- Приоритеты внешней политики Грузии с приходом новых властей определены достаточно четко – интеграция в Евросоюз, грузино-американские взаимоотношения, углубление добрососедских отношений с Российской Федерацией. Не секрет, что у них существуют собственные интересы в Грузии, порой резко отличающиеся друг от друга. Не придется ли Грузии отдавать кому бы то ни было предпочтение?

     - Думаю, что все будет выглядеть как раз наоборот. Раньше отношения с Россией и США для нас также являлись приоритетными, и они были достаточно сбалансированными. Единой Европы это касалось несколько меньше. Довольно часто, если с одной из сторон отношения развивались в лучшую сторону, то в отношениях с другой это наблюдалось в меньшей степени. Мы не все договаривали друг другу, существовали неопределенность и недоверие. Это касалось не только России. Иногда и с Америкой были такие же проблемы, но это больше повредило именно грузино-российским отношениям, чем нашим отношениям с США, так как американский вектор политики был тогда для нас новым, только начинающим развиваться.
     Сегодня новый наш подход к этой политике заключается в том, чтобы не было балансирования между различными направлениями международных взаимоотношений Грузии и тем более противостояния между двумя или тремя составляющими избранного нами курса. Мы уверенны, что одновременное совмещение интересов России, США и Европы в Грузии возможно, тем более тогда, когда их главные интересы охватывают самые различные сферы. По нашему общему мнению, по основным вопросам интересы данных государств вполне сопоставимы. Это борьба с терроризмом, экономическое взаимодействие, проблематика урегулирования конфликтов и т.д. Вместо балансирования между сильными мира сего мы вводим концепцию равного сотрудничества, то есть сотрудничества со всеми теми силами и странами, которые имеют интересы в Грузии. Наша страна должна стать ареалом сотрудничества, а не конфронтации.

     - Представляя вас коллективу министерства иностранных дел, президент Саакашвили поставил перед внешнеполитическим ведомством страны и, соответственно, перед вами задачу по налаживанию добрососедских отношений с Россией и их дальнейшему максимальному углублению. С тех пор прошло три месяца. Что за этот срок вам удалось сделать?

     - Поставленная президентом страны задача касается не только меня и моего ведомства. Это общая задача и политика нашего правительства. Внешняя политика – это всего лишь составная часть избранного государством внутреннего и международного курса своего развития, и если активность правительства на этих направлениях не развивается, то одно лишь внешнеполитическое ведомство не сможет принести каких-либо ощутимых результатов. Я довольна тем, чего нам удалось достичь за эти три месяца. Первым и основным результатом является то, что отношения между нами на всех уровнях стали прозрачными. Сегодня мы разговариваем друг с другом прямо и открыто, ни от кого и ничего не скрывая. О развитии нашего диалога с Россией в полном объеме знают американцы, и, наоборот, те темы, которые мы обсуждаем с США, известны российской стороне.
     Появился фактор доверия, которого до сих пор не было. Он существует прежде всего на уровне президентов наших стран. Как только появляется какая-либо проблема в наших двусторонних отношениях, она тут же обсуждается Владимиром Путиным и Михаилом Саакашвили по телефону. За истекшие три месяца президенты общались друг с другом как минимум 12-13 раз по всему спектру межгосударственных отношений, в том числе и по вопросам, являющимся актуальными на данный период. Главное во всем этом то, что президенты не только говорят, но и практически решают те проблемы, которые время от времени возникают. Я знаю, что наш президент полностью доверяет Владимиру Путину. Когда ваш президент говорит «сделаю так и так», то Михаил Саакашвили уверен, что это не просто слова. За ними обязательно последуют практические шаги.
     Тоже самое можно сказать и о сотрудничестве внешнеполитических ведомств наших государств. Последняя моя встреча с господином Лавровым была очень содержательной и наполненной оптмистичным конструктивизмом. Достаточно тесно общаются между собой наш министр по вопросам урегулирования конфликтов Георгий Хаиндрава и первый заместитель министра иностранных дел России господин Валерий Лощинин. Они очень часто встречаются и ведут довольно трудные, но обоюдно полезные дискуссии по соответствующей тематике.
     Я думаю, что сегодня взаимопонимание между грузинской и российской сторонами присутствует на всех уровнях, между всеми государственными ведомствами. Хотя откровенный разговор по некоторым вопросам вовсе не означает полного согласия во всем. И тем не менее даже по таким трудным аспектам двусторонних отношений, как военные вопросы, существует определенный прогресс. Например, в рассмотрении проблематики присутствия российских военных баз на территории Грузии появился новый подход – замена военных баз России на совместный антитеррористический центр. Кстати, между сторонами, участвующими в обсуждении этого вопроса, сегодня ведется спор: кто на самом деле является инициатором воплощения в жизнь этого подхода. По моему мнению, этот спор лишний раз подтверждает то, что наши мнения развиваются в одном направлении. Думаю, что это положительный симптом.

