Представляю, как улыбнется, прочитав заголовок, кто-нибудь из служивых: дескать, нашел же корреспондент о чем ностальгировать! И вспомнит если не собственную историю из серии «Как я был на гауптвахте», то хотя бы байку на ту же тему из жизни однокашников по училищу или однополчан. Лично я, например, помню, с каким любопытством мы, курсанты Киевского ВОКУ, заступив в караул при гарнизонной гауптвахте, стремились лишний раз заглянуть в глазок камеры, где, по преданию, еще до революции сидел будущий красный комбриг Григорий Котовский, а в наше время (так было заведено) отбывали наказание наиболее отличившиеся нарушители воинской дисциплины. С каким, можно сказать, пиететом, порой рискуя очутиться на их месте, относились мы, часовые и выводные, к редким обитателям этой камеры! Прежде всего, конечно, из юношеской солидарности. Но были, что скрывать, и другие соображения: мол, от «губы» никто не застрахован…
     И в самом деле. Вряд ли где-то существует армия, в которой нет нарушителей воинской дисциплины. Разнятся разве что формы и методы работы с ними. В бундесвере, к примеру, есть такое понятие, как принудительный арест с содержанием в специальном здании при части (в принципе та же гауптвахта). А у американцев командиру и вовсе ни к чему возиться с зарвавшимся профи, это прерогатива военной полиции. Но и в том и в другом случае нарушитель дисциплины всенепременно получит по заслугам.
     Что же касается России, то мы в этом плане, похоже, шагнули дальше всех: у нас нет ни военной полиции, ни гауптвахты в прежнем ее понимании.
     Да, в последнее время сделаны некоторые шаги в сторону демократизации, если можно так сказать, основополагающих документов, регламентирующих различные стороны жизни Вооруженных Сил, в том числе взаимоотношения начальников и подчиненных. В частности, с учетом демократических преобразований в обществе, реформирования военной организации государства существенно переработаны общевоинские уставы. И дело не только в том, что из них исчезли наименования и аббревиатуры, которые были связаны с существованием Советского Союза, где со всякого рода нарушителями, как известно, не церемонились. В уставах появился целый ряд принципиально новых положений, отвечающих духу и вызовам, как модно сейчас говорить, времени. Вот лишь некоторые из них.
     В Уставе внутренней службы изложен целый комплекс мер по созданию надежного механизма правовой и социальной защищенности военнослужащих. Так, «человек с ружьем» при исполнении обязанностей военной службы теперь является представителем государственной власти. Оговорены соответствующие международным соглашениям права, обязанности и особенности его поведения в случае захвата противником в плен. Конкретно определена продолжительность рабочей (служебной) недели для различных категорий военнослужащих. Дополнительно к распорядку дня введен регламент служебного времени офицеров, прапорщиков, мичманов, женщин военнослужащих. Внесен ряд дополнений, связанных с комплектованием солдатских и сержантских должностей на контрактной основе, и так далее.
     Согласно изменениям в Дисциплинарном уставе командир (начальник) сегодня уже не несет ответственности за преступления и проступки подчиненных, если они не являются прямым следствием его деятельности или неприятия мер по их предупреждению. Из устава исключен ряд мелких, если можно так выразиться, взысканий, применявшихся ранее. В то же время в целом диапазон дисциплинарной практики как по линии взысканий, так и по линии поощрений остался достаточно широким.
     Значит, командиры должны быть довольны, их права в плане дисциплинарного воздействия на подчиненных с введением новых уставов не ущемлены? Теоретически - да. И вообще, по мнению многих, с кем довелось говорить на эту тему, заложенные в уставах требования вполне могут способствовать укреплению дисциплины и порядка в армии. Но при этом следует оговорка: если они будут неукоснительно выполняться.
     Казалось бы, какие еще могут быть оговорки?! Уставы для того и пишутся, чтобы их выполняли. В том числе в части, касающейся поощрений и взысканий.
     Впрочем, в первом случае вопросов действительно не возникает. Разве что финансовые, когда речь идет, допустим, о материальном вознаграждении отличившихся. Хотя и здесь, как показывает практика, можно найти выход, если вовремя подсуетиться, войти в контакт с местными властями, руководителями предприятий, общественных организаций и другими неравнодушными к нуждам армии людьми. На Лужском полигоне под Петербургом вот уже несколько лет подряд проходят Всеармейские состязания командиров артиллерийских батарей, по результатам которых победитель получает легковой автомобиль от Ассоциации офицеров запаса Вооруженных Сил «Мегапир».
     Настоящие проблемы начинаются тогда, когда военнослужащий совершил грубый дисциплинарный проступок. Да, на этот случай тем же Дисциплинарным уставом предусмотрен арест с содержанием на гауптвахте. Четко очерчены и права командиров и начальников по его применению к различным категориям военнослужащих. Но дело-то в том, что с некоторых пор данное уставное положение само находится как бы под арестом. Командир не может прибегнуть к этой мере наказания самостоятельно, без санкции прокурора, без суда. Короче, получается, как в той басне дедушки Крылова: «Хоть видит око, да зуб неймет».
     Будучи безусловным сторонником разумного сочетания в дисциплинарной практике мер убеждения и принуждения, ни в коем случае не собираюсь идеализировать гауптвахту как инструмент воспитания оступившихся военнослужащих. Да и согласно тому же уставу арест с содержанием