Да, все мы смертны, хоть не по нутру
Мне эта истина, страшней которой нету.
Но в час положенный и я, как все, умру,
И память обо мне сотрет седая Лета.
Мы бренны в этом мире под луной:
Жизнь – только миг; небытие – навеки.
Крутится во Вселенной шар земной.
Живут и исчезают человеки.
Но сущее, рожденное во мгле,
Неистребимо на пути к рассвету,
Иные поколенья на Земле
Несут все дальше жизни эстафету.
Юрий АНДРОПОВ.
Владимир КАЗИМИРОВ: «сатанинская преданность делу…»
Чрезвычайный и Полномочный Посол Владимир Николаевич Казимиров, сотрудник посольства СССР в Венгрии в 1950-х гг.
- В 1953 году, когда я, только что окончивший МГИМО, оформлялся в МИДе секретарем консульского отдела в Дебрецен, кадровик сказал: «Ты знаешь, в Будапеште есть человек, у которого можно многому учиться, - советник Андропов».
- Bскоре вы получили возможность познакомиться с Юрием Владимировичем лично?
- Да, посольство использовало периферийные отделы, чтобы подкреплять себя в кадровом отношении, и буквально через три дня мне была дана команда переехать в Будапешт. Первым, кто меня принимал, был Андропов… Благословил, так сказать, на работу в консульском отделе в Будапеште.
- Каким он вам показался, так сказать, с первого взгляда?
- Хотя у него уже был солидный «партократический» стаж, после чего его «бросили на укрепление МИДа», но даже с самыми младшими по возрасту и положению сотрудниками он общался совершенно непринужденно: участвовал в наших коллективных встречах, не изображал сверхзанятости ответственного работника, охотно пел на товарищеских вечеринках. Не увлекался спиртным… С другой стороны, у него была колоссальная сконцентрированность на реальных задачах. Когда я начинал рассказывать что-либо с деталями, подробно, он деликатно давал понять, что детали его уже не интересуют, и сворачивал разговор, чтобы заняться подготовкой какой-нибудь телеграммы…
- То есть у вас было и личное общение?
- Да, разумеется… Однажды я временно подменял нашего протокольщика и подметил ошибку, допущенную послом, – Юрий Владимирович занял эту должность в начале 1954 года. Это была мелкая ошибка протокольного характера, но мне казалось, что нельзя не обратить на нее внимания, и я на совещании сказал об этом вслух, что, как понимаете, в дипломатическом мире совершенно не принято. Это был вызывающий случай! Андропов никак не отреагировал на мое высказывание и только на следующий день пригласил меня к себе… «Вы хотите, чтобы на вас обратили внимание», - так начал он разговор. В общем, он меня тогда «высек», но очень благожелательно…
- Какие это имело последствия? Ведь столько карьер таким путем сломалось, еще и не начавшись…
- Разговор у нас получился «исповедальный» – Андропов уделил ему минут 20, может, и полчаса... Но это другая тема! Главное, что никакой мстительности Андропов не проявлял, его ко мне отношение не испортилось.
Но, несмотря на довольно демократичное его отношение к персоналу посольства, мы подмечали: когда приезжали высокие руководители из Москвы, Андропов был вынужден с этим считаться. Например, когда в Будапеште находился А.И. Микоян, от Андропова иногда могли исходить и строгие окрики. Мол, когда «Микоян уедет - я вам всыплю!» На самом деле никогда никакой взбучки не было, но ощущение, что кто-то «над ним» появился, делало Андропова более чиновным, что ли...
- Какие еще качества характеризовали его стиль работы?
- У него был дар пробуждать у людей инициативу - каждый хотел что-то предложить от себя. Одна из самых типичных его резолюций соответствующему сотруднику была: «Ваши предложения» - и знак вопроса. Он буквально вытягивал из каждого предложения, как поступить, как что-то сделать, и таким образом приучал к конкретным делам.
- Между тем приближались «венгерские события»…
- Репутацию посольства спасла телеграмма Андропова, заблаговременно сообщившего в Москву, что вопрос о развитии обстановки в Венгрии «будет решаться на улице»... У нас ведь принято: когда что-то произошло, особенно неожиданное, искать «стрелочника» - конечно, одним из первых кандидатов на эту роль было бы посольство. Но тогда обратили внимание, что Андропов фактически обо всем предупреждал...
