- Дмитрий Тимофеевич, предстоящий юбилей Победы, бесспорно, придаст фронтовую окраску нашей беседе. И позвольте начать с вопроса о цене памяти человеческой. Некоторые люди считают это роскошью, чтобы беззаботно странствовать во времени. Другие – мучительным истязанием для себя. А кое-кто расценивает ее как величайшую ответственность...
     - Вы затронули очень непростой, болезненный вопрос. Недавно по служебным делам я встречался с товарищем, который происходит из боярского рода Шеиных. Его предок, сподвижник Петра I, знаменитый воевода Алексей Семенович Шеин, первым на Руси удостоился звания генералиссимуса. Но спросите об этой незаурядной личности в любой аудитории, и вряд ли услышите что-либо вразумительное. К сожалению, явление типичное. Людей, знающих историю страны, становится все меньше. Но более всего меня, фронтовика, немало пожившего и повидавшего на белом свете, беспокоит инертность молодежи. Отстраняется она от книги, не любит читать. В большей степени, как модно стало выражаться, «тусуется» в Интернете или смотрит телевизор. А там почти ничего русского нет. Изо дня в день миллионы неокрепших умов подпитываются духовной «похлебкой», которую шоу-кашевары стряпают преимущественно по американским рецептам.
     Вот вы спрашиваете о разноликой памяти людской… Скоро будем отмечать 60-летие Победы. Святая дата. Но много ли подрастающее поколение знает о Великой Отечественной войне, о ее героях? Даже о Жукове, одном из величайших полководцев Второй мировой войны, имеет поверхностное представление. Я уже не говорю о Коневе, Рокоссовском, Говорове, Мерецкове, Малиновском, о Толбухине и Черняховском, Захарове, Чуйкове, других выдающихся людях нашей эпохи.
     - Между тем в США, где на все про все особое мнение, в качестве «источника просвещения» издали книгу «Сто великих полководцев»…
     - Мне уже доводилось говорить об этом. Автор, бывший офицер США, участник вьетнамской авантюры, поет осанну Паттону. Тому же Саддаму Хусейну, иным, довольно сомнительным, с точки зрения полководческого искусства, деятелям. Более того, с десяток страниц в книге посвящено… Гитлеру. А вот о Сталине нет ни строки. Кто же, спрашивается, разгромил фашистскую Германию? Советский Союз! Кто был Верховным Главнокомандующим, возглавлял советское правительство, Народный комиссариат обороны? Сталин! В руках этого сложного, противоречивого, но, безусловно, даровитого человека была сосредоточена вся политическая, экономическая, военная, да какая угодно власть в стране Победителей. И вопрос, кто сыграл решающую роль в судьбах своего времени, повлиял на развитие исторических событий, звучит риторически.
     Лишь наивный человек не понимает, что в мире идет жесткая борьба идей, интересов, геополитических предпочтений… Примеров множество. Казалось бы, неоспоримая истина: СССР вынес основную тяжесть сражений с фашизмом, потерял 27 миллионов человеческих жизней. Огромен его военный вклад в Великую Победу. Но кое-кого до сих пор мучает зуд затушевать, умалить историческую роль Советского Союза.
     - Не так давно в составе делегации вы побывали в Великобритании. А что хранит память английских фронтовиков о событиях военных лет?
     - Об этом следует сказать особо, ибо одно дело навязчивый официоз, пропаганда. И совсем иной ракурс темы – открытость мысли, искренность людей, внимающих голосу совести. В Лондоне мы принимали участие в конференции, приуроченной к 60-летию начала десантной операции, открытию второго фронта в Европе. «Оверлорд», конечно, хорошо организованная, мощная операция. Но в интересах объективности военный ученый Чарльз Дик в докладе особо выделил значение побед СССР.
