, после смерти Маршала Советского Союза Малиновского вам довелось близко соприкасаться по работе с другими министрами обороны. Скажем, при Дмитрии Федоровиче Устинове вы были первым заместителем начальника Генерального штаба.

     – Я выскажу свое сугубо личное мнение. Дмитрий Федорович был отличным инженером, прекрасным организатором, особенно оборонной промышленности. Он много сделал для победы нашего народа в Великой Отечественной войне. В послевоенный период с его личным участием Советский Союз добился паритета с США в развитии стратегического ракетного вооружения и некоторых других видов боевой техники. Эти заслуги у него не отнимешь.
     Но наберусь смелости сказать, что ему не следовало бы браться за руководство Министерством обороны. Из-за его «слабины» в чисто военном деле было допущено немало ошибок в строительстве Вооруженных Сил.

     Историки, занимающиеся последним советским периодом, утверждали, что, прислушайся Дмитрий Федорович к мнению военных специалистов, могло не быть и афганской эпопеи...

     Незадолго до начала ввода войск произошел врезавшийся мне в память обмен мнениями по этому вопросу, который проходил в кабинете начальника Генштаба Маршала Советского Союза Николая Васильевича Огаркова. Кроме него там находился Маршал Советского Союза Виктор Георгиевич Куликов. Тогда мы оказались поставленными перед свершившимся решением высшего политического и государственного руководства о вводе наших войск в Афганистан. Были ли мы согласны с этим решением? Категорически утверждаю – нет. Мы считали, что афганский вопрос нужно было решать политическим путем, а военное вмешательство способно только углубить внутренние противоречия в этой стране.
     В ходе обмена мнениями я сказал маршалам Огаркову и Куликову, что следовало бы им, как членам Совета обороны СССР, членам ЦК КПСС, занять принципиальную позицию в этом вопросе. В ответ я услышал, что их неоднократный и откровенный разговор, особенно Николая Васильевича с Устиновым, ни к чему не привел – невозможно доказать ошибочность позиции в таком вопросе человеку, слабо разбирающемуся в военном деле.
     Маршал Огарков сказал, что на последнем заседании Политбюро ЦК КПСС он попытался возразить принятию такого решения, но его и слушать не захотели. А Андропов бросил в его адрес: «Товарищ Огарков, мы собрались здесь не для того, чтобы выслушивать ваше несогласие».
     ...Председатель Комитета памяти Георгия Константиновича Жукова маршал Язов внес в тезисы материала нужную правку и предложил нам с генералом Грибковым спуститься на этаж ниже – в мемориальный музей – кабинет Маршала Жукова. По пути я снова обратился к генералу армии Грибкову:

     – Анатолий Иванович после встречи в декабре 1941-го вам не доводилось во время войны встречаться с великим полководцем?

     – К сожалению, нет. Снова мы встретились в 1953 году на оперативно-стратегическом учении, спланированном на северо-западе под руководством маршала Жукова.
     Я был в звании полковника, начальника отдела оперативной подготовки военного округа.
     Конечно, Жуков не узнал меня, но, когда я напомнил ему о декабре 42-го, живо откликнулся и стал излагать фронтовые события так, словно это было вчера. Я внимательно слушал. Кто-то из сопровождавших попытался поторопить Жукова, на что он ответил: «Подождите минутку, мы с полковником – старые знакомые». Я был горд и счастлив.