- Как водится, предупреждению вовремя не вняли?
- Разумеется. Не буду подробно рассказывать о событиях, уточню лишь, что они начинались с безобидного митинга в знак солидарности с Польшей… Во время польских событий туда летали Н.С. Хрущев и А.И. Микоян, и это, кстати, породило у Микояна не совсем верное восприятие вещей. Он проецировал на венгерские события урегулирование отношений с Гомулкой и того же самого ожидал от Имре Надя. Андропов в тот период фактически подвергся остракизму, многие проблемы обсуждались венгерским руководством уже не с ним, а с Микояном...
- Думаю, Андропов все же не сидел сложа руки…
- Конечно. Как только начались демонстрации, Андропов бросал нас, молодых ребят, знающих венгерский язык или хотя бы его понимающих, в толпу, чтобы наблюдать за развитием событий, не полагаясь только на спецслужбы.
- Что делал Юрий Владимирович для обеспечения безопасности советских граждан?
- Он очень умело мобилизовал коллектив. Мы перешли на казарменное положение - фактически жили в посольстве. Первого ноября эвакуировали семьи... Я наряду с другими организовывал этот конвой. Грузовики были поданы военными, надо было быстро погрузить жен и детей. Я буквально прыгнул в последнюю машину - в каждой кабине были водитель и красноармеец. Но на пересечении улицы Сталина наш грузовик столкнулся с «Победой». Собралась толпа, нас отсекли, караван ушел, мы остались – не арестованные и не свободные. Венгр-водитель «Победы» чуть ли не митинг начал… Я предложил ему довести машину до посольства, и там он получит другую. Иного выхода не было. Уговорил. Прибегаю к Андропову: нельзя ли отдать нашу машину, разбитую же оставим здесь, потом разберемся. Юрий Владимирович потребовал всего лишь снять дипломатические номера…
- Любой здравомыслящий чиновник сразу бы спросил, кто за машину платить будет… Были ли еще подобные ситуации?
- Когда Микоян прилетал на военный аэродром, Андропову, конечно, надо было его встретить. Поехали он, военный атташе, еще кто-то… Переехав через Дунай, наткнулись на баррикады, толпа начала забрасывать их ЗИЛ или ЗИС камнями. Попытались ехать переулками - попали в тупик. Тогда Андропов с сопровождающими вышел из машины и пошел навстречу толпе. Он буквально пронзил ее, магнетически воздействуя на людей, и она расступилась…
- «Венгерские события» дорого обошлись Андропову…
- Да, в декабре у него был инфаркт, его отправили в Москву.
- Приходилось ли вам встречаться с Андроповым позднее?
- Нечасто. Когда он возглавлял КГБ, я несколько раз бывал у него в связи со своими новыми назначениями. Когда же он стал Генсеком, мы с ним не виделись ни разу, точнее, я-то его видел. Приезжало руководство Никарагуа, а я заведовал в МИДе отделом Латинской Америки и был на ужине в его честь. На ужине был Юрий Владимирович. Бросилось в глаза, что он резко осунулся, лицо стало сухое, вытянутое, фигура выдавала усталость…
- Сейчас об Андропове говорят много разного, в том числе и на уровне предположений. Мол, готовился в Генсеки изначально…
- Я скажу так: у него нацеленность на работу, на конкретные вещи была колоссальная, что в какой-то мере передавалось и коллективу сотрудников. Но чего у него, к счастью, не было - так это озабоченности своей собственной персоной. Ставить во главу всего свою персону, корыстный интерес, свое продвижение – это у меня с Андроповым не вяжется совершенно. У него была сатанинская преданность работе, делу. Этим многое в судьбе объяснялось.
Николай ЛЕОНОВ: «Мы верили ему, не опасаясь подвоха»
Депутат Государственной Думы генерал-лейтенант Николай Сергеевич Леонов, начальник Информационно-аналитического управления 1-го Главного управления (ПГУ - внешняя разведка) КГБ СССР в 1973 – 1983 гг., затем - заместитель начальника ПГУ.
