МОЯ ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА с флотоводцем произошла в 1970-е годы, когда я, еще молодой журналист-краснозвездовец, рискнул вопреки запрету главного редактора поехать к опальному адмиралу на его дачу в Барвиху.
     Николай Герасимович оказался дома один. Тепло поздоровался, пригласил подняться на второй этаж в свой кабинет. Среди видавшей виды мебели выделялось высокое обтянутое красным дерматином кресло с удобными подлокотниками. Стены комнаты украшали картины художников-маринистов. На письменном столе - искусное изваяние адмирала Нахимова и пишущая машинка «Оптима».
     Хозяин оказался по-русски гостеприимным, вежливым, до мелочей предупредительным. В сером хорошо пошитом костюме, белоснежной сорочке без галстука, он выглядел моложе своих семидесяти. Голос не очень громкий, но властный. В умных серых глазах затаилась не- проходящая печаль.
     Мой собеседник не «давил» на меня своими обширными знаниями, богатейшим флотским и жизненным опытом. Он обладал деликатнейшей манерой вести беседу. А потому неудивительно, что почти целый день напролет мы проговорили о минувшей войне, наших полководцах, военной истории.
     Вспоминая флотоводца, отмечу также, что Николай Герасимович владел еще с 1930-х годов немецким, испанским, французским языками, уже после увольнения со службы самостоятельно изучил английский язык. Да так, что это позволило ему перевести на русский книгу командира американской подводной лодки Джеймса Калверта «Подо льдом к полюсу» и выпустить ее в Воениздате...
     Прощаясь, Николай Герасимович подарил мне свою книгу «На флотах боевая тревога» с дарственной надписью, заметив в шутку:
     - Вы первый раз решили написать о моряках и сразу начали с бывшего главкома ВМФ... Что ж, почитайте мои мемуары и следующая наша беседа, надеюсь, будет предметной.

     ПОПРОЩАЛИСЬ МЫ в конце апреля 1974 года, а вновь встретились в сентябре.

     - Николай Герасимович, а почему вы в своих мемуарах обрываете рассказ о событиях начала 1943 года? – спросил я, словно бы продолжая разговор.

     - Причина проста: завершающая часть рукописи еще не была готова. Вот сейчас завершаю... Думаю назвать книгу «Курсом к победе».
     Впрочем, эту беседу я начал с деликатного вопроса:

     - Ваши далеко не лучшие отношения с Леонидом Ильичом Брежневым известны. А с чего все началось? Среди людей ходят разные слухи.

     - Началось все с того, что после смерти Сталина в ЦК партии проходила «реорганизация». Видимо, Брежневу не нашлось подходящего места и его «бросили» на флот, т.е. назначили на должность начальника Политуправления ВМФ.

     - А вы знали его во время войны?

     - Нет, и маршал Жуков слыхом не слыхал о таком полковнике, хотя в своих мемуарах и пишет о встрече с полковником Брежневым: «В 18-ю армию генерала К.Н. Леселидзе мы прибыли вместе с наркомом Военно-Морского Флота Н.Г. Кузнецовым, командующим ВВС А.А. Новиковым и работником Генштаба генералом С.М. Штеменко... Хотели посоветоваться с начальником политотдела 18-й армии Л.И. Брежневым, но он как раз находился на Малой земле, где шли тяжелейшие бои» (-Ред.). О чем было советоваться?

     - Однако Жуков все же написал...

     - Еще живы Новиков и Штеменко. При случае уточните у них этот факт. Я уверен, что такой текст навязало Жукову издательство. А оно в свою очередь получило команду свыше...
     Николай Герасимович продолжил свой рассказ.
     - Значит, бросили Брежнева на флот. А во флотских делах он разбирался не больше шофера, решившего без подготовки управлять современным крейсером. Ведь мало быть политработником, надо знать специфику флота.

     - Говорят, вы так круто побеседовали с ним, что Брежнев сразу пошел жаловаться в ЦК.

     - Не исключено, что он на Старой площади «поплакался в жилетку». Я ни от кого не скрывал - Брежнев будет не на своем месте. К счастью, через полгода его переместили. Но спустя годы это мне дорого обошлось...
     Адмирал Кузнецов окинул взглядом ворох бумаг на своем письменном столе, задумчиво проговорил:
     - История, конечно, все расставит по своим местам. Но хотелось бы еще при жизни кое-что сделать. Знаете, майор, как это обидно... Вот заканчиваю рукопись и не уверен, что удастся «пробить» правду, изложить события такими, какими они были на самом деле. Кстати, какие еще вопросы вы заготовили для меня?

     - Коли мы заговорили о Георгии Константиновиче Жукове, то хотелось бы спросить вас: в дни работы Потсдамской конференции ваши отношения еще были хорошими?

