- Нина Михайловна, выборы состоялись. Впереди остальных кандидатов оказался Махмуд Ахмадинежад. Насколько ожидаемой была эта победа?

     - Пожалуй, нет, она не была ожидаемой. Но нынешние президентские выборы в Иране принесли много сенсаций. Начнем с того, что проведение выборов в два тура - первый случай в истории выборов в исламской республике. Опросы общественного мнения накануне выборов почти не оставляли сомнений в том, что в один тур президента выбрать не удастся. Так и случилось: 17 июня ни один кандидат положенных 50 процентов голосов не набрал. Хотя мало кто сомневался в том, что на лидирующие позиции выйдет Али Акбар Хашеми Рафсанджани, глава совета по целесообразности, бывший два срока президентом страны до президента Мохаммада Хатами. И он действительно набрал в первом туре 21,6 процента голосов. Главным его противником считался бывший министр высшего образования Мостафа Моин, но он получил довольно скромные результаты - 14,2 процента. А второе место неожиданно для всех занял Махмуд Ахмадинежад. Не исключено, что был задействован значительный административный ресурс, так как Ахмадинежад является сторонником партии «Абадгиран», завоевавшей большинство мест в нынешнем меджлисе.
     Ахмадинежад принадлежит к так называемым неоконсерваторам, готовым на экономическую модернизацию, но в рамках существующего политического строя, сохраняя политическое лидерство иранского шиитского духовенства. У Хашеми Рафсанджани по сравнению с ним конечно же более центристские и прагматичные политические позиции.
     
- А как вы оцениваете ультраконсервативные высказывания Махмуда Ахмадинежада?

     - Надо сказать, Ахмадинежад – довольно молодой и малоизвестный политик. Что же касается его консервативных взглядов, я на этот вопрос ответила бы так. Я вспоминаю нынешнего премьер-министра Турции Реджепа Тайипа Эрдогана, который до своего назначения на этот пост тоже выступал с ультраисламистскими высказываниями. Но как только он возглавил исполнительную власть в стране, его политика стала не консервативной и исламистской, а наоборот, даже более проевропейской и прагматичной, чем у предыдущего турецкого премьера. Я не исключаю, что взгляды Ахмадинежада тоже могут претерпеть такую же эволюцию.
     
- Скажите, пожалуйста, вокруг каких главных тем, на ваш взгляд, оппонентами по предвыборной гонке в Иране велась борьба?

     - Предвыборная кампания, главным образом, велась не столько вокруг программ кандидатов, сколько вокруг самих кандидатов. Сами программы мало чем отличались друг от друга. Рафсанджани делал упор на экономику, на то, что он способен нормализовать отношения ИРИ с США. Наиболее непримиримую позицию в отношении США занимали Ахмадинежад и экс-глава иранской полиции Мохаммад Калибаф. Почти все кандидаты обещали уделять особое внимание проблемам женщин и молодежи.
     
- Считаете ли вы, что на прошедших выборах были соблюдены демократические принципы? Как известно, международные наблюдатели в этом вопросе расходятся во мнениях…

     - Да, демократические принципы были соблюдены, если рассматривать их с точки зрения иранских законов о выборах. Правом выбора наделены все независимо от вероисповедания. Явного давления на избирателей не оказывалось.
     В то же время мы имеем заявление Мехди Карруби, сделанное им после первого тура выборов, в котором он утверждает, что на ход кампании оказали довольно серьезное влияние корпус стражей исламской революции (КСИР) и «Басидж» (иранское ополчение) в лице Хеджази, поддержавшие консервативные силы. Однако ни о каких доказательствах того, что на избирателей оказывалось давление, конечно же нет. Просто такова была позиция большинства иранских военнослужащих. Также известно о том, что на выборах было на три часа продлено время проведения голосования, в результате чего в последние часы на избирательные пункты в Тегеране пришли жители южной части города, в основном представляющие бедные слои. Имеются также данные, что был несколько видоизменен порядок подсчета голосов: в Тегеране, по крайней мере в первом туре, голоса подсчитывались в последнюю очередь – уже после того, как были получены первые данные по провинциям.
     