- С Юрием Владимировичем я познакомился в 1963 году, когда он, секретарь ЦК партии, сопровождал Фиделя Кастро в поездке по нашей стране. Поскольку я был личным переводчиком у Фиделя, то переводил и Андропова. Кстати, в самолете он случайно надел мою шляпу и уехал в ней, а я потом долгие годы ходил в шляпе секретаря ЦК. Они были похожи, только у него голова была покрупнее… Шляпу я сохранил как реликвию.
- Каким было ваше первое впечатление об Андропове?
- И первое, и последнее впечатления не сильно отличаются, потому что Андропов – фигура цельная. Он не менялся: я знал его секретарем ЦК, знал долгие годы как председателя КГБ, а потом уже и Генеральным секретарем – он все время был одним и тем же. С ним не происходили типичные для российских бюрократов трансформации, связанные с изменением должности.
- Вы близко познакомились с ним уже как с председателем КГБ?
- Да, в 1973 году, когда меня назначали начальником Информационно-аналитического управления, я узнал Андропова поближе. Поскольку эта должность в системе разведки достаточно заметная и важная, Юрий Владимирович решил лично поговорить со мной… Я же предложил две альтернативные кандидатуры, более, на мой взгляд, достойные. Он ответил, что рассматривали все кандидатуры, но решили остановиться на мне…
- Вы тогда работали с ним в тесном контакте?
- Да, постоянно поддерживался контакт по телефону, были и личные встречи для обсуждения кардинальных проблем. Кстати, между председателем и начальником управления был прямой телефон, без набора номера.
- Чаще такой связью пользуется начальник…
- Конечно, мы не пользовались этим телефоном попусту. Но если возникала острейшая необходимость, попадало информационное сообщение сверхсрочного характера, он давал мне такое право: тут же поднимите трубку и изложите суть. Иногда говорил: если вы придете к результату по такому-то вопросу, не стесняйтесь, звоните.
- Люди, сотрудничавшие с Андроповым, отмечают особый стиль его работы…
- Он был на редкость организованным человеком. Не терпел пустозвонства… Когда мы обсуждали что-либо, всегда внимательно слушал, что говорят люди. Когда же товарищи начинали произносить общие фразы, он прерывал такие выступления. Формула была одна: есть что-то сказать – говорите, нет – помолчите и послушайте других. Мы отлично знали: если идешь на доклад к Юрию Владимировичу, говори точно и конкретно. И обязательно изложи свою точку зрения. Его характерной особенностью была абсолютная демократия в суждениях.
- Нечасто приходится слышать о демократизме руководителей КГБ…
- Мы действительно жили свободно, несмотря на то, что время называют тоталитарным… Андропов нам говорил: если вы будете поддакивать, то вы мне не нужны, у меня и так есть свое мнение; вы мне нужны с вашими профессиональными знаниями, не бойтесь высказывать их по полной форме. Это была парадигма, которая радовала и окрыляла. Порой мы высказывали суждения, резко расходившиеся с теми, что бытовали на Старой площади и в Кремле...
- А именно?
- В 1981 году, когда ситуация в Польше приобрела очень опасный характер, он пригласил большую группу из разведки, чтобы, как мы говорили, «погонять мысли»... Предложили докладывать мне - я сказал, что социализм в Польше обречен. Юрий Владимирович задумался: «А почему поляки бунтуют?» Началом забастовочных движений, как известно, было подорожание мяса. Он спросил, какое же там потребление мяса? Порядка 50 кг на душу населения. Он задумчиво говорит: «Так у нас 38, и мы не бунтуем. Почему?» Отвечаю, что мера терпения русского народа значительно выше… Разговор получился очень жестким, и я думал, что он кончится «оргвыводами»... Андропов же закончил совещание словами: «У нас сегодня не будет ни победителей, ни побежденных. Продолжайте следить за ситуацией».
- Разведке положено прогнозировать развитие ситуации за рубежом. Но можно ли было вам столь же свободно говорить об обстановке в нашей стране?
- Году в 80-м, когда Брежнев уже не мог произнести пары слов без бумажки, я, набравшись смелости, спросил: «Американцы считают, что чем дольше Брежнев будет во главе государства, тем лучше для США. Неужели нельзя поставить вопрос о смене руководства?» Андропов призадумался, потом сказал: «Вы меня с партией не ссорьте!». И на этом дискуссия прекратилась.