     Я тоже там выступал. Напомнил, что сделала наша армия для успешности десанта союзников. Это прежде всего разгром группы «Север» и прорыв блокады Ленинграда. Успех Корсунь-Шевченковской операции, в ходе которой было уничтожено до 9 немецких дивизий. В канун «Оверлорда» та же участь постигла и 17-ю армию вермахта. Мы обескровили врага, освободив Крым, Карельский перешеек, Петрозаводск. Мощнейший удар советские войска нанесли после высадки союзников в Нормандии, блестяще осуществили силами четырех фронтов операцию «Багратион» на территории Белоруссии…
     В Портсмуте нас сердечно встречали английские моряки. Те, кто в войну Северным путем водил транспортные суда с грузами, военной техникой для нашей армии. Были и участники десанта на побережье Франции в 1944-м. Трогательный штрих: ветераны специально надели парадную форму фронтовых лет. Это люди, прошедшие сквозь пекло, одолевшие смерть. Сколько раз доводилось слышать: «Вы – великий народ, великая нация!»
     Один из ветеранов в ту пору командовал боевым кораблем. После торпедной атаки немцев его спасли наши моряки. Командор лечился в госпитале Бурденко. Со слезами благодарно вспоминал он советских врачей. Некоторые общались с ним на английском языке. Чувства англичанина понять несложно. Годами вдалбливалось, что русские, по определению, – тупые, дикие. А в час беды он встретил людей умных, высокой культуры. Увы, но история эта поучительна и для нашего времени.
     Англичане с восхищением говорили о мужестве советского солдата, масштабности мышления наших военачальников. И думая об этом, не могу не вспомнить с горечью Виктора Астафьева. Уважаемого мною писателя, который под конец жизни настырно утверждал, что якобы немцев мы «завалили трупами»…
     - Виктор Петрович, по собственному признанию, стремился «отмыть безнадежную свою память». Может потому и война у него – жуткий апокалипсис, где солдат, среди «проклятых и убитых», теряет свой облик человечий?
     - Но мы речь ведем о цене исторической правды. Как известно, еще Гоголь не уставал повторять, как опасно писателю «произносить слова, находясь под влиянием страстных увлечений, досады или гнева». Виктор Петрович, как и я, тоже воевал на фронте. И мне есть что вспомнить, сравнить. Если уж договаривать до конца, он был в гаубичной батарее телефонистом, которая ближе 2 — 3 километров до переднего края не подходила. И бой, как таковой, Астафьев «живьем» вряд ли видел…
     Жизнь фронтовую, конечно, не надо приукрашать, тем паче – наводить глянец. Поверьте, все было на войне: и радость побед, и горечь тяжелых потерь, кровавое месиво «котлов», особенно в начальный период. Прискорбно другое. Некоторые авторы кощунствуют, бросаясь в дремучие крайности: немцы, в частности, в Курской битве (вдумайтесь только!) потеряли всего-то 4 танка…
     - Казалось бы, написал человек бред. Стоит ли сокрушаться?
     - Но несусветную ложь тиражируют, шлют в библиотеки. Слава Богу, на эту тему есть и другие книги. Я нередко ссылаюсь на исследование писателя-историка Мартина Кэйдина «Курская битва – величайшее сухопутное сражение в истории». Основанные на документах оценки, воспоминания участников войны «с обеих сторон». И объективный вывод: наши войска на «огненной дуге» практически перемолотили всю танковую группировку фашистов. Написал не наш, чужеземный автор. Но каждая фраза выверена.
     Удивительная вещь наша Память! Ничто не проходит бесследно. Все хранит без срока давности в своих сокровищницах. И как человек поступал в мирной жизни или на передовой, под бомбежками в войну, на людях или оставаясь наедине, без лишних глаз. Она – верный незыблемый стражник. И никаким заслоном от памяти не отгородиться. Всюду достанет мстительным удушьем, измотает бессонницей. Надо эту заповедь предков с юных лет каждому намотать на ус, дабы, как писал Николай Островский, не было потом мучительно больно.
     - После упадка 1990-х годов затерялись в запасниках традиционно русские вопросы для подростков: делать жизнь с кого, и кто «герой нашего времени»?
     - Я бы не стал судить столь категорично о днях нынешних. Хотя дел и вправду непочатый край. Многое надо еще поправлять, чтобы память молодежи, образно говоря, впитывала «голос разных поколений». Ощущала корневое родство с теми, кто возводил фундамент великой России, могучий ракетно-ядерный щит, заслонял ее священные рубежи.
     - Есть такое выражение – ощутить живую душу нации…
     - Это созвучно с понятием человеческой личности. Так по жизни складывается: кто-то с детства, когда изначально формируются основы нравственных ценностей, запоминает, что умели, как поступали в сложных ситуациях родители, обогащает свой опыт. Какие-то вещи передаются и на генетическом уровне. Моя мать безграмотная крестьянка из сибирского села Язово…
     - Мария Федосеевна?