     - Какими вам представляются цели и задачи, которые должен решать данный антитеррористический центр, и что он будет собой представлять – пять - десять ничего не решающих клерков или совместные реально существующие боевые подразделения, способные противостоять международному терроризму?

     - В деталях концепция еще не проработана. В самое ближайшее время мы начнем работать над этим вопросом. Суть же заключается в том, что на сегодняшний день самой непосредственной угрозой с военной точки зрения (об этом говорим и мы, и российская сторона) является именно терроризм. В развитие этого постулата мы считаем, что российские военные базы в Грузии не имеют ни военного, ни стратегического назначения. Неизвестно, с каким врагом они должны воевать и кого от кого защищать. И если верно, что основной угрозой в настоящее время для России и Грузии, как и в целом для мирового сообщества, является международный терроризм, то мы считаем, что все, не являющееся сегодня актуальным и значимым со стратегической точки зрения, необходимо поменять и сделать актуальным. Мы должны сотрудничать в тех сферах, которые являются нашими общими приоритетами.

     - Если я вас правильно понял, то антитеррористический центр, о котором вы говорите, призван стать своеобразной альтернативой российскому военному присутствию в Грузии?

     




В этой гостинице «Иверия», расположенной в центре Тбилиси, живут беженцы из Абхазии. Внешнеполитический курс Грузии до сих пор не давал им возможности вернуться домой. Появится ли у них шанс при Зурабишвили?





     - Заранее это нами не установлено. Недавно, в ходе очередных переговоров по военным вопросам в Москве, было принято решение, что на следующем раунде, который состоится в конце июля в Тбилиси, обе стороны представят свои предложения по этому центру. У нас не было и нет какого-либо готового для представления секретного плана. Мы имеем концепцию, которая нуждается в проработке. Если она приемлема, то мы должны сесть и вместе подумать, каким должен быть этот центр, как он должен действовать и как его можно эффективно использовать нам и российской стороне для борьбы с современными вызовами международной безопасности.

     - Вы говорите, что в современных условиях российские военные базы в Грузии лишены какого-либо стратегического назначения. Интересно было бы узнать, в каком из военных ведомств пришли к подобному заключению?

     - В российском. Россия взяла на себя обязательства перед международным сообществом по выводу своих баз с территории Грузии. Если бы вы придавали этому вопросу значительный политический и военный интерес, то не думаю, что подобное обязательство было бы взято. Я не веду полемику по поводу того, юридическими или политическими были эти обязательства – это не имеет никакого значения. Сам факт, что Россия однозначно заявила о своем решении по вопросу вывода военных баз, уже является определяющим. После этого разговор велся только о сроках и порядке их вывода, о том, что российской стороне необходимо время для обустройства этих баз на территории России, куда они и будут передислоцированы вместе с техникой и личным составом. Никогда, ни на каких переговорах российская сторона не приводила аргументов в пользу того, что эти базы необходимы ей для военных или каких-либо еще целей именно на территории Грузии. Сегодня позиция России заключается в том, что базы будут обязательно выведены, но для этого ей необходимо 11 лет и 300 (а иногда говорится, что 500) миллионов долларов.

     - У вас, насколько известно, свои представления о сроках и размере материальных и финансовых затрат, необходимых для этих целей?

