Несмотря на сложность поднимаемых теоретических проблем, книга эта представляет собой как бы «интеллектуальное путешествие» по философским, религиозным и политическим системам древности и нашего времени, очень даже увлекательное для думающего человека. Сочетание воистину энциклопедической эрудиции и присущего ему новаторского подхода к анализу сложнейших политических явлений позволяет автору увлечь читателя, приоткрыв перед ним подлинную «кухню» исторического процесса.
     Самобытен уже сам авторский взгляд на науку – историю. Так, Александр Дугин считает, что единой истории человечества – с философской точки зрения – не существует. Имеются не более чем различные взгляды на историю человечества, различные ее версии. Историки по-своему трактуют имеющиеся в их распоряжении факты, и в зависимости от этих трактовок мы получаем самые различные представления о том, что же есть «человеческая история», что в ней происходило и что это происходившее означало. «Нет истории без интерпретации, – отмечается в книге. – В понимании Исторического интерпретация первична».
     В отношении понимания смысла и логики истории автор выделяет три фундаментальные позиции: история как регресс; история как прогресс; история как постоянство, то есть повтор одних и тех же сценариев с небольшими модификациями.
     Первая модель исторического доминировала не только в древних традиционных обществах, но также сохраняется и в современных обществах религиозного типа. Нелишне напомнить, что немало стран «третьего мира» и даже развитых стран Азиатско-Тихоокеанского региона, в числе которых и Япония, продолжают жить в условиях традиционных обществ, а значит, взгляд на историю, как процесс вырождения человечества, остается доминирующим в глубинах общественного сознания.
     Такой печальный взгляд на мир был присущ древним мыслителям в Греции и Индии, отцам христианской церкви, адептам иудаизма и ислама... Древнегреческий мыслитель Гесиод, например, придерживался теории «четырех веков»: «золотой», «серебряный», «бронзовый», «железный». К «бронзовому веку» древние греки относили эпоху Атлантиды. Нам же, к сожалению, досталось жить в «четвертом веке» – веке вырождения человечества, падения нравов, который завершится глобальной катастрофой и возникновением нового мира.
     Увлекающиеся восточными учениями легко найдут аналог этой концепции в индуизме – «учении о четырех югах» (сатья-юга, трета-юга, двапара-юга и кала-юга). Если следовать вере индусов, то современное человечество находится в конце последней юги – кали-юги, когда миру явится «десятый аватара» Калкин, чьей миссией станет открытие нового – счастливого для людей – цикла.
     На основе такой логики понимания смысла истории, указывает Дугин, складывается фундамент политического феномена, называемого «консерватизмом». Историческая позиция консерваторов – опираясь на политику и государство, сдержать процесс энтропии, распада, растянуть во времени «скольжение в никуда».
     Консерватизму противостоит либерализм, опирающийся на прогрессистский подход к истории. Эта модель, являющаяся сегодня преобладающей на Западе и в России, появилась сравнительно недавно, в XVII – XVIII веках, в рамках философии Просвещения. У ее истоков стояли английские философы Френсис Бэкон, «отец эмпиризма», и его последователь Джон Локк. Бэкон утверждал, что человечество по мере своего развития становится все более мудрым и справедливым, информированным и технически оснащенным.
     В своей новой книге Дугин подробно рассматривает обстоятельства появления этой – прогрессистской – модели, рассказывает о Новом времени как качественно новом этапе истории человечества, который принято отсчитывать с момента появления идеи «просвещения» масс, распространения среди них «научных знаний», т.е. со второй половины XVII века. Именно тогда произошла фундаментальная смена парадигм, ознаменовавшая переход от традиционного к современному обществу. Тогда же появляется в Англии, в протестантско-масонской среде поклонников эмпирической философии, либерализм, в котором Александр Дугин видит общий знаменатель всей философии политики Нового времени.
     Представляется, что заслуживает внимания само авторское определение понятия «либерализм». Хотя этот термин сегодня широко употребляется в российских СМИ, но что именно под ним подразумевается, зачастую очень сложно понять. Философ предлагает такое определение либерализма: «Экономико-политическая философия, считающая, что главным социальным субъектом является хозяйствующий индивидуум, способный максимально реализовать свои возможности в условиях свободного рынка. Либерализм настаивает на минимализации участия государства в хозяйственной жизни граждан, считает, что политическое, основанное на непрерывных традициях, в том числе традиционные институты управления, власти лишь ограничивают свободу человека».
     С точки зрения автора, конец XX века стал триумфом либеральной идеологии, победой либеральных ценностей над последним оплотом их антитезы – советским строем. Исторический вектор современности стал очевиден даже для последнего идеалиста. Таким образом, гибель СССР и социалистической системы нельзя считать просто стечением трагических обстоятельств или следствием перерождения значительной части правящей элиты – хотя и это сыграло свою роль. Однако точнее считать все происшедшее результатом более сложных социальных процессов планетарного масштаба, идейный толчок которым был дан еще во времена Бэкона.
     Между тем социализм для Дугина – совсем не одна из разновидностей парадигмы современности (наряду с либерализмом), противостостоящей фундаментальному консерватизму, а ее отрицание, стремление «приступить к новой сакрализации через «революцию», вернуться к идеалам традиционного общества.
     В этом смысле, развивая понимание автором книги сути идеологического противостояния ушедшего столетия, Октябрьскую революцию можно считать антитезой революции Февральской, призванной создать условия для реализации в России либеральных идей. По сути, октябрь 1917 года представляет собой контрреволюцию, попытку остановить пришествие на просторы северо-восточной Евразии Нового времени. Но большевизм, генетически связанный с традиционным обществом, просуществовал, по масштабам исторического времени, совсем недолго, всего семь десятилетий. Советская власть лишь отсрочила торжество либерализма в России.