     - Да. Так вот, она с первого раза запоминала услышанное стихотворение, отличалась умным, метким словцом. Поразительно ясно, вплоть до своего библейского возраста хранила в душе «отпечатки» прожитых лет. Многое даровано от природы. Впрочем, бывает и так, что у кого-то, как в музее, избыток различных дипломов. А разберись, ничего толком не умеет. Грош цена подобным «эрудитам» в уникальной по природе военной области. Скажу откровенно, в беседах с кандидатами на вышестоящую должность, особенно в бытность начальником Главного управления кадров Министерства обороны, я нередко затрагивал одну деликатную тему. О соотношении «волевого и умового», выражаясь словами военного теоретика и педагога генерала от инфантерии Михаила Драгомирова. Для наглядности: ты можешь отменно знать, как сделать «склепку» или перемахнуть через бруствер окопа. А умеешь ли? И эта грань между «знать» и «уметь» в широком понимании, в особенности для офицеров, проходит через всю жизнь. Командиру взвода, да простят меня будущие маршалы, надо больше уметь. Учит он солдата преимущественно показом: так занимать боевую позицию, так стрелять. На пальцах не изобразишь.
     У командира полка другой масштаб мышления, у комдива – тем более. Ну не генеральское это дело – показывать новобранцам, как делать перебежки на поле боя или занимать огневой рубеж. От него требуются глубинные знания тактики, оперативного искусства, ибо цена этому – человеческие жизни, успех сражений. Итоги Великой Отечественной войны, опыт Афгана, других вооруженных конфликтов убедительно подтверждают этот вывод.
     - А почему один человек держит в уме хорошее, а другой зацикливается исключительно на негативе? Зависит от характера?
     - Скорее всего. Я подмечал, что некоторые, словно губка, впитывают ругательства. Как правило, такие немилосердны, очень агрессивны. Злые люди запоминают более всего зло. А отзывчивые изначально предрасположены к добрым поступкам. Хотя не все так просто. По житейской философии добро и зло в каких-то пропорциях сочетаются в каждой личности. Проявляются лишь по-разному. Не случайно один человек остается в памяти участливым, с распахнутой душой, а другой – тираном.
     В большей степени я помню поступки порядочных людей. Не потому, что сам неисправимый добряк. Добряки-командиры, что называется, в чистом виде бывают лишь у беллетристов. В свое время Александр Македонский спросил у мудреца: «Как должен вести себя человек, чтобы его любили?» И услышал: «Любви достоин человек, который обладает могуществом и не внушает страха». Командирская доля такова, что он, даже достигнув высокого звания, положения, призван быть взыскательным, требовательным к себе и другим. А требовательность – категория, которая не всем по душе. Если она уставная, законная и, что важно, не оскорбительная, люди выполняют. Но чуть добавь хамства, а подчиненный тоже имеет свой нрав и может оступиться, не выполнить приказ. Такие случаи были, даже на фронте…
     - Наш разговор вновь обращается к войне. И спрошу вот о чем. Вы, Дмитрий Тимофеевич, принадлежите к тому поколению, которое ушло на фронт, «не долюбив, не докурив последней папиросы». Долгой ли оказалась дорога на передовую, и помните ли свое боевое крещение?
     - Как будто все происходило вчера. 8 ноября 1941-го мне исполнилось семнадцать лет. Годик я себе приплюсовал. А так как паспортов не было, то в военкомате осложнений не возникло. Уже 28 ноября принимал Военную присягу в Московском Краснознаменном пехотном училище (МКПУ), но в Новосибирске. Дело в том, что МКПУ решением Ставки направили защищать столицу. С ноября 41-го училище воссоздавалось в Сибири. А в январе 1942 года нас погрузили в теплушки, и эшелон двинулся на Москву.
     В пути находились больше месяца. Боевые части, техника мчались на фронт бесперебойно. Нас притормаживали. Теплушки стали учебными классами: изучали пулемет «Максим», ручной пулемет Дегтярева, пистолеты, гранаты и даже трофейное оружие. Опыт передавали фронтовики, которых после госпиталя откомандировали в МКПУ. Помню, в Казани эшелон простоял двое суток. Мы строевой подготовкой занимались на привокзальной площади. Потом были казармы в Лефортово, лагерь училища в районе Солнечногорска. Там закончились дороги моей курсантской юности. В июле 42-го зачитали приказ, я стал лейтенантом.