- Действительно, в другом месте вполне могли бы последовать те самые «оргвыводы»…
- Да, но Андропов сам был человеком очень открытым и откровенным - мы верили ему, никогда не опасаясь подвоха... Кстати, когда я впервые увидел его в Ясеневе, то был поражен: он сидел в свитере, заштопанном на локтях, причем довольно-таки грубой штопкой. Всю жизнь, сколько я его видел, он был очень простым... Между прочим, он единственный из членов Политбюро сдавал получаемые подарки в Гохран, никогда ничего себе не оставляя.
- Мне кажется, что мы все время говорим об Андропове в превосходной степени. Правомерно ли это? Неужели у него не было никаких недостатков, ошибок?
- Конечно же, были! На мой взгляд, две наиболее серьезные из них – это переоценка промышленного потенциала и финансовых возможностей нашего государства, и в кадровых делах он, в силу своей доверчивости и доброты, допускал ошибки, которые нам боком вышли. Будучи Генсеком, он поддержал тезис, который разделяло большинство членов Политбюро, - что СССР должен иметь военный потенциал, равный суммарному потенциалу Соединенных Штатов, остальных стран НАТО и Китая. Когда мы услышали от него эту формулу, то, скажу честно, потеряли дар речи. Он выдвинул трех «молодых»: В.И. Долгих, Н.И. Рыжкова и М.С. Горбачева, но ни один из них, будем так говорить, в лидерах не состоялся... Выбор кадров оказался весьма ошибочным. Но ведь Андропов так недолго пребывал во главе партии и государства!
- То есть положительного в его деятельности было больше…
- Конечно. Он хорошо понимал национальный вопрос в России и говорил, что мы его решили только в тех формах, в каких он достался от царизма, но теперь он возник в новом обличье и с ним надо обращаться крайне осторожно… Юрий Владимирович первым понял опасность коррупции для государства и первые антикоррупционные дела повел, по существу, он.
- Ну а что вы можете сказать о Юрии Владимировиче как о руководителе КГБ? Мы как-то ушли от этого вопроса…
- Я считаю его одним из светлейших умов и блестящих руководителей органов. При нем КГБ превратился в самый, так сказать, облеченный доверием советского народа и общества институт честных, благородных, искренних людей. Именно потому его, бывшего кагэбэшника, избрали Генеральным секретарем. И его коллеги по Политбюро, и народ понимали, что Комитету можно доверять. Что на людей, вышедших из КГБ, тоже можно положиться…
Василий ПЕТРОВ: «Мы ожидали, что он многое сделает…»
Герой Советского Союза Маршал Советского Союза Василий Иванович Петров, главнокомандующий Сухопутными войсками – заместитель министра обороны СССР в 1980 – 1985 гг.
- Знал я Юрия Владимировича Андропова давно, еще когда он был секретарем Карельского обкома партии. Но как знал - видел на трибуне, в президиуме… Лично общался с ним только однажды, когда он, председатель КГБ, был с визитом в Монголии, а я был главкомом войск Дальнего Востока. Беседа носила служебный характер, никаких личных вопросов...
- О чем вы тогда говорили?
- Об обстановке, которая складывалась на Азиатском направлении, о становлении Главкомата войск Дальнего Востока. Я бы сказал, это была свободная беседа – особых вопросов друг другу не задавали, длинных тирад не было. Я рассказал о том, что входило в мою компетенцию, Андропов - зачем он приехал в Монголию. Это был его официальный визит и соответственно официальная беседа. Вообще тема разговоров высшего государственного руководства с военачальниками, их выступлений перед офицерским составом была, как правило, одна: повышение боеготовности. Не помню ни одного Генерального секретаря, который бы сказал, что Вооруженные Силы надо расформировать.
- Но ведь даже официальные беседы позволяют получить о человеке какое-то личное представление…
- Конечно. Он произвел впечатление человека умного, государственного и, кстати, простого в обращении. Но острого.
- Известно, что во времена Андропова в КГБ произошли большие положительные изменения. Изменились ли при этом, по вашему мнению, взаимоотношения между армией и госбезопасностью?