- По вашей оценке, насколько существенно в результате прошедших выборов изменилось соотношение сил между реформаторами и консерваторами в Иране?

     - Отвечая на этот вопрос, я хочу обратиться к событиям недавнего прошлого. В 1997 году на пост президента Исламской Республики Иран был избран представитель реформаторов Мохаммад Хатами. Именно с его деятельностью связывают период, когда реформаторы составляли большинство в структурах исполнительной и законодательной власти Ирана. Реформаторы не сомневались, что парламентские выборы в 2004 году еще больше укрепят их позиции и новому меджлису удастся довершить все те начинания президента-реформатора, которые из-за сопротивления консерваторов не смог осуществить предыдущий. Однако на выборах в 2004 году большинство в меджлисе получили консервативные кандидаты. По причине того, что отбор кандидатов осуществлялся консервативным наблюдательным советом, в оппозиционной и зарубежной прессе тогда заговорили о фальсификации выборов. К тому же в 2004 году молодежь, составляющая почти половину населения ИРИ, в знак протеста фактически проигнорировала выборы.
     В ходе нынешней президентской гонки консерваторы также попытались использовать возможности наблюдательного совета, который вначале исключил из кандидатов всех реформаторов, оставив лишь Мехди Карруби. Кстати, многие российские, а также и западные СМИ почему-то относили Карруби к консерваторам, что неверно. Он, безусловно, часть религиозной политической элиты, но он также лидер ассамблеи борющегося духовенства (членом которой является М. Хатами), основного оппонента ядра консервативных сил - общества борющегося духовенства.
     После того как реформаторы были отстранены от выборов, начались выступления студентов. Вмешался лидер страны (рахбар) аятолла Али Хаменеи, и наблюдательный совет внес в список Мустафу Моина. Консерваторы в лице рахбара продемонстрировали тем самым и силу власти, и способность идти на необходимый компромисс, и демократизм системы, в которой представлены все политические течения. Однако Моин, победа которого была бы предпочтительнее всего для западных стран, во второй тур не вышел, а президентскую гонку продолжили Рафсанджани и Ахмадинежад. А это уже на том этапе означало по сути, что реформаторы потерпели поражение. Их проигрыш, вероятнее всего, приведет к замедлению эволюции политического режима страны в сторону его демократизации. Возможно, будет усилен контроль за СМИ и политическими организациями.
     
- Что, естественно, не устраивает Запад?

     - Запад, пожалуй, только после поражения реформаторов на парламентских выборах стал признавать, что следовало бы поддерживать правительство Мохаммада Хатами и ослабить постоянное давление на Иран. Ведь реформаторы утратили доверие населения еще и потому, что, несмотря на провозглашенную Хатами концепцию диалога цивилизаций, невмешательство в афганский и иракский кризисы, Запад и особенно США фактически не изменили своего отношения к Ирану. США активно противились принятию Ирана в ВТО, так и не были сняты введенные в 1995 году санкции, ограничивающие участие иностранных компаний в нефтегазовых и энергетических проектах в Иране. Совершенно нелогичным было давление на Иран в связи с развитием его атомной энергетики. Дело в том, что с приходом во власть реформаторских сил, особенно в 2000—2004 годах, Иран старался исключить военный компонент из своей ядерной программы, но давление, граничащее с вмешательством во внутренние дела, причисление к «оси зла» не могли не вызвать соответствующей реакции со стороны иранских кругов, кстати, представителей консервативного лагеря. Сейчас, когда явно идет наступление консервативных сил и теряется динамика демократизации, внешняя политика Ирана также может быть ужесточена, что не может не волновать западные страны.
     
- В каком состоянии, на ваш взгляд, находятся сейчас американо-иранские отношения и как они будут развиваться после выборов?