     В книге отмечается, что некоторые неолиберальные мыслители – такие как Карл Поппер и Норман Кон – достаточно обоснованно говорят о скрыто иррациональном характере коммунистического мировоззрения, его близости к архаическим архетипам. По их мнению, социализм является не «завтрашним днем человечества», той формой социального развития, которая логически следует за буржуазной демократией, а, наоборот, отклонением от магистрального пути, как бы возрождением «древних иррациональных начал» традиционного общества под новой маской...
     Не пересказывая взгляды автора на идейное противостояние в XX веке, отметим, что он сумел правильно различить в современном либерализме две противоположные позиции по вопросу логики дальнейших действий победителей.
     Фрэнсис Фукуяма, один из идеологов демократической партии США, наиболее емко выразил позицию оптимистов, ликующих по поводу триумфа либерализма. Его программная работа называется: «Конец истории», потому как, по мнению автора, отныне – после падения советской системы, как последней альтернативы либерализму, человечество будет решать уже не политические, а технологические, экономические, экологические, культурные и прочие проблемы в рамках «единого мира». Сформируется глобальное «открытое общество», управляемое мировым правительством, войны исчезнут, а конфликты перенесутся исключительно в сферу экономической конкуренции.
     Однако более прозорливые идеологи либерализма предостерегают своих соратников от эйфории и иллюзий. В условиях исчезновения советской системы, достаточно долго противостоявшей либерал-капитализму, обнаружились более глубокие, цивилизационные линии разлома. Об этом предупредил близкий к республиканской партии США Самуил Хантингтон в статье «Столкновение цивилизаций». Суть его вполне обоснованного опасения состоит в том, что страны бывшего советского лагеря и особенно государства и идеологии «третьего мира» откажутся добровольно принимать либерализм, противопоставят ему свои формы коллективной идентификации, выстроенной по цивилизационному признаку. Автор признает, что либерализм присущ только «западной цивилизации», т.е. США и Западной Европе, тогда как остальные культурные пространства населены массами, сохранившими связь с нормами традиционного общества, где факторы религии, обрядовости, этнических преданий продолжают играть весьма важную роль.
     В этой ситуации Хантингтон предлагает надеяться на новые волны конфликта между цивилизациями – конфуцианской (преимущественно китайской), синтоистско-буддистской (японской), исламской, индуистской, славяно-православной, латино-американской, африканской, – которые их измотают и в конце концов заставят добровольно согласиться на либеральную модель.
     Оправданным выглядит рассмотрение в книге взаимосвязи либерализма и глобализации, находящейся сегодня в центре внимания как ученых-обществоведов, так и представителей СМИ. Это объясняется попыткой современного «экспорта либерализма», стремлением определенных политических сил навязать человечеству, прикрываясь разговорами о неизбежных процессах глобализации, единую – либеральную – точку зрения на оптимальную модель как образа жизни в современном мире, так и пути решения международных проблем. Как отметила недавно на «круглом столе» в редакции «Красной звезды» доктор исторических наук Наталия Нарочницкая, идет целенаправленное навязывание с позиции силы идеологии глобализма с его краеугольной идеей «униформистского мира под эгидой глобального управления». Однако с этой позицией, оправдывающей уничтожение социальной и духовной самобытности сотен народов, не согласятся патриоты ни в одной из стран, не входящих в «западную цивилизацию». Впрочем, мы имеем возможность наблюдать нарастание антиглобалистского движения и в самих «цивилизованных странах».
     Другое дело, что всем очевидна естественность глобализации жизни человечества вследствие ограниченности размеров земной суши. Это обуславливает неизбежность формирования общепланетарных транспортных, информационных, финансовых инфраструктур, потребность в обеспечении беспрепятственного движения людей и «культурных потоков» и соответственно необходимость их регулирования нормами международного права. Здесь существует общая платформа действий и для приверженцев либерального проекта глобализации, и для их оппонентов.
     Александр Дугин анализирует имеющиеся антиглобалистские проекты, способные выступить альтернативой либеральной матрице, и вынужден признать, что все они пока уступают либерализму. Однако шанс сохранить самобытность России, не допустить установления над ней внешнего управления, видится философу в запуске евразийского проекта, способного, по его мнению, противопоставить либеральному глобализму свою «метаидеологию».
     Стоит также отметить, что значительное место в книге отводится анализу проблемы языка и его роли в политике. Эта тема представляет особый интерес для специалистов в сфере информационного противоборства. Не секрет, что проблеме «политического языка» придается огромное значение адептами либерализма, сумевшими наладить функционирование в США, как оплоте либерализма, эффективной политической системы именно на основе манипуляции массовым сознанием и использования технологий «soft ideology». То есть внедрения идеологии не методом прямолинейной пропаганды, как было в СССР, а «мягким», косвенным путем, создавая у человека иллюзию самостоятельного свободного выбора. Недаром крупнейший западный лингвист Ноам Хомский признает, что «soft ideology» представляет собой «фальсификацию демократии», форму «скрытого тоталитаризма» внутри либерализма…
     Конечно, «Философия Политики» – это не легкое развлекательное чтиво, и она требует немалых интеллектуальных усилий. Но на то оно и философское произведение, призванное помочь в постижении политической реальности, «скрытых пружин» социального бытия, в понимании происходящего на просторах нашего Отечества, в определении путей дальнейшего развития России.