- Не знаю. Я служил на периферии, и что было здесь, в центре, не могу сказать. Да и не следует пытаться определять, какие отношения у нас были с КГБ до Андропова: любые отношения между государственными органами складываются с учетом определенной военно-политической обстановки. Она меняется – и отношения меняются. Название КГБ говорило само за себя: Комитет государственной безопасности. А Вооруженные Силы – это основной контингент, который реально обеспечивает безопасность страны. Поэтому между ними должно быть не просто взаимодействие, но и непрерывные совместные действия. Мы поддерживали с Комитетом тесную связь, а что касается специфических задач – все знали свои обязанности и выполняли их самостоятельно. Были взаимное уважение и хорошие деловые контакты.
- И вот Андропов стал главой Советского государства…
- В армии это было воспринято очень положительно - мы ожидали, что он очень многое сделает. Он хорошо знал армию, заботливо относился к Вооруженным Силам, их авторитет в стране был высок, материальное положение офицерского состава было на уровне, социальная сфера была обеспечена… Андропов положительно относился к нашим предложениям, внимательно их изучал - даже те, которые требовали больших финансовых затрат.
- Как складывались его отношения с министрами обороны?
- По-моему, к министрам обороны Андропов всегда относился по-дружески. Я был в непосредственном подчинении у маршалов Р.Я. Малиновского, А.А. Гречко, Д.Ф. Устинова и видел, что у них нормальные деловые связи.
- С кем же у Андропова были наиболее близкие отношения?
- Если кто-то и знает, все равно не скажет - это может быть субъективное мнение. В центральном аппарате и руководство, и подчиненные стараются, чтобы никаких приоритетов в отношениях не было. Выполняя свои обязанности, мы понимали, что они носят государственный характер, ничего личного в них быть не должно. Мы верили, что у наших руководителей не было ничего иного, кроме заботы о благополучии государства, в частности армии и народа. Они, мы полагали, все отдают работе, и поэтому мыслей о том, как кто к кому относится, не возникало…
- Но вы можете сказать, как Андропов относился к главкомам видами Вооруженных Сил?
- С уважением, хотя здесь, видимо, какие-то особенности в отношениях были... Но я не слышал, чтобы он кого-то особенно восхвалял, а кому-то слишком часто замечания делал. Относился ко всем довольно ровно. Могу полагать, что он достаточно внимательно следил за службой каждого главкома, замминистра - ведь их перемещали, переставляли совсем не потому, что ему нравился тот или другой. Нет, он владел информацией. Андропов подписал указ о присвоении маршальских званий С.Ф. Ахромееву, С.К. Куркоткину, мне и В.Ф Толубко. Присвоение столь высоких званий, несомненно, было проявлением положительного отношения к руководству Вооруженных Сил.
- Есть версия, что Андропов собирался назначить вас министром обороны. Так ли это?
- Наш народ, да и любой народ, создает легенды. Каждому хочется, чтобы во главе государства, Вооруженных Сил стояли те, которые бы заслуживали этого. Никто меня не выделял, никто ничего особенного не говорил, и за всю мою службу – от тактического звена до центрального аппарата – авансов мне не давали. Когда же нам предлагали должности, то мы говорили: «Слушаюсь!» - если это, разумеется, было нам посильно. А если непосильно, были и такие моменты, то многие аргументированно отказывались.
- С Андроповым как генсеком вам приходилось общаться?
- Нет, ни докладывать ему, ни выступать в его присутствии мне не приходилось. Вот, пожалуй, и все. Я рассказал, как Юрий Владимирович выглядел перед Вооруженными Силами и как у нас в армии смотрели на него. Сожалею, что руководил он нашей страной так мало!
Иван УСТИНОВ: «Он очень уважительно относился к армии»
Генерал-лейтенант Иван Лаврентьевич Устинов, начальник 3-го Управления (военная контрразведка) КГБ СССР в 1970 – 1973 гг., советник при председателе Госплана СССР в 1981 - 1991 гг.
- В 1968 году я, начальник Управления военной контрразведки Дальневосточного округа, был вызван в Москву, где и встретился в первый раз с Андроповым. Впечатление о нем у меня сложилось очень положительное - в беседе он больше слушал, иногда задавал вопросы, свою точку зрения не навязывал. Он вообще всегда внимательно слушал, позволяя высказать все, что есть на душе... После беседы Андропов объявил, что я назначаюсь заместителем начальника 3-го Главного управления КГБ. Начальником тогда был В.В. Федорчук, до этого – Г.К. Цинев.
