- Имя царя Бориса Годунова прозвучало в нашем разговоре уже добрый десяток раз. Однако, что знает про него, кроме одноименной Пушкинской трагедии, современный читатель?

     Курукин: Борис Годунов был очень грамотный политик и, с моей точки зрения, как политик был выше, чем Иван Грозный. Если бы династия Годуновых утвердилась на престоле, мы бы сейчас непременно говорили о том, какой мудрый был царь Борис Федорович. Ведь именно он начинал делать кое-что из того, что сделал спустя сто лет Петр I. Он первый, например, послал русских детишек учиться за границу - в Оксфорд, Вену и в Любек. Правда, из них один только вернулся.

     - Вековая традиция «невозвращенчества»?

     Морозова: Нет, они там жили за счет русской казны. А как началась смута, никто уже денег не присылал, и они вынуждены были приспосабливаться на месте. Потому и не вернулись.
     Курукин: Годунов первый стал целенаправленно приглашать иностранцев. Почему, например, у нас есть многие мемуары? Это те люди, которые тогда пришли служить в Россию.
     Морозова: Его признавали за рубежом – он вел переписку и с королевой Елизаветой, она его называла «братом», и, по-моему, даже с императором Священной Римской империи Рудольфом, он также признавал его представителем королевского рода. Между тем русские люди обвиняли его за любовь к иноземцам...

     - То обвинение, которое постоянно звучало и в адрес Петра I.

     Морозова: В искусстве существует «стиль Годуновых» - считается, что они очень много сделали для развития архитектуры, прикладного искусства, иконописи. До сих пор сохранились замечательные подмосковные постройки… У них была большая книгописная мастерская, и книги свои они в монастыри дарили. Есть опять-таки термин «Годуновский псалтырь» - из этой мастерской, очень красиво написанный, украшенный…
     Рогожин: Очень интересна попытка Годунова спасти положение строительством колокольни Ивана Великого - здесь, кстати, можно вспомнить сталинские «высотки». Закладывается и строится самая величественная, невероятной по тем временам высоты колокольня, которая, помимо прочего, давала еще заработок многочисленным строителям и отвлекала народное сознание от проблем, бед и голода, царивших в стране. Так что в этом отношении он и тактик был такой интересный.
     Морозова: Годунов был просвещенный человек. Он, например, задумал очень плотное строительство в Кремле. Мало кто знает, но он желал построить здесь точные копии Иерусалимского храма Святая Святых и Гроба Господня – и все это было почти построено. Для постройки были отлиты золотые фигуры ангелов, апостолов, и потом, когда свергли Годуновых, начались грабежи, тогда выволокли этих ангелов и все решили, что это образ самого Бориса.

     - Почему же, если все поначалу было хорошо, то потом завершилось крахом?

