О творческой жизни столичных и не только театров мне приходилось писать не раз. Но здесь случай особый. «Четыре тоста за Победу» - так назывался спектакль, автором композиции и режиссером-постановщиком которого был народный артист России, лауреат Государственных премий, последний министр культуры СССР, депутат Госдумы, ныне художественный руководитель московского театра «Содружество актеров Таганки» Николай Губенко. О чем спектакль, видно по названию: конечно, о Великой Отечественной войне. Но здесь-то для меня и была интрига.

     Мало кто знает, что успешный актер, кинорежиссер, деятель культуры, всегда и во всем – «на первых ролях», родился в период обороны Одессы, ходить и говорить учился в оккупированном городе. Он из тех сирот войны, о которых снял потом пронзительный, считающийся автобиографическим фильм «Подранки». Отец Губенко, военный летчик, пал в бою под Ворошиловградом. Мама, жена советского офицера, погибла от рук фашистов. Как выжил маленький Николай, известно лишь на небесах. Сразу после освобождения Одессы он попал в детский дом, а потом его определили в уникальную школу: там были собраны сыновья офицеров, погибших на войне, из которых готовили будущих дипломатов. Учебная программа была впечатляющей и по нынешним временам: обучение нескольким иностранным языкам, танцам и т.п. Чья это была идея, кто знает? И если автора в конкретном случае можно при желании найти, то объяснить, почему же не стал дипломатом Николай Губенко, вряд ли возможно. Потому что, когда человека «затягивает» в свою орбиту театр, он проникает в совершенно другую реальность. Это одесский ТЮЗ, актерский и режиссерский факультеты ВГИКа. И рядом с Губенко зашагала Удача: в 1961 году дебют у Хуциева в фильме «Застава Ильича» вывел на «солнечную» сторону. Из актеров кино он ушел в театр: сразу на Таганку. Потом снова кино, а в 80-х вернулся по просьбе Любимова на роли «героев нашего времени». Летчик в «Добром человеке из Сезуана», Печорин в «Герое нашего времени», есенинский Пугачев, пушкинский Годунов, Гитлер, Ленин, Керенский… Всегда поражал особый органичный сплав личности актера и его героев. Это были знаковые фигуры, творившие историю. В спектаклях, которые он ставил в «Содружестве актеров Таганки», - «Белые столбы», «Иванов», «Афган» - прослеживаются исторические параллели и такие метафоры, что через судьбы отдельных людей можно понять целые народы.

     Я смотрела «Афган». Там высокая драматургия спектакля передана через внешне простые атрибуты: подлинные письма погибших в Афганистане, воспоминания близких, документальная проза, стихи. Но невозможно удержаться от слез. Нет застольного вымысла, есть реальная ТРАГЕДИЯ. И посвящение на программке: «Советским солдатам и офицерам, рядовым и генералам, павшим и живым…» А еще есть перекличка с другим спектаклем Таганки «Павшие и живые», который строился как своеобразный песенный монтаж по стихам погибших поэтов.

     Такое вот получилось длинное вступление к рассказу собственно о спектакле «Четыре тоста за Победу». Потому что только человек с такой личной и творческой биографией мог объединить во время его действия сцену и зал. Сцену, на которой играла-жила практически вся труппа театра, и зал, который до отказа заполнили те, кто воевал на фронтах Великой Отечественной и кто стоит на защите Родины ныне.

     ...Как же я боюсь постановок, концертов, многочисленных встреч «в рамках» юбилейных победных дат! Потому что слишком высока цена той Победы, чтобы осквернить ее даже одной фальшивой нотой, мероприятием для «галочки». Война эта – и моя личная боль: два деда были на фронте, мама, чуть не расстрелянная фашистами на оккупированной Украине. Поэтому лично благодарна всем, кто участвовал в создании спектакля-памятника Великой Отечественной, за свои слезы во время практически всего действия. За четыре тоста: за солдат вчерашних и нынешних, за Отчизну, за Победу.

     …Зашла в зал потрясенной. Зрители сидят за общими накрытыми столами с фронтовыми ста граммами. Подумалось: как же играть актерам, когда все будут дружно пить и закусывать? А началось действие – и сразу забылось, что перед нами вино-водка с закусками. Весь спектакль - на одном дыхании. Грамотно поставленная режиссерская интонация – и тревога начала войны, когда кинохроника военных лет, реальные голоса дикторов заставили ожить генетическую память, обернулась чувством некоего народного единения, когда вся страна стала одним большим щитом, защищающим Москву - сердце Родины - от агрессора. Не модны сейчас такие патетические слова, но было это чувство и во мне, и во всем зале. Сразу же, с первых минут спектакля, без использования особых сценических декораций мы оказались в 1941 году. «Граждане: братья и сестры!..»