- В том году вы, наверное, отправились в Чехословакию?
- Нет, туда вскоре были отправлены Федорчук и Цинев, а я исполнял обязанности начальника управления. Андропов создал группу руководящих работников во главе с С.К. Цвигуном - как бы штаб по решению вопросов, связанных с Чехословакией, и я в него входил. В тот период я находился с Юрием Владимировичем в теснейшем контакте. Тогда мы практически жили в своих кабинетах, постоянно встречались, разговаривали по телефону... За это время я узнал, что это человек мыслящий, решительный, самокритичный. Оценивая свои решения, он мог сказать: тут я поторопился. Он был очень доступным и совсем немногословным.
- Потом ваше общение стало еще более тесным…
- Да, когда Федорчука перевели на Украину, меня назначили начальником военной контрразведки страны. Тогда уже не проходило недели, чтобы мы с Андроповым не общались. Возникало много сложных вопросов, требовавших тщательной совместной подготовки Комитетом госбезопасности и Минобороны, и я, по существу, был связующим звеном между Юрием Владимировичем и маршалом Андреем Антоновичем Гречко.
- Почему именно вы? 3-й Главк курировал Цинев, заместитель Андропова, ему, наверное, было бы сподручнее…
- Но вот не сложились как-то у Георгия Карповича отношения ни с Гречко, ни с его первыми заместителями…
- А какие отношения были между Андроповым и Гречко – руководителями силовых структур и членами Политбюро ЦК КПСС?
- Нормальные деловые отношения. Не помню, чтобы они высказывали разные точки зрения на какие-либо серьезные вопросы. Андропов и Гречко встречались, часто вели переговоры по «кремлевке», и я не слышал, чтобы были споры, противоречия. Не было также случая, чтобы Юрий Владимирович отрицательно высказался в адрес министра обороны или начальника Генштаба.
- Ну а как Юрий Владимирович в целом относился к армии?
- К армии и вообще к военнослужащим он относился сугубо положительно - с уважением и очень внимательно. «Военные» вопросы многократно обсуждались у нас на коллегиях. Кстати, это были не просто доклады и выступления, а как бы произвольный обмен точками зрения… Мне приходилось отчитываться о положении в армии, объяснять, почему там происшествия всякие бывают. Хотя, по сегодняшним меркам, что это были за происшествия! В то время побег какого-нибудь солдата-дезертира обсуждался на высшем уровне, и за это больших начальников снимали с должностей. Если же пистолет где-то пропал, то вообще было ЧП невероятное…
- Насколько знаю, военная контрразведка в силу своей специфики занимала в КГБ несколько обособленное положение. Как относился Андропов к вашим сотрудникам?
- По-моему, он не делал никаких различий между сотрудниками госбезопасности – кто бы где ни работал. В то время работники военной контрразведки, к примеру, не получали оклад за воинское звание. Я дважды письменно обращался к Андропову, называя это безобразием, компрометацией, определенным моральным давлением на работников. Приходит наш товарищ к начфину и видит, что другим офицерам деньги за звание дают, а ему нет! Хотя вместе служат, вместе все вопросы решают…
- Тогда ведь армия еще не была самым низкооплачиваемым из всех силовых ведомств?
- Да, хотя оклады у наших работников были немножко повыше, чем у армейских офицеров, но в результате они получали меньше... Противники у меня были большие – особенно по линии управления кадров. Мол, а как быть с другими главными управлениями – им ведь тогда тоже надо платить, а где денег взять? Однако Андропов поставил этот вопрос перед Политбюро, и было принято решение ввести денежное довольствие за звания всему офицерскому составу КГБ. Кстати, это показывает и уважительное отношение Андропова к воинским званиям…
- Иван Лаврентьевич, а почему вы приняли решение уйти из центрального аппарата?