     - Вполне. Несколько раз мы собирались в особняке начальника Генштаба генерала армии Антонова, чтобы обсудить положение дел на Тихоокеанском флоте, которому предстояло действовать в войне с Японией. Маршал Жуков как заместитель Верховного Главнокомандующего однажды руководил одним из таких совещаний. Однако по выражению его лица было видно, что морские дела ему безразличны.
     Георгий Константинович был талантливым полководцем, но к ВМФ относился прохладно. Наверное, поэтому еще в 1941-м он, начальник Генштаба, забыл включить в директиву № 1 о приведении войск западных приграничных округов в боевую готовность задачи Военно-Морского Флота. Правда, директива составлялась 21 июня 1941 года, за несколько часов до начала войны, в спешке. Могли просто не вспомнить о моряках. В результате я, как нарком ВМФ, исходя из известной мне оперативной обстановки на собственный страх и риск перевел флот в оперативную готовность № 2. Фактически мое решение помогло на флотах более организованно встретить первые немецкие воздушные налеты, чем в западных военных округах. Особенно у Павлова в Белоруссии, потерявшего уже в первый день войны большую часть авиации, что, на мой взгляд, во многом повлияло на неудачный для Павлова исход первых сражений. Это в итоге и стоило ему жизни, майор. А если бы я не рискнул, мог бы закончить жизнь, как Дмитрий Григорьевич. Его сделали крайним.

     - Здесь есть вина и товарища Сталина.

     - СОГЛАСЕН, есть его упущение. Но директива составлялась под руководством начальника Генштаба. За стратегическое планирование, организацию управления войсками отвечает прежде всего Генеральный штаб, его начальник, а об этом сейчас вспоминать не любят. Теперь, конечно, легко все на Сталина, Тимошенко, Буденного с Ворошиловым свалить.
     Особого интереса к флоту не появилось у Жукова и в годы войны. Я это видел, однако старался быть с ним корректным. С Верховным никогда на эту тему разговора не заводил, хотя и мог бы. Иосиф Виссарионович ко мне тогда внимательно относился, прислушивался к моему мнению...
     В конце войны у Жукова произошла очередная неприятность. На одном из совещаний Сталин в присутствии членов Политбюро и нескольких маршалов сказал, что, по полученным им данным, Жуков ведет разговоры о якобы незначительной роли Ставки во всех крупных операциях. Обращаясь к членам Политбюро, Иосиф Виссарионович заметил: «Вы знаете, как возникали идеи различных операций. Они рождались в Ставке или предлагались Генеральным штабом... Что скажете по этому поводу?»
     Почти все собравшиеся считали своим долгом высказать мнение по осуждению Георгия Константиновича. Я оказался единственным «молчальником», хотя такое поведение могло быть расценено Верховным отрицательно. Сталин тогда уже любил, чтобы с ним соглашались. Видимо, возраст уже сказывался. Самого Жукова при разговоре в кабинете Сталина не было. И когда он узнал об этом разговоре от кого-то из маршалов, то приехал ко мне на дачу и поблагодарил.
     В конце 1940-х годов я сам оказался в опале. Жукова к тому времени «сослали» уже. Вначале в Одессу командующим войсками округа, а затем еще дальше - на Урал. После надуманного «суда чести» меня понизили в звании, должности и направили вторично служить на Дальний Восток. В те годы мы с ним встречались несколько раз на сборах в Москве и, помнится, он обижался. «Почему не заехал ко мне, когда проезжал мимо Свердловска?» Тогда я отделался какой-то шуткой, а про себя подумал: «Двум опальным такого ранга встречаться вне Москвы вряд ли разумно. Ведь у товарища Сталина и его министра госбезопасности Абакумова глаза и уши повсюду».
     Сразу же после смерти Сталина по предложению Хрущева Жуков был назначен первым заместителем министра обороны. Я же двумя годами раньше, еще при Сталине, был возвращен в Москву на должность военно-морского министра, затем стал первым заместителем министра обороны, главкомом ВМС. Наши пути с Георгием Константиновичем снова пересеклись. Я не был ему подчинен, но ряд вопросов должен был согласовывать с ним. Дело шло туго - он по-прежнему занимал особую позицию в отношении флота, считал - для обороны страны развитие флота не главное, и этого не скрывал.
     В феврале 1955 года, когда встал вопрос о назначении Георгия Константиновича министром обороны, Булганин спросил меня, как я отношусь к этому назначению. Я откровенно высказал свое мнение: «Если будет назначен Жуков, то мне казалось бы правильным указать ему на необходимость впредь более объективно относиться к флоту». И хотя Булганин сказал, что разговор между нами конфиденциальный, но все же передал его содержание Жукову. Тот вскоре при встрече со мной, неожиданно перейдя на «вы», сурово сказал: «Так вы, стало быть, выступали против меня? Это вам так не пройдет».
     И не прошло. Вскоре я перенес инфаркт... Когда же произошли драматические события с линкором «Новороссийск», министр поддержал мнение Хрущева, который не любил меня, может, за то, что я имел свое мнение о Сталине...
     Да, случилась большая беда с «Новороссийском», корабль затонул, погибло много людей. Причем, несмотря на мою болезнь и шестимесячное отсутствие на службе, я должен был в определенной степени ответить за это, как, кстати, и мой первый заместитель адмирал Горшков, много лет командовавший Черноморским флотом. Однако наказание было несоизмеримо со степенью моей вины. Без вызова к руководству страны, без объяснения я был отлучен от флота. Министр в грубой форме объявил мне, что я снят с должности и понижен в воинском звании до вице-адмирала. На мой вопрос, на основании чего и почему это сделано без моего вызова в Кремль на Политбюро, он, усмехнувшись, ответил, что это совсем не обязательно. Сергея Георгиевича Горшкова, за несколько месяцев до взрыва прибывшего с должности командующего ЧФ в Главкомат, Хрущев назначил вместо меня. Такая вот принципиальность...