     И снова теплушки. В составе «сибирского батальона» поезд увозил нас на Волховский фронт. В районе Малой Вишеры выгрузились. Потом был отдел кадров 54-й армии. В числе 35 офицеров меня направили в состав 177-й стрелковой дивизии. Менее чем за сутки отмахали 50 верст по бревенчатой гати.
     - Как вас встретили?
     - Своеобразно. Начальник штаба дивизии полковник Андреев приказал всем выйти на поляну, в лес. Под ногами хлюпала коричневая болотная жижа. Чахлые сосенки вздрагивали от дальних разрывов снарядов. Там уже стояли человек пятьсот. Вывели младшего лейтенанта. Председатель военного трибунала зачитал приговор. Во время атаки немцев взводный в панике бросил подчиненных. И хоть солдаты удержали позиции, вердикт был «Расстрелять!». На наших глазах особист подвел приговоренного к вырытой в болоте яме и выстрелил в затылок. Так в первый же день нам преподали суровую науку: на войне не шутят, малодушия не прощают.
     - На Волховском направлении тогда шли затяжные бои?
     - Войска держали оборону. А перед этим долго бились за станцию Погостье. Овладев ею, части дивизии расширили фронт прорыва, прикрыв стык с 8-й армией. Нашим 483-м стрелковым полком командовал подполковник Золотарев. Начштаба капитан Колчин по карте разъяснил, как построен передний край. Позже в воспоминаниях Маршала Советского Союза К.А. Мерецкова я нашел удивительно точное описание пространства, на котором мы находились. Бескрайние лесные дали, болотистые топи, залитые водой торфяные поля. Чтобы воевать и жить, мы вынуждены были строить вместо траншей деревоземляные заборы, вместо окопов – насыпные открытые площадки. На километры тянулись бревенчатые настилы и гати…
     3-й батальон находился на левом фланге полка, а прямо в болота упиралась линия обороны 9-й роты и моего взвода. К слову, чуть в стороне, за болотом, находилась в обороне 6-я морская бригада, в которой был Александр Яковлев, ну тот самый.
     Непредсказуемо складываются судьбы людские…
     Ближе к вечеру начальник разведки полка старший лейтенант Суворов решил по вспышкам, другим ориентирам на местности ввести новичков в боевую обстановку. Приняв наркомовских 100 граммов, лихо свернул самокрутку, пыхнул огоньком. И тут же был сражен немецким снайпером. Пуля ударила ему прямо в лоб. Вот так за одни сутки появилась вторая засечка в памяти, как надо вести себя на войне.
     - Вы рассказываете о событиях июля 1942 года. Уже появился приказ Сталина № 227?
     - Знаменитый приказ наркома обороны был подписан 28 июля. В нем была грозная правда о положении на советско-германском фронте. Резко осуждались пораженческие настроения. Суровые меры предусматривались ко всем, кто проявит трусость. Намечались меры по укреплению боевого духа в войсках. В народе приказ наркома обороны больше известен как приказ «Ни шагу назад!». Сегодня вокруг него наплели горы лжи, спекуляций. Но можно ли представить себе иную постановку вопроса, когда решалась судьба страны? Разве сумели бы выстоять без требования быть сильным, без железной дисциплины?
     А между тем готовилась операция по прорыву блокады Ленинграда, чтобы встречными ударами Волховского и Ленинградского фронтов разгромить мгинско-синявинскую группировку противника. Я тогда в ранге комвзвода, конечно, не знал, что из Крыма специально переброшена армия Манштейна. Свежие силы немцев стремились соединиться с финнами. Мы сильно измолотили четыре немецкие дивизии. Однако общий замысел операции осуществить не удалось. 28 августа меня тяжело ранило. Ощущение было такое, будто разорвало пополам...