- У меня сложились очень хорошие деловые отношения с руководством Минобороны, но не сложились с Циневым… Дело дошло до того, что он высказал Андропову свои сомнения: мол, нет ли у меня какого-то сговора с военными? Андропов меня вызвал, обсудили служебные вопросы, он говорит: «Мне не хотелось вас волновать, но…» После того как Юрий Владимирович меня выслушал, он говорит: «Иван Лаврентьевич, я полностью с вами согласен, но вы поймите и мое положение: Цинев имеет прямые выходы на Генерального. С другой стороны – Цвигун тоже имеет. И я между ними нахожусь… Поэтому подумайте, как быть?»
- То есть, даже будучи председателем КГБ, Андропов не мог чувствовать себя полностью независимым человеком?
- Вы правильно понимаете... В общем, попросил я направить меня на должность начальника управления в Германии. Андропов согласился, но предупредил, что информация может выйти помимо него прямо на Генсека. Действительно, докладываю Циневу, а он мне: «Хорошо, я уже обсуждал вопрос с Леонидом Ильичом».
- Так что вы тогда вышли из прямого подчинения Андропову?
- Да, хотя наше общение не закончилось. Многие вопросы я ему докладывал - лично или письменно. Помню, надо было провести одну операцию в интересах МГБ ГДР. Их разведчик попал в сложную ситуацию и укрылся в нашей военной миссии в ФРГ… Мы разработали необходимые меры, очень сложные, и я доложил Андропову телеграммой свои предложения. Буквально спустя сутки получаю ответ за подписями Андропова и маршала Д.Ф. Устинова, адресованный главкому Е.Ф. Ивановскому и мне: «С предложениями согласны, тов. Ивановскому оказать всемерную помощь». Это было очень смелое решение Андропова - в телеграмме все подробно не изложишь, только в общих чертах, но, видимо, Юрий Владимирович мне доверял, раз сразу среагировал, взял на себя ответственность. Операцию мы провели успешно, я был награжден за это высоким немецким орденом…
- Там, в ГДР, вы и завершили службу?
- Не совсем так. На седьмой год моего пребывания там я уже настоятельно просился обратно. И вот приехал генерал Г.Ф. Григоренко, начальник 2-го Главка: «Юрий Владимирович просил с вами переговорить. Есть решение Политбюро создать в Госплане СССР службу безопасности, имея в виду, что это – Генеральный экономический штаб страны, сосредоточение всех государственных, военных и промышленных секретов. Руководителя ее решено назвать советником при председателе Госплана в ранге замминистра». Говорю: «Я всю жизнь отдал армии, она для меня – родной дом, а в экономические дела я никогда не вникал!»
- То есть Андропов свои кадры не забывал…
- Разумеется. И вот - очередной вызов на совещание, мы встречаемся, и он говорит: «Знаю вашу точку зрения, но принимаю решение назначить вас на эту должность. У вас большой жизненный и практический опыт – освоите. Обстановка в стране сложная, и я должен иметь достоверную информацию, что же у нас творится, особенно на экономическом фронте». Возражать было невозможно - это приказ, и меня представили Н.К. Байбакову.
- Вы продолжили работать под руководством Андропова?
- Да, но больше с ним напрямую не общался - связь была сначала через Григоренко, потом – через начальника управления экономической безопасности КГБ. Информацию выдавал в письменном виде - что происходит в Госплане, какие проблемы в стране, каковы предложения, перспективные разработки и т.д. Насколько понимаю, Андропов обладал информацией не только о том, что в стране делается, но и в соцлагере, международном сообществе. Он постоянно обдумывал, что делать дальше. Замыслы были серьезные - недаром же когда он стал Генсеком, то в первую очередь высказал сомнение: правильным ли путем мы идем? Видимо, у него были планы по перестройке всего нашего хозяйства, страны в целом, в том числе и в политическом плане.
- Встречались ли вы с Андроповым, когда он стал Генсеком?
- Я поддерживал связь с его помощниками до самой его смерти.
- Иван Лаврентьевич, вы общались со многими руководителями партии и государства. Можно ли говорить, что Андропов среди них выделялся?
- Конечно, он был не таким, как все, поэтому даже сегодня к нему фактически не предъявляют претензий! Мы часто бывали на встречах и приемах, но я никогда не видел, чтобы он был в состоянии подпития; он никогда не упоминал о своих семейных делах - никто даже не видел его супруги; он не брал себе никаких подарков… Скажу главное: очень жаль, что его незаурядные деловые, мыслительные возможности не удалось в полной мере использовать для блага страны!