     - Я сейчас веду дискуссию не столько о сроках, сколько об аргументах. Никогда не приводились факты в пользу того, что России необходимы эти военные базы для защиты своих интересов или, скажем, для отражения каких-либо гипотетических угроз со стороны, предположим, Турции, Румынии, Китая или кого-либо еще.

     - Тогда почему переговоры по всему спектру военных вопросов проходят столь мучительно для обеих сторон? Ведь, если я правильно вас понял, российская сторона, по вашему же утверждению, никогда не отказывалась от принятых на себя международных обязательств, и все аргументы, приведенные вами, говорят именно об этом.

     - Об этом мы должны спросить у российской стороны. Противостояния по поводу принципиально принятого решения никогда не было. Растягиваются переговоры по срокам и связанным непосредственно с процессом вывода материальным и финансовым расходам. Если вас интересует мое мнение, то я верю, что Россия искренне хочет вывести свои военные базы. Думаю, что она, как разумный собеседник и деловой партнер, ищет то, что она может получить взамен. Как это обычно происходит в большой политике, никто и ничего не делает безвозмездно и безответно. Поскольку наши отношения, как мы считаем, изменились, мы ищем те моменты в рамках двустороннего сотрудничества, которые обеспечат интересы России, не противоречащие современным политическим реалиям на новом этапе построения равноправных отношений. С этой точки зрения создание совместного российско-грузинского антитеррористического центра является и для нас, и для вас очень хорошим, а главное, обоюдовыгодным вариантом.

     - Почему грузинская сторона против включения в рамочный договор между нашими странами положения, юридически закрепляющего невозможность размещения на месте выведенных баз аналогичных воинских формирований третьих государств?

     - Мы действительно не стремимся к размещению на нашей территории вместо российских каких-либо других военных баз. В Грузии их не будет вообще. Мы считаем, что ХХI век – это не век военных баз. Когда мы говорим об отсутствии какого-либо стратегического назначения у российских военных баз, то же самое мы говорим и о возможном значении военных баз любых других государств. Зато мы видим, какие угрозы, проблемы, негативные последствия могут принести эти базы, а также открытие на их месте новых подобных баз любого другого государства. Заявления на этот счет неоднократно делали и Михаил Саакашвили, и я. Сегодня в Грузии не существует другого мнения ни в политических кругах, ни в государственных структурах. Но совсем по-другому будет выглядеть запись этого в двустороннем договоре. Для нас это является полностью неприемлемым политическим шагом, так как если мы формируем совершенно новые отношения, то между двумя равноправными странами не должно происходить уступок друг другу за счет ущемления суверенитета одного государства другим. Включение подобных пунктов в межгосударственный договор было характерно для советского периода. Но мы готовы сделать это заявление на международном уровне - так, чтобы оно приобрело нужное и точное значение. Для этого существует множество юридических, политических форм и вариантов. Подобные формы в прошлом использовали многие страны, например Норвегия, государства Центральной Европы. Я уверена, что когда мы окончательно договоримся по поводу вывода военных баз и создания антитеррористического центра, этот вопрос легко решится и найдется такая форма сотрудничества, которая будет приемлема и для нас, и для России.

     - Один из важнейших внешнеполитических приоритетов для Грузии - ее вступление в НАТО. Не является ли нежелание грузинской стороны закрепить в рамочном договоре отказ от размещения на своей территории военных баз третьих государств своеобразной подготовкой для расквартирования воинских подразделений Североатлантического альянса?

     - Это неправильная трактовка политики НАТО. Я работала в НАТО во французской делегации и знаю, о чем идет речь. Как вам известно, Франция – полноправный член НАТО, но на ее территории нет и не будет ни одной иностранной военной базы. Так что это вовсе не обязательное условие для вступления в альянс. Что же касается нашей интеграции в эту влиятельную международную организацию, то во время двусторонних переговоров российские коллеги никогда не высказывали нам каких-либо претензий по этому поводу. Единственное, о чем идет речь, когда данный вопрос обсуждается на уровне наших президентов и соответствующих министров, так это о том, что наша интеграция в НАТО не должна быть направлена против интересов России. Для нас это полностью приемлемо и является частью нашей политики.