     Морозова: Как мне кажется, прежде всего он вызвал жуткое недовольство своей политикой по отношению к боярству.
     Курукин: Борис Годунов действительно был совсем не плохой царь, да только история - штука незапрограммированная. Борис, говоря современным языком, блестяще провел свою избирательную кампанию: человек, не имеющий никаких шансов на престол, становится царем. Он обыграл всех!
     Морозова: У него, кстати, не было соперников…
     Курукин: Все равно! И вот первые два года – великолепно. Мы добавим к его достижениям прекращение конфронтации на западной границе, широкомасштабную восточную политику – установление связей с Грузией, создание русской крепости на Северном Кавказе, прекрасные отношения с Ираном, куда, кстати, в качестве подарка поставили ко двору шаха Аббаса самогонный аппарат. Первая техническая помощь восточной стране!
     Лисейцев: И также идеологическая диверсия против ислама!
     Курукин: А потом началась катастрофа. Случилась та самая кризисная ситуация, которые повторяются раз в 100 лет – это страшный голод. На Руси неурожай – дело обычное, по статистике каждые 7 лет неурожай. Но обычно как? Неурожайный год, потом – нормальный. А тут – три года подряд... Это национальная катастрофа, мы даже не можем подсчитать, сколько людей тогда погибли. Отсюда – логика нормального мышления: почему катастрофа? Да вот царь у нас неправильный. И дальше: если царь неправильный, то кто мог убить царевича Дмитрия? Кто мог быть злодеем?
     Морозова: Нет, его только обвинили, что он мог покуситься, - раз появился реальный Дмитрий, значит, он только покушался.
     Курукин: Но ведь все равно злодей!
     Морозова: А если бы все были довольны, если бы страна процветала, я думаю, никакой Лжедмитрий внутри страны не получил бы поддержки. Если все довольны, зачем он нужен?
     Курукин: С Борисом Годуновым произошло самое неприятное, что может произойти для любого политика – утрата доверия. А раз царь «неправильный», значит, по логике мышления человека той поры, где-то есть «правильный». Поскольку вообще не быть царя не может. А раз он где-то есть, то он должен появиться. Так запускается «механизм самозванчества».
     Рогожин: Важно то, что здесь еще были очень сильная поддержка со стороны Польши, заинтересованность со стороны папского престола.
     Морозова: Естественно, ведь план окатоличевания Руси существовал издавна, да и до сих пор не отменен...
     Лисейцев: У нас этот факт почему-то не очень известен, хотя в польской литературе он довольно часто упоминается. Когда войска Сигизмунда вторгались на территорию России, то покровителем похода – «небесным патроном» - назначен был Игнатий Лойола, основатель ордена иезуитов. Римский папа благословил меч и шлем у короля Сигизмунда III, благословляя его в поход против «русских раскольников, схизматиков».
     Рогожин: А когда есть деньги, финансирование, то тогда, естественно, находятся и желающие.
     Курукин: Однако из всех из них только Лжедмитрий I был тем единственным, кто стал царем, законным царем – большинство населения все-таки его признавало.
     Морозова: Ему верили – другим уже не верили…
     Лисейцев: Кто же все-таки такой был Лжедмитрий? Мне очень нравится выражение писателя Венедикта Ерофеева: «Самая большая загадка русский истории – убил ли Борис Годунов царевича Дмитрия или как раз наоборот?» Совершенно разные есть версии, в том числе и достаточно фантастические, что это был реальный царевич, который чудесно спасся. Некоторые польские авторы и сегодня поддерживают эту мысль. Но, наверное, это действительно не совсем важно, кто он был на самом деле. действительно, очень важен вопрос, почему верили ему?
     Морозова: Одна из причин в том, что он был «гонимый царевич». По легенде, Борис Годунов хотел его убить, а он где-то скрывался, прятался по монастырям, терпел невзгоды. Все и захотели помочь такому гонимому…

     - Как показывает наша история, эта испытанная веками политтехнология беспроигрышна даже в ХХI столетии…

     Лисейцев: Я думаю, верили также еще и потому, что сам Лжедмитрий верил в свое особое происхождение. Он, может быть, даже не был самозванцем в строгом смысле слова: по его поступкам просматривается, что кто-то очень основательно убедил его в том, что он и есть царевич. Заведомый самозванец должен вести себя гораздо аккуратнее. По крайней мере не эпатировать, не шокировать москвичей своим совершенно нетрадиционным для русского царя и русского человека вообще поведением. Он же бросает вызов обычаям: не спит после обеда, в баню ходит реже, чем это заведено у русских. Заводит у себя при дворе польские одежду, предметы сервировки стола – вилку ту же самую. Запросто держит себя с простым народом; прыгает в седло по-гусарски, а не подсаживается туда придворными, с рогатиной идет на медведя, в то время как наши цари как максимум травили медведем кого-нибудь; заходит в купеческие лавки, беседует с торговцами. В общем, ведет себя совершенно не так, как царь. Даже решается на встречу с матерью царевича Дмитрия при огромном стечении народа. Потом это объясняли тем, что ее предварительно запугали… Но если бы монахиня, которая отреклась от мира, выкрикнула: «Не сын это мой, а самозванец!», его попросту бы растерзали в толпе!
     Морозова: Между прочим, довольно долго Лжедмитрий, как мне кажется, нравился русскому обществу. Многие дворяне его поддерживали, войско… Во-первых, он дал льготы всем Северским городам, которые его поддержали: Чернигов, Путивль и т.д. Он освободил их от налогов, и потому потом, когда Василий Шуйский пришел к власти и все это отменил, они против него новый заговор организовали. Во-вторых, он произвел всех тех, кто пришел на его сторону, в бояре. Боярская Дума просто распухла до небывалых размеров. Тому, кто был менее родовит, дал окольничество, кому-то - думное дворянство.
     Лисейцев: Много было сказано о Годунове как о политике, но то же самое можно сказать и о самозванце, который также во многом оказался предтечей Петра I. Он переименовал Боярскую Думу в Сенат, собирался, как и Петр, идти на Азов и, кстати, проводил учение, пытаясь обучить русские полки «иноземному обычаю», принял титул императорский – в общем, его политика во многом тоже предвосхищала политику Петра. Он продолжал и политическую линию, начатую Годуновым, - то же самое продвижение на юг и на Кавказ… Надо сказать, что он пользовался среди русских людей довольно большой популярностью.
     Морозова: Учтите и такой момент: слабость Бориса Годунова, как я считаю, была в том, что он не воевал. А русское общество в то время – это было военизированное общество. Все дворянство было воинами, которые получали плату именно за военную службу. Если царь не воюет, значит, у них нет роста, нет возможности получить новые земли, какие-то оклады… Поэтому, особенно для провинциального дворянства и молодежи, Годунов был просто невыгоден. Причем царь он был старый, а при русском дворе было заведено: если царь старый, то и окружение у него старое, если же молодой, то соответственно... Лжедмитрий был молод, молодежь вокруг него могла расти.