     - Пока ирано-американские отношения продолжают находиться в тупике, и, как мне кажется, победа консервативного кандидата тут мало что изменит, а может, даже подольет масла в огонь. После военных операций в Афганистане и Ираке Иран оказался фактически в кольце американских военных сил, что не могло не вызвать у него желания усилить свой оборонный потенциал, при этом я не исключаю и желания обладать ядерным оружием. Весь последний год то Израиль, то США заявляют о возможности нанесения ударов по иранским ядерным объектам, о необходимости установить демократический порядок на Ближнем Востоке, и, конечно, в первую очередь в стране, причисленной к «оси зла». По-моему, Иран устал заявлять о своей мирной программе, о том, что на государственном уровне он не оказывает военной помощи группировке «Хезболла». Наверное, первопричиной сложившихся с США отношений являются не столько негативные моменты прошлого (захват американского посольства в 1979 году) и вероятность разработки ядерной программы, сколько независимая политика ИРИ. Фактор значимости Ирана как страны с огромными запасами нефти и газа, имеющей, пожалуй, самое выгодное на Востоке географическое положение для вывода энергоресурсов на мировые рынки, сейчас возрастает. Конечно же Иран заинтересован в экономических связях с США. Однако этот интерес может заметно уменьшиться в случае, если Европа, которая также заинтересована в иранском энергорынке, сумеет окончательно урегулировать с Тегераном проблемы, связанные с ядерной программой, и установит тесные экономические связи с Ираном.
     
- Какое значение для России будут иметь иранские выборы? Как они повлияют на дальнейшее российско-иранское сотрудничество?

     - Для России из двух кандидатов - я имею в виду Рафсанджани и Ахмадинежада - трудно сказать, кто был бы предпочтительнее. Али Акбара Хашеми Рафсанджани мы хорошо знаем: он был председателем меджлиса, когда в 1989 году между Россией и Ираном подписывалось долгосрочное соглашение о торгово-экономическом и культурном сотрудничестве на 25 лет. Все годы после распада Советского Союза вплоть до подготовки нового соглашения мы жили исходя из документа, который был подписан Рафсанджани. Кстати, опираясь на правовые основы договора 1989 года, впоследствии было подписано знаменитое соглашение Черномырдина - Гора по Ирану. Таким образом, будучи на президентском посту, Рафсанджани много сделал для того, чтобы отношения с Россией были наполненными и плодотворными.
     Ахмадинежад как политический деятель для нас, с одной стороны, неизвестная, а с другой - в значительной степени известная фигура. Между Москвой и Тегераном налажены экономические и культурные связи, и Ахмадинежад как мэр Тегерана, естественно, принимает самое непосредственное участие в развитии отношений с нашей страной.
     России, как мне кажется, нужно учитывать тот факт, что Рафсанджани в случае прихода к власти был бы более, чем какой-либо другой из кандидатов в президенты, склонен урегулировать спорные вопросы в отношениях с Соединенными Штатами. А оценивая Ахмадинежада как политика, нужно исходить как раз из обратного посыла. Избранный президент принадлежит к неоконсерваторам, партии «Абадгиран», которая, конечно, много будет делать для улучшения экономического климата и расширения экономических связей Ирана, но которая при этом будет проводить более жесткую внешнюю политику, особенно по отношению к Израилю и США. Разница между Рафсанджани и Ахмадинежадом состоит еще и в том, что последнему, безусловно, будет легче договориться с меджлисом. Если бы исполнительную вертикаль возглавил Рафсанджани, у него явно возникло бы больше споров и противоречий с консервативным парламентом.
     Думаю, что, планируя контакты с иранским руководством, мы должны помнить о различиях в программах и политических установках между Ахмадинежадом и Рафсанджани. В целом же, на мой взгляд, несмотря на смену главы исполнительной власти в Иране, основные принципы российско-иранского сотрудничества останутся незыблемыми.