     - Николай Герасимович, это очень грустно, но через год испытал на себе интриги Хрущева сам маршал Жуков.

     - Хрущев попросту избавился от возможного конкурента в борьбе за власть. Волевых и амбициозных людей он опасался. Георгий Константинович в критических ситуациях не терялся, умел брать ответственность на себя. Летом 1957-го, когда Молотов с Булганиным и Кагановичем решили сместить Хрущева, именно Жуков, пригрозив армией, спас его. На свою голову...

     - Вы больше не встречались с Жуковым?

     - Почему же? Встречался в поликлинике, госпитале, санатории. На ходу поздороваемся кивком головы, перекинемся одной-двумя фразами и разойдемся. Руки друг другу, правда, не подавали.

     - Николай Герасимович, воинское звание вам так и не вернули, хотя Хрущева давно нет. Не пробовали поставить наверху вопрос об этом?

     - Сам просить не хочу. Буду и дальше жить на пенсию вице-адмирала. В группу генеральных инспекторов Министерства обороны меня так и не зачислили, а потому маршальскими льготами не пользуюсь. Обращался как-то к руководителям военного ведомства с просьбой помочь в ремонте дачи и квартиры, однако ответа нет. Но материальные трудности мы преодолеваем, сложнее морально.

     - Говорят, несколько лет назад маршал Василевский обращался в Секретариат ЦК КПСС с письмом в вашу защиту.

     - Александр Михайлович - талантливый полководец, порядочный и принципиальный человек. Хотел помочь, хотя я и не просил.

     ПОЗДНЕЕ МНЕ удалось разыскать этот документ. Вот строки из него: «...Сознание явной несправедливости, допущенной при жизни Сталина и повторенной в 1956 году по инициативе Н.С. Хрущева и Г.К. Жукова в отношении бывшего Адмирала Флота Советского Союза - ныне вице-адмирала в отставке Кузнецова Н.Г., вынуждает меня просить Секретариат ЦК КПСС поручить проверить материал, на основании которого была допущена эта несправедливость, с тем чтобы затем соответствующими решениями устранить ее. В довоенное время, и особенно в период Великой Отечественной войны и в послевоенные годы, по характеру возложенной на меня работы имел возможность наблюдать всегда исключительно партийное, высококвалифицированное руководство со стороны тов. Кузнецова Н.Г. всеми теми ответственными участками работы, которые поручались ему партией и правительством. Более чем уверен, что восстановление тов. Кузнецова Н.Г. в звании, которого он необоснованно был лишен, и зачисление его в группу генеральных инспекторов при Министерстве обороны было бы, безусловно, справедливым и было бы с большим удовлетворением воспринято всеми знающими его, личным составом Вооруженных Сил, и особенно Военно-Морского Флота, большим и вполне заслуженным авторитетом у которого он пользовался и пользуется поныне».
     ...Эта беседа состоялась 28 сентября, а в первой декаде декабря 1974 года Николая Герасимовича Кузнецова не стало...
     26 июля 1988 г. вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР о восстановлении Н.Г. Кузнецова в прежнем воинском звании Адмирал Флота Советского Союза. В августе 1990 года постановлением Совмина СССР Военно-морской академии присвоено имя Адмирала Флота Советского Союза Н.Г. Кузнецова. В октябре того же года приказом министра обороны самый современный корабль ВМФ стал именоваться «Адмирал Флота Советского Союза Кузнецов». В июне 1997 года в Москве создано общественное объединение «Благотворительный фонд Адмирала Флота Советского Союза Н.Г. Кузнецова». Президентом фонда избран младший сын флотоводца Владимир Николаевич Кузнецов.

     На снимке: встреча Н.Г. Кузнецова (в центре) с Г.К. Жуковым.