     А дальше – стихи Антокольского, Гудзенко, Берггольц, Друниной, Симонова, Твардовского, Дудина, Межирова, Рыленкова. Песни Александрова, Листова, Табачникова, Баснера, Новикова, Петербургского. И — «На позицию девушка провожала бойца», «…солдаты идут по степи опаленной», «Парня встретила дружная фронтовая семья», «...и пайку надвое ломаю», «Эх, дороги, пыль да туман, холода, тревоги да степной бурьян. Знать не можешь доли своей, может, крылья сложишь посреди степей…», «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины?», «Родимые! Покуда – идите, мы вас подождем…».

     Звучала проза Виктора Некрасова, Василия Гроссмана, перекликаясь с горечью строчек из записных книжек Ильи Эренбурга. Как я гордилась родной газетой, когда со сцены звучали его слова: «Я рад, что работаю в «Красной звезде».

     …Столица в блокаде, разорены Дом Чайковского в Клину, усадьба Льва Толстого. Убитые в храмах. России показали «новый немецкий порядок». Порядок наглых варваров-завоевателей.

     А в Саратове эвакуированный МХАТ ставит чеховские «Три сестры». С той же надеждой, что и сейчас: войны когда-нибудь нигде не будет, «счастье и мир настанут на земле». И звучат там главные слова: «Надо жить!»
     Но война все продолжалась. «Война – совсем не фейерверк, а просто трудная работа». «Не для ордена – была бы Родина». Для славы мертвых нет. Но погибали, уходили в Вечность хорошие ребята, оставались лежать в земле «у незнакомого поселка, на безымянной высоте», убитые подо Ржевом, Вязьмой, Сталинградом, Курском, на Кавказе, при освобождении европейских столиц, что спорят сейчас, приезжать ли в Россию на 60-летие Победы. Хотя все павшие завещали нам, ныне живущим, «счастливыми быть». Тогда же общий народный героизм стал былью рядом с ужасами ленинградской блокады и фашистских концлагерей.
     …На сцене развернут прифронтовой госпиталь. Несколько железных кроватей – вот и все декорации. Но звучат слова артистов о мужской дружбе, о некоем Терентьеве, который вытащил товарища из боя, и вдруг понимаешь: мы выиграли и потому, что у каждого фронтовика был свой Терентьев и каждый был сам таким же верным другом.

     Во время этой сцены мне было страшно смотреть на соседей-фронтовиков: так оголены были нервы, казалось, сердце может не выдержать…
     Второй фронт. Стали помогать, лишь когда поняли: Советский Союз и так доведет дело до победы. Что ж, «нам осталась на долю суровая правда солдат».
     И вот уже «едут, едут по Берлину наши казаки!», уже думается о том, что «помирать нам рановато, есть у нас еще дома дела».
     Зажглись на сцене свечи, и в зале замерцали на столах маленькие церковные свечки. Каждый зажег свою восковую «памятку», порой взяв огонь от соседней. Общие огонь и тепло Добра, Памяти, Веры в Отчизну. «Мы пред нашей Россией и в трудное время чисты…»

     И снова: «Внимание! Говорит Москва! Безоговорочная капитуляция. Вечная слава героям, павшим в боях за независимость нашей Родины!» Пошли кадры Парада Победы, Сталин на трибуне, Жуков на коне. И на сцене – актеры, солдаты той победной весны. А в зале — те, кто снова увидел и почувствовал себя молодым. Нина Николаевна Чернышова, белорусская партизанка, ей 80 лет, но она еще активно работает. Разведчик Петр Борисович Введенский, в свои 93 года сохранивший оптимизм, которого так нам сейчас не хватает. Евгений Сергеевич Карташов, летчик-истребитель, защищавший небо над Москвой, Нина Федоровна Рыжих – дальняя авиация, Сергей Эдуардович Рексин – моряк-балтиец. Я встретила его потом на улице: мороз, ветер до костей пробирает, а у него грудь нараспашку, в полоску тельняшка… «Как же вы так, холодно же, простудитесь!» – «Да что ты, деточка, я всю жизнь зимой так хожу!»

     Друг его, моряк-подводник Константин Николаевич Панферов, подтвердил, что не боится заболеть: главный старшина в свои 92 года всегда открыт всем ветрам. А не потому, что все-таки выпил, не чокаясь, поминая боевых товарищей, фронтовые сто граммов.

     Все, с кем говорила я после спектакля, просили передать режиссеру Николаю Губенко не просто спасибо, а земной поклон за Память. За то, что дал им возможность встретиться, пообщаться: ведь тяжело уже выбираться в гости, года не те. А тут словно бы дома у друзей встретились, даже столы были накрытые. Дали возможность и со сцены свои стихи прочитать всем желающим. Могу заверить: талантливые стихи. О любви, о дружбе, о войне.
     …Когда я пришла потом за кулисы, чтобы выполнить поручение, то услышала:
     - Это мой, наш долг перед фронтовиками. Спасибо тем, кто помог нам и финансово «вытянуть» этот спектакль.

     На мой же вопрос, почему со сцены не были названы имена спонсоров и на билетах не отмечены, Губенко отрезал:
     - Они ведь тоже не для славы стараются. В том, что билеты на спектакль были для сегодняшних зрителей бесплатными, тоже заслуга спонсоров. И этот спектакль в театре будет идти еще не раз.