     - Но ведь мы говорили о том, что он дал полякам и Ватикану очень большие авансы…

     Лисейцев: В школьных учебниках его называли «польской марионеткой», но таковым он не был! Он ничего не отдал полякам, а иезуиты в панике сообщали Римскому Папе, что он не только ничего не делает для введения католичества, но и поддерживает православие за рубежом, держит около себя протестантов и даже, что тоже очень малоизвестный у нас факт, будучи человеком крайне веротерпимым, разрешил персидским купцам построить для себя в Астрахани мечеть. Совершенно небывалый случай!

     - Почему же тогда судьба Лжедмитрия оказалась столь трагичной? Чем он провинился перед народом?

     Лисейцев: Нет, народ здесь ни при чем! Заговорщики бросают клич: «Поляки хотят убить царя Дмитрия!», и народ идет бить поляков, которые хотят убить его любимого царя. Тем временем заговорщики, воспользовавшись суматохой, устраняют царя и только потом объявляют его «польской марионеткой» и так далее... Между тем, когда в ночь на 17 мая толпа заговорщиков врывается в Кремль, он не бежит, не прячется, а высовывается в окно, трясет алебардой: «Я вам не Годунов!» Даже в последних словах Лжедмитрия видна его убежденность в том, что он имеет право на эту власть...
     Морозова: Мне кажется, его подкосила женитьба на Марине Мнишек. Если бы он женился на знатной русской девушке – дочери Мстиславского или еще кого, то вокруг него сплотились бы все родственники, получившие возможность возвышаться и богатеть…

     - Да, известно, что породнившиеся с государем дворянские роды взлетали и внезапно, самым немыслимым образом. Вспомним Долгоруких – уже XVIII век, но все-таки…

     Морозова: Однако Лжедмитрий предпочел Марину Мнишек, которая приехала из Польши с огромным количеством родственников, чуть ли не трехтысячной свитой, и все поняли, что они тут же вокруг царя окажутся. Кому это нравилось?

     - Что же непосредственно явилось причиной возмущения?

     Морозова: Свадьба Лжедмитрия, которая продолжалась несколько дней. Если в первый день еще приглашали русскую знать и свадьба была по русским традициям, то дальше она шла по польским обычаям. Плясали, музыка играла, пели, женщины присутствовали – все это было у нас не положено. Потом царь вообще перестал даже приглашать русскую знать. Поляки всю ночь гуляют, пляшут, а русские со стороны смотрят. Поляки хотели еще и «машкарад» устроить, все маски взяли, ну и Лжедмитрию на лицо маску надели, дудку в руки дали... В общем, всего этого русские люди не выдержали! Заговор возник буквально мгновенно.