     На плащ-палатке боевые товарищи вытащили из болота, доставили в медико-санитарный батальон. За станцией Пикалево, в бараках цементного завода, находился госпиталь. Сделали рентген. Оказалось, отбита почка… Лечили неплохо, и в родную часть возвратился перед ноябрьскими праздниками. В семейном архиве храню справку из госпиталя, где предписывалось «прибыть в часть с отдыхом семь – десять дней». Но до отдыха ли на передовой! Начштаба с ходу приказал: «Принимай девятую роту. Костя погиб». Сердце больно сжалось в комок. Ведь с Костей Соловьевым мы вместе прибыли после училища на фронт…
     - Кажется, у Юлии Друниной вырвался вскрик откровения: «Кто говорит, что на войне не страшно, тот ничего не знает о войне». Это правда?
     - Все мы живые люди. У Друниной есть стихотворение «Комбат». Цитирую по памяти: «Когда, забыв Присягу, повернули// В бою два автоматчика назад,// Догнали их две маленькие пули,// Всегда стрелял без промаха комбат.// Упали парни, ткнувшись в землю грудью, а он, шатаясь, побежал вперед,// За этих двух его лишь тот осудит,// Кто никогда не шел на пулемет.// Потом в землянке полкового штаба, бумаги молча взяв у старшины,// Писал комбат двум бедным русским бабам,// Что смертью храбрых пали их сыны.// И сотни раз в одной глухой деревне, письмо читала плачущая мать.// За эту ложь комбата кто осудит?// Никто его не смеет осуждать». Случалось и такое.
     Когда я принял 9-ю роту, в ней находились два командира взвода и политрук Свищев. Только отгремело наступление. Прошли вместе район обороны роты: оружия больше, чем людей. Всего тринадцать человек. Выкосило в бою. Чтобы показать плотность обороны, мы постреливали в разных местах. Рядом тянулась единственная дорога на Погостье. По ней могли пробиться танки. Мою обескровленную роту усилили специалистами с обученными для борьбы с бронетехникой собаками. Пускать животных с взрывчаткой не довелось – немцы не пошли на прорыв.
     - Слышал, что некоторые командиры учили молодых солдат храбрости, поднимаясь во время обстрела на бруствер окопа. В этих «уроках мужества» есть что-то запредельное.
     - Не встречал подобного. Скажу больше: на фронте, если позволяла ситуация, мы часть пополнения отводили в тыл. Занимались боевой подготовкой по полной программе. На войне солдат жив до первого выстрела. Упредил врага - значит, победил. Всему этому надо было обучить. На тех рубежах немцы редко использовали авиацию. Бомбежка оказывалась неэффективной из-за вязкой болотистой почвы. Били по дальним целям в глубине обороны. Часто зависала ненавистная «рама», корректировала огонь. А еще засыпали нас листовками после измены генерала Власова. Но мы, как на духу, верили в правое дело. В Победу. А листовки кучами собирали, швыряли в костер для согрева.
     - Дмитрий Тимофеевич, какой день войны врезался вам в память особо? Из разряда тех, что побуждают, может быть, по-иному взглянуть на природу человека, его характер, убеждения.
     - Девятое Мая 1945 года, разумеется, в особом ряду. Но было еще несколько звездных дней. Когда узнал о разгроме немцев под Москвой. Когда победоносно завершили Сталинградскую битву… Это трудно передать на словах. Каждая такая новость что-то внутри тебя перепахивала, наполняла твою фронтовую жизнь особым смыслом. Мне никогда не забыть день прорыва блокады Ленинграда. В том бою я был вторично ранен, но с передовой не ушел. События накатывались стремительно. Медсестра Катя Буралкина едва успела забинтовать мою окровавленную голову.
     И как только взяли Шлиссельдорф, ко мне подбежал кто-то с рупором: «Ты по-ихнему соображаешь? Обрадуй гадов!» Я схватил рупор и, путая немецкие слова с русскими, прокричал «на ту сторону» благую весть, захлебываясь от восторга. Потом мне промыли раны, наложили свежие повязки. Но до сих пор ношу в себе несколько осколков вражеской гранаты...
     - Великая Отечественная война, которую вы знаете не понаслышке, и та, что видите в кино, на ТВ. Наверняка сравниваете. Верно ли утверждение: сколько людей, столько и правд о войне?
