Александр ПАНКРАТОВ-ЧЕРНЫЙ: «Такой вот западный сервис!»
     Гуляем однажды мы с сыном по Барселоне, скоро наш теплоход отправляется, а нам надо еще маме что-то купить. Вдруг вижу: витрина, фотографии женщин в очень красивом нижнем белье. О, магазин женского белья – то, что надо!
     Забегаем внутрь, тут же нам навстречу выплывает улыбающаяся пышная дама: «О, сеньоры! Сеньоры!» Вот он, думаю, хваленый западный сервис-то! Оглядываюсь – чего-то ни стеллажей не вижу, ни манекенов… Странно.
     «Папа, мы, кажется, в публичный дом попали!» – сказал мне сынок и оказался прав. Видели бы вы, как мы с ним оттуда рванули! Нам ведь нужно было успеть маме подарок купить, а совсем не потому, почему вы подумали…

     Андрей ПЕТРОВ: «Все жанры, вплоть до эротиЧеского»
     В семье я рос интеллигентной: мама – художница, папа – врач. С ранних лет они приохотили меня к музицированию. Играть на рояле мне нравилось, но надоедало однообразие, и через год или два я вспомнил, что у нас дома валяется где-то старая скрипка моего дяди, и переключился на нее. Но толком так и не освоил ни одного музыкального инструмента, отношусь в итоге к редкой разновидности «неиграющих» композиторов. Поэтому кинорежиссеры, когда я «показываю» им свою музыку, не сразу понимают, хороша она или дурна.
     А еще в детстве я очень увлекался литературой, даже всерьез нацеливался на карьеру писателя. В эвакуацию мы отправились в маленький городок Ленинск-Кузнецкий, где моя тетка работала в библиотеке. За три года я там прочитал столько, сколько не смог потом и за десять лет, в том числе книги, давно изъятые из других библиотек по различным причинам. Разброс моих интересов был достаточно велик – от Мопассана до «Капитала» Карла Маркса, к которому я добросовестно пытался подступиться.
     Тогда же я начал сочинять сам. Даже «выпускал» журнал «Бегемот», где все выглядело вполне по-настоящему: маленькая передовая статья, проза, стихи, юмор, карикатуры… В общем, все жанры вплоть до эротического. Я был единственным автором и читателем своего «издания».
     Вернувшись в 1944 году в Ленинград, я спрятал «Бегемота» и вытащил его из тайника года через три. Глянул – волосы встали дыбом! Там оказалась такая порнография, созданная под влиянием Ги де Мопассана, что я тут же уничтожил всю «подшивку», о чем сейчас сожалею, тем самым безжалостно расправившись со своей будущей писательской судьбой…
     А вскоре вышедший на экраны фильм «Большой вальс» об Иоганне Штраусе со всей убедительностью показал мне, что композиторское существование куда упоительнее и беззаботнее писательского – бешеный успех, цветы от поклонников, великолепные женщины… И я тогда твердо решил: это – мое!