     - Обратимся к достаточно красноречивому историческому описанию: Лжедмитрий «был застрелен сыном боярским Григорием Валуевым, который перед своим выстрелом воскликнул: «Вот я благословляю польского свистуна». Дорубленный другими заговорщиками, Лжедмитрий был отдан на поругание толпе. Прах его впоследствии был сожжен. Затем собрали пепел, зарядили им пушку и выстрелили… Таков был жалкий конец этого умного и даровитого авантюриста». Между тем Смута ведь продолжалась…

     Морозова: Она была связана с верховной властью, и, как я считаю, Смута крутилась вокруг претендентов на престол. Вокруг каждого из них формировалась определенная социально-политическая группировка, и эти группировки сражались между собой, пока не вмешались еще и иностранцы. Когда же началась интервенция, тогда только русские люди наконец-то опомнились, поняли, что им нужно объединиться и прекратить междоусобную борьбу, выбрать единого кандидата, вокруг него сплотиться и выгнать всех интервентов.
     Никитин: Дело в том, что России общественно противопоказаны ситуации, когда государство слабо, а власть киселеобразна. То ли мы народ такой дикий, то ли какие-то экономические процессы у нас еще не завершены, но как только власть ослабевает, нас тут же отбрасывает назад. России нужна власть сильная, поэтому и народ тоскует по «сильной руке», и само общество постепенно к этому приходит…
     Рогожин: Именно Смута зародила в России начала абсолютизма. После нее начинается консолидация во всем: в административной власти, в объединении церковной и светской власти, увеличивается количество государственных учреждений, появляются новые, прежде всего военные, приказы… Что самое главное, оформляется Патриарший Двор, при котором образуются такие же дубли государственных учреждений, основных приказов, как и вокруг царя. Это была очень мощная административная единица, это усиление идеологии прежде всего. Выход из Смуты был, конечно, на единении царско-светской и церковной власти… Но самое главное, что, так сказать, в сознании самих людей родилась «партия порядка» - стремление к порядку в народе. Это, собственно, и выдвинуло лидеров, которые возглавили движение и по освобождению, и по избранию новой династии. Та «критическая точка», которой достигли в Смутное время, в итоге произвела переворот в народном сознании…

     - А что считать в данном случае «критической точкой»?

     Курукин: Время 1610 – 1611 годов, когда, по сути дела, реально исчезает всякая верховная власть как таковая.
     Морозова: А Владислав?
     Курукин: В том-то и дело! В Москве ведь сидели бояре царя Владислава…
     Морозова: Значит, «критическая точка» - это когда поляки заняли Москву и взяли власть в свои руки!
     Курукин: Ну, от этого мало что меняется - главное, опять-таки, прекращает действовать система управления в масштабах страны. И тут уже совершенно неважно, кто у власти…
     Лисейцев: Так что это все-таки именно 1611 год! Конец 1610-го прошел еще под влиянием иллюзии, что возможно воссоздание государства при польской династии королевича Владислава Сигизмундовича. Иллюзии развеиваются весной, когда восстает народ в Москве, пытается выбить оттуда польский гарнизон – безуспешно, и Москва сгорает; когда в апреле король Сигизмунд, нарушая международные законы, интернирует русское посольство; это арест и смерть Гермогена; это взятие Смоленска – последнего крупного форпоста, который отделял польскую армию от Москвы; это распад 1-го ополчения летом 1611 года, когда опять не стало единства в русских людях. Да тут еще и взятый шведами Новгород – интервенция еще одного государства, на северо-западе. Пожалуй, это и был тот «критический момент», когда дальше катить некуда, полная гибель — и столица в руках у поляков.
     Морозова: Тогда стало ясно, что король Сигизмунд не хочет отдавать на царствование своего сына, а желает присоединить Русскую державу к своей короне. Россия потеряет национальную независимость, станет придатком польского государства. Вот тогда все осознали, поняли, что дальше уже просто край и что все они идут, как тогда говорили, «работать к польскому королю». Откалываются большие куски территории – Новгород, Смоленск; Казань ведет непонятно какую политику: там умудрились присягнуть Лжедмитрию II, которого в живых уже не было, - лишь бы отделиться от основного государства, хотя бы так, внутри. Местные воеводы понимали, что им ни к чему посылать налоги в центр, когда они могут оставить все у себя и сами править своей территорией...
     Курукин: В Смутную эпоху появилось и то самое «вороское казачество»…
     Морозова: Одним из первых осознал угрозу патриарх Гермоген - он понял, что православие уже никому не нужно, что никаких вооруженных сил нет и сопротивляться никто не будет. Тогда он начал рассылать грамоты по городам с призывом прийти на помощь вере и отечеству. Также Прокопий Ляпунов — он стал призывать объединиться воевод и городовые отряды, пойти на Москву, выбить оттуда поляков.