     - Не скажу, что урожай на удачи здесь обилен. «Они сражались за Родину», «Судьба человека», другие фильмы Сергея Бондарчука более близки, по-моему, в передаче ощущений человека на фронте, к реальным событиям. Войну, а тем более столь масштабную, как Великая Отечественная, нельзя показывать полуправдиво или «чуть похожей» на правду. Война ведется по своим законам. Есть зависимость от условий, сил, местности. Скажем, бой за город – это один вид боевых действий, в тех же болотах – другой, в пустыне – третий… Лишь несведущему кажется, что война всюду одинакова. Да, везде убивают, есть поражения и победы. Но сами действия, тактика вооруженной борьбы принципиально различны. Немало есть и специфических вещей, неписаных правил войны. Наконец, психология восприятия, фронтовой фольклор. Так, наш Ил-2, выдерживавший шквал кинжального огня, немцы нарекли «летающим дотом». Однажды после попыток сбить его старший офицер «люфтваффе» растерянно спросил у летчика своего звена, почему «этот русский самолет» не падает. И услышал фразу, ставшую расхожей на фронте: «Извините, господин полковник, но ежа в задницу не укусишь». Грубоватый, но исчерпывающий ответ.
     А сколько в войсках сложено поистине легендарных историй о танках Т-34, КВ-1, наших «катюшах» – прославленных гвардейских минометах... Не зная всего этого, человек обречен на провал, наивную глупость в книге или на кинопленке. Вот недавно по ТВ показали фильм «Штрафбат». Впечатление такое, что тот, кто снимал ленту, не имеет ни малейшего представления, по какому принципу формировались эти особые воинские подразделения для отбывания военнослужащими наказания за преступления, совершенные в военное время. Чем принципиально отличался штрафбат от штрафных рот, когда и на каких участках боевых действий они использовались, кто ими командовал? Сплошь и рядом – вранье! О какой уж там правде войны можно вести речь?
     - Дмитрий Тимофеевич, в некоторых регионах пытаются возводить стелы, надгробные монументы солдатам вермахта…
     - Прежде скажу о том, что, к стыду, до сих пор не везде сумели по-человечески предать земле останки погибших в боях фронтовиков. И еще. В 1941-м на территорию России вторгся жестокий враг, принес неисчислимые беды. Уничтожал наших людей, полстраны превратил в пепелище. На счету фашистов миллионы смертей. Вспомните трагедию Вязьмы, Ржева… Ставить памятник свирепым убийцам - значит осквернять память павших защитников Родины. А подумайте об уроне нравственному, патриотическому воспитанию молодежи. Кого же ставят в пример, на каких кумиров местные князьки призывают ее равняться?
     - В книге вы цитируете Библию. А многие солдаты молились перед боем?
     - Это оставалось тайной души и сердца. Я помню, что в конце войны под ружье уже ставили солдат последнего призыва – молодежь, комсомольцы. А на Волховском фронте в 41-м многим мужикам в моем взводе было под пятьдесят. Они наверняка молились. Вообще-то я всегда был атеистом. Но если человек верует, значит, таков его выбор. Глубоко интимное, сокровенное чувство, и о нем редко говорили вслух.
     - Как вы восприняли решение Президента РФ о возвращении названия города-героя Сталинград у Вечного огня?
     - И городу надо вернуть его громкое имя! За судьбу Сталинграда в войну развернулась битва мирового значения. Под таким названием она вошла в анналы истории. И сражались сталинградцы за Сталинград. Вся страна встала на его защиту. Разумно было бы оставить его для потомков как символ славы, мужества нашего народа.
     - Великой Победе скоро 60. Многое из далеких событий ушло, временем поистерлось. Но память сердца сильнее «рассудка памяти печальной». Вам снится война?
     - В последние годы случается гораздо реже, а вот учения – чуть ли не каждую ночь. Бои, грохот орудий…
     - Может, таким образом фронтовое эхо достает?
     - Не исключено. Кажется, что проверяю готовность войск к боям в Афганистане (тоже осталась огневая зарубка в памяти!). А еще – дальневосточные гарнизоны. И не дает покоя острота предвоенного напряжения, пережитого на Кубе в начале 60-х…
     - Знаю, что вас, командира советского полка, там называли «компанеро Дмитрий». Скажите, Дмитрий Тимофеевич, было ли тогда ощущение, что в любую минуту мир может «треснуть»?
