Смысл придания четвертому ноября статуса общенационального праздника «День единения России» вполне прозрачен: дошла очередь до самого главного – до исторической памяти. Позвольте спросить: «День единения» кого с кем? А что если России больше нужен не день единения, превращающий всех в безликую массу, а как раз наоборот – структурирование общества, четкая артикуляция социальных интересов, взаимодействие различных социальных групп, что в совокупности и называется гражданским обществом?
     У каждого, кто знаком с отечественной историей, возникает в связи с этой инициативой еще один вопрос. Одним из важнейших социально-экономических итогов преодоления Смуты стало еще большее закрепощение русского крестьянства, определившее развитие страны на три века вперед. Позорная система крепостничества, разделившая наших предков на господ и рабов, формально сохранялась до 1861 года, а фактически давала о себе знать еще и в начале ХХ века. Так какое же единение народа мы собираемся отмечать?
     Ни для кого не секрет, что смысл этой инициативы – ампутация целого пласта народной памяти. Но неужели мы столь наивны как народ, чтобы верить в провозглашенный за океаном «конец истории», в сдачу революций в архив истории? Но революцию невозможно отменить ни ученым трактатом, ни постановлением парламента. Она есть и пока остается формой общественного развития. И всякое ее опоздание или поражение всегда в истории оборачивалось еще более страшной и разрушительной войной.
     По сути Октябрьская революция и порожденный ею Советский Союз (со всеми великими и ужасными страницами его истории) и есть наш самый значимый вклад как народа в мировую историю и культуру. Да, наша революция была, как и все подлинные народные революции, кровавой и жестокой. Но ведь такими были все великие революции: и в Англии, и во Франции рубили головы королям, и машина революционного террора без устали молотила «врагов народа», а человеческие потери в ходе гражданской войны в США в процентном отношении к численности населения превосходят потери в нашу Гражданскую войну.
     Да, Октябрьская революция была страшным и жестоким восстанием самых низших классов общества, тех, кого Достоевский называл «униженными и оскорбленными»; а какой иной могла быть революция в стране, где на протяжении 300 лет подавляющее большинство населения находилось в состоянии рабов, которые были таким же традиционным русским товаром, как лес или пенька? Карл Маркс как-то предсказал, что в России революция этих задавленных гнетом людей будет страшной, жестокой и предельно насильственной.
     Несмотря на это, революция стала мощным духовным взлетом разогнувшихся от гнета людей. Именно благодаря ей массы почувствовали себя людьми, выиграли страшную войну и создали мировую сверхдержаву. Никакая пропагандистская машина не могла бы зазомбировать миллионы людей, если бы они не почувствовали, что слова «Кто был ничем, тот станет всем» стали реально сбываться в их жизни.
     Современной научной мысли еще предстоит понять, почему этот «праздник угнетенных» (по выражению В. Ленина) вылился в кровавый карнавал (М. Вебер), почему этот «штурм неба» обернулся котлованом ада, а прорыв к свободе привел к появлению тоталитарной системы подавления и репрессий. В этом наша подлинная народная трагедия, явленная всему миру. Но попытка забыть, перечеркнуть эту трагедию делает из нас манкуртов, существ без свойств, как их беспощадно и презрительно описал Чингиз Айтматов.
     Но не говорит ли сегодня в нас наше собственное рабское прошлое, когда мы - вполне по Фрейду – стремимся любой ценой вытеснить воспоминание об этой революции. Ведь вся наша элита без исключения - «кухаркины дети», дети и внуки тех самых, кто совершил эту революцию. За редчайшим исключением «белой кости» не осталось: она почти вся была уничтожена…
     Я вижу в попытках отменить ставший привычным праздник стремление вытравить вообще из сознания народа саму мысль о сопротивлении, о возможности сопротивления. И что же, мы хотим с манкуртами построить гражданское общество?!
     Андре Мальро как-то брал интервью у Мао Цзэдуна, и на вопрос: «Каково, на ваш взгляд, значение великой Французской революции, 150-летие которой исполняется в эти дни?» - Мао ответил: «150 лет - еще слишком малый срок, чтобы судить о таких великих событиях». Нам тоже еще не открылся подлинный смысл нашей революции, мы слишком еще близки к ней, чтобы понять, была ли она тупиковым вариантом развития или самой ранней попыткой переустройства мира на иных, чем капитал, началах. Ницше принадлежат загадочные слова: все великое первоначально входит в мир в карикатурном и искаженном виде…
     Что ж, решение об отмене праздника все же состоится. Но точно так же пытались удалить из народной памяти день взятия Бастилии французские Бурбоны. Однако впоследствии 14 июля 1789 года вернулось во Францию. Неужели история, которая ничему не научила Бурбонов, ничему не учит и нас?..