     - Так образовалось 1-е земское ополчение?

     Морозова: Да, разумеется. К нему присоединились остатки Тушинского лагеря – Трубецкой, Заруцкий, но они же потом в итоге и подорвали это ополчение изнутри... Ляпунов считал, что нужно освободить Москву, собрать Земский собор и избрать какого-то представителя на престол. А Заруцкий считал, что уже есть этот претендент - сын Лжедмитрия II, маленький Иван Дмитриевич, «Воренок», и Марина Мнишек, которая уже была коронована. Кстати, Марина в Польшу возвращаться не хотела, писала письма Сигизмунду, что она – Московская царица и у нее все права на престол. Внутри ополчения возникли разногласия, Ляпунова убили по доносу, городовые воеводы все разъехались, осталась очень маленькая часть, но они все-таки держали в осаде польский гарнизон, не давали подвозить ему продовольствие… Тем самым они как бы создали плацдарм для 2-го ополчения.

     - Пожалуй, это наиболее известная страница истории Смутного времени, словно бы вырванная советской историографией из его контекста – Минин и Пожарский, освобождение Москвы… Давайте поэтому мы ее перелистнем и обратимся к Земскому Собору. Тема выборов для нас давно уже стала самой злободневной. Если некогда гусарский генерал Яков Петрович Кульнев сказал, что «Россия уже тем хороша, что всегда в каком-нибудь ее углу да дерутся», мы сегодня смело можем заменить последнее слово на «выбирают». Или для историков с Земским Собором все также понятно?

     Морозова: Нет, здесь все было совсем не так просто. Земский Собор очень долго собирался – приблизительно до середины января 1613 года. Представители городов, очевидно, ехать опасались, им многократно рассылались грамоты. Сначала просили по десять человек от каждого города, потом - по тридцать. Где-то от 50 городов приехали представители. Все же на Земском Соборе в основном были представители ополчения, 2-е ополчение там доминировало. Конечно, ополченцы могли бы сказать, что никто не приехал, и сами избрать, предположим, Трубецкого. но что если его не поддержат города, как не поддержали Шуйского? Тогда вновь началось бы междоусобие. Они понимали, что делать этого категорически нельзя. Нужно было все-таки добиться кворума более-менее солидного.
     Лисейцев: Действительно, ведь Михаил Романов не был единственно реальной кандидатурой - претендентов было гораздо больше. Разумеется, это был Дмитрий Тимофеевич Трубецкой, есть данные - правда, достаточно спорные, — что претендовал на престол Пожарский…
     Морозова: Почему своим лидером ополченцы выбрали Трубецкого? Во-первых, он был знатный князь, Гедеминович, а Пожарский был довольно худородный; во-вторых, он был боярин, хотя и тушинский, а Пожарский носил чин стольника, это низкий чин, а чины в то время очень уважали…
     Лисейцев: Была даже мысль об избрании иноземца, и, как ни странно, некоторое время Земский Собор предполагал договориться с поляками о том же самом Владиславе. К Сигизмунду отправили грамоту: мол, они не отказываются от Владислава, и если он выведет свои войска из России и признает все наши условия, то мы будем продолжать переговоры... Достаточно долго рассматривалась кандидатура шведского принца. Предлагали корону и одному из Габсбургов, летом 1612 года было даже отправлено посольство в империю, но потом, правда, это посольство старательно дезавуировали, говорили, что оно действовало по своему почину. Есть информация, что и касимовского хана Симеона Бекбулатовича предлагали, хотя он и был пострижен в монахи…
     Курукин: Он еще и слепой был!
     Лисейцев: Да, и слепой, и старый уже, и очень больной. Но история знает немало случаев, когда именно такая фигура оказывается наиболее удобной.

     - Однако в конце концов Земский Собор остановил свой выбор на Михаиле Федоровиче Романове. Почему?

     Морозова: Я считаю, Михаил Федорович был избран только потому, что он был ближе всего по крови к прежней династии. Он был двоюродным племянником Федора Ивановича, хотя и по женской линии. Нужно было показать какую-то преемственность: было ясно, что «выборные» цари поддержки у многих не находят.
     Лисейцев: Мало того что Михаил был по родству близок ко всем боярам, он еще, по всей вероятности, оказался в силу возраста и слабости здоровья компромиссной фигурой.

     - Но ведь раньше писалось, что Романовы были довольно-таки худородные…

     Морозова: Ничего подобного! Это был очень знатный боярский род, состоявший в родстве с Мстиславскими, с Шуйскими, Шереметевыми, Черкасскими, Лыковыми, Сицкими…
     Курукин: Только род был нетитулованный…
     Морозова: Да, не князья Рюриковичи, но они были знатным боярским родом. Известна легенда, что предок их, Андрей Кобыла, выходец из Пруссии, и там находили какого-то Камбилла. Другие считают, что это – старомосковское боярство… Романовы служили московским князьям с начала XIII века.
     Курукин: К тому же, поскольку Михаил был мальчишкой, пацаном, его ни в чем и упрекнуть нельзя… У всех были какие-то темные пятна в биографии, а его обвинить было не в чем.
     Морозова: Для простых людей у него тоже была очень подходящая биография: Борис Годунов всячески пытался его уничтожить, он с четырех лет сидел в тюрьме, у него появилось много хронических болезней от этого тяжелого детства.

     - Считается, что с избранием на царство династии Романовых заканчивается Смутный период в истории России.

     Курукин: Да, в учебниках так пишут – 1613 год, Смута заканчивается. Нет! Она продолжалась еще несколько лет.
     Морозова: Это не совсем была Смута, это были ее последствия… Ведь в 1613 году государственная власть в целом была уже восстановлена, порядок в стране наводился, около царя, который еще только двигался из Костромы в Москву, уже есть определенные вооруженные силы. А то, что были где-то казаки на окраинах, какие-то очаги волнения…
     Курукин: Ну, а сколько пришлось воевать с казаками? Это же были восстания, воеводы с ними справиться не могли и в итоге приглашали этих бандитов – «полевых командиров»! – на государственную службу. Верстали поместьями, лишь бы прекратить, потому что сделать с ними нельзя было ничего. Только к 1619 году с ними разобрались.
     Лисейцев: Конечно, с избранием Михаила Смута не завершилась. Возьмем 1618 год, октябрь – под Москвой стоит польское войско, к которому присоединяются и запорожские казаки, и литовские люди многие, там законно избранный царь Владислав. В это же самое время в Москве сидит другой законно избранный царь, Михаил Федорович… Чем вам не ситуация 1608 года, когда в Москве – законно избранный царь Василий Иванович, под Москвой – законный по родству «Дмитрий Иванович» — Лжедмитрий II?
     Морозова: Но тогда-то общество разделилось пополам, много было тех, кто поддерживал Лжедмитрия II, а здесь общество не разделилось…
     Лисейцев: А если бы Владислав взял Москву?
     Морозова: Как бы он ее взял, если русские люди всячески ее обороняли? Никто не хотел его поддерживать, поэтому он и вернулся. Если бы он нашел себе единомышленников или тех, кто захотел бы ему служить, – он не вернулся бы домой, он бы остался и продолжил эту Смуту, и котел этот заварился бы опять…
     Лисейцев: Я отношу завершение Смуты к 1619 году, потому что после смерти Гермогена Русская православная церковь очень долго была лишена своего предстоятеля, и Москва оставалась без патриарха, пока Филарет Романов не вернулся из Польши.
     Никитин: По мере укрепления государства казачество не по своей воле уходит из центральных районов страны на окраины, но и эти окраины постепенно начинают втягиваться в систему господствующих в Русском государстве социальных отношений. Вот тогда и кончается Смута.

     - А можно сформулировать, почему она закончилась?

     Никитин: Если совсем коротко, то народ, нагулявшись, одумался. Хотя какой народ? Прежде всего - элита. Произошла консолидация господствующего класса. Раньше бояре и дворяне друг друга видеть не могли, а когда поняли, что те же казаки желают стать вместо дворян служилым классом в Московском государстве, и от того под дворянами и боярами земля несколько заколебалась, то все решили, что лучше жить дружно, чтобы такого больше не повторялось.
     Курукин: В период Смуты мы видим попытки установления нового государственного порядка, однако это не привело к появлению каких-то новых политических структур. В результате Смутного времени возобладал достаточно консервативный вариант. Что, кстати, закономерно: мы идем не к модернизации, а к восстановлению старины…
     Морозова: В «Утвержденной грамоте» Михаила Федоровича было четко сказано, что возвращаемся к тому прекрасному времени, что было при Федоре Ивановиче. Чтоб страна так же ширилась, чтобы люди так же без кровопролития жили, чтоб все было так же надежно, прочно и процветающе. Вот к чему все хотели вернуться.

     - Весьма похоже на вступление на престол императора Александра I, его обещание: «Все будет, как при бабушке!»

     Курукин: Не знаю, как с точки зрения мировой истории, но у нас в России такая закономерность - после смуты возобладает консервативный вариант.
     Никитин: После революции – контрреволюция…
     Лисейцев: Русское общество и Московское государство удержалось, по-моему, на двух столпах: первый - православная вера, та последняя грань, за которую русский человек никоим образом отступать не желал, второй - национальная консервативная идеология. Русские люди захотели жить, «как при прежних государях повелось». Новшества им были не нужны. Полякам они на переговорах совершенно четко говорили: «Вольностей мы ваших польских не хотим. Они только для знатных людей, простому же человеку от них хуже будет».

     - То есть, выйдя из Смутного времени, Россия оказалась как бы отброшена назад по всем параметрам?

     Лисейцев: Нет, напротив! Ключевский сказал, что именно Смута впервые породила поколение, которое стало заботливо и тревожно посматривать на еретический Запад в поисках выхода из домашних затруднений, не поступаясь при этом принципами благочестивой старины. Там можно заимствовать что угодно – мушкеты, военный строй и т.д., не трогая народной души. Следует сохранить прежний порядок в неприкосновенности, оставить в незыблемости православие – и можно потихонечку модернизироваться, европеизироваться.
     Рогожин: Выход из Смуты произошел на единении царско-светской и церковной властей, что, на мой взгляд, дало колоссальный взлет, способствовало упорядочению системы государственного управления, упрочению централизованного государства. Это при том еще, что патриархом был отец царя…

     - Однако мы совсем забыли про восстание Болотникова, некогда популярное у наших историков. Оно-то к чему привело?

     Морозова: Вопрос сложный. Некоторые считают, что так называемая крестьянская война под руководством Ивана Болотникова велась за отмену крепостного права. Но все дело в том, что крепостного права как такового еще не было. И за что тогда этот Болотников сражался?
     Никитин: Сейчас, думаю, ясно, что это никакая не была крестьянская война, хотя из учебника в учебник переходило как аксиома, что она, как и все крестьянские войны, имела сугубо прогрессивное значение. А в чем прогресс – в том, что на полстолетия было отодвинуто окончательное закрепощение крестьянства, тогда как крепостное право было в России явлением неизбежным? Предначертанное совокупностью исторических обстоятельств развитие России через период крепостничества как бы на полвека остановилось…

     - Может быть, лучше сказать - движение по одному из возможных направлений? И все же, какая задача стала приоритетной для молодого государя Михаила Романова?

     Морозова: Наводить в стране порядок! Это была самая первая, самая главная задача, которую он перед собой поставил. А потом по возможности возвращать утраченные территории – и эта задача также им решалась.

     - Звучит достаточно злободневно…

     На снимке: Царь Михаил Федорович. «Лжедимитрий I». Патриарх Филарет.