     - Даже мелкий, нелепый эпизод мог привести к ядерному конфликту. Годы спустя я ознакомился с материалами совещания у президента США Кеннеди. Он допытывался у командующего тактической авиацией, будут ли уничтожены ударами ВВС все ракеты с ядерными боеголовками, доставленные Советами на Кубу. Но такие гарантии мог дать или авантюрист, или полный кретин. Президент распорядился: карантин, блокада.
     И когда действительно уже все зависло на волоске, Хрущев не письмо послал и не передал депешу по дипканалам. На весь мир по радио диктор объявил о решении советского правительства вывести ракеты с Кубы, потому что США были готовы нанести удар.
     - После того как сбили американский самолет над Кубой?
     - До сих пор неизвестно, кто дал команду на поражение. В районе местечка Пуэрто стоял дивизион зенитного ракетного полка. Но тот случай мог стать роковым детонатором к третьей мировой войне. А вскоре состоялась встреча в штабе группы с Анастасом Ивановичем Микояном. Кризис пошел на убыль. Мы начали снимать ракеты с боевого дежурства, готовить к отправке домой. Остальную технику передавали кубинцам, которых предстояло еще обучить. С некоторых пор они стали относиться к нам настороженно, но лишь потом мне объяснили причину: несогласование с кубинским руководством сроков вывода ракет. И через несколько десятилетий я повторю – так со стратегическим союзником не поступают. Фиделя Кастро могли бы проинформировать. Почему Фидель попал в опалу? Кто задумал поссорить Хрущева с ним, зачем? Путь к правде истории нередко задымлен завесами секретности и лжи…
     - Вы много поездили по миру, встречались с государственными деятелями за рубежом. Кто произвел особое впечатление масштабом суждений, магнетизмом личности?
     - Это все люди очень разные, и не только по образованию, родовым корням. Скажем, Маргарет Тэтчер – умная и тщеславная, которая, взглянув на портреты именитых предшественников, изрекла: «Не беспокойтесь! Я сдвину их всех вниз!» А встреча с президентом США Дж. Бушем-старшим состоялась в Овальном кабинете. Меня сопровождал министр обороны Р. Чейни. График сдвинули. Так совпало, что в это время в Панаме высаживались две американские парашютно-десантные бригады. Тщетно было ожидать, что президент США будет говорить о таком, чтобы мне, министру обороны СССР, понравилось…
     Фидель Кастро - очень сильная личность. Мудрый, дальновидный политик Цзян Цзэминь. Мне запомнилось его толкование патриотизма как одной из державных крепей государства, независимости, национального суверенитета. В КНДР у меня были продолжительные беседы с Ким Ир Сеном. Человек одаренный, сделавший очень много для народа. Мне рассказывали: когда Алексей Николаевич Косыгин поручил Госплану просчитать последствия от повторения опыта КНДР в нашей стране, то в ответ услышал: «А на что будем содержать ораву чиновников?» Духовную крепость вождя перенял его сын – Ким Чен Ир. В этом я убедился, побывав в Северной Корее.
     Встречался я и с Асадом, президентом Сирии. Он мне орден вручал. Многогранный, эрудированный человек.
     Много встреч у меня было с известными государственными деятелями. И непростая это задача – выделить кого-то особо. Вот, скажем, с президентом Франции Франсуа Миттераном беседа состоялась по его инициативе, вне протокола моего визита. А начал он с исторической памяти. С огромного пласта традиций, которые веками связывали Францию и Россию. Масштаб этой личности был внушителен. Кстати, в Париже есть площадь Сталинграда...
     - По зову сердца вы побывали в Забайкалье, где дислоцировалась знаменитая Даурская дивизия. В далекое время она находилась под вашим началом. Что увидели от былой мощи?
     - Дивизии уже нет. Ее перебросили на Алтай. Остальное брошено.
     - В груди заныло?
     - Не то слово.
     - Дмитрий Тимофеевич, в книге вы призываете читателей наперекор фортуне следовать оптимистическим традициям.
     - Убежден по-прежнему, что даже в тяжелой судьбе есть счастливые минуты и не надо отчаиваться. Тем более – впадать в депрессию. Лучшее всегда впереди. Доверьтесь моему пусть и не самому развеселому жизненному опыту…
     На снимках: в годы войны и мира. Из семейного альбома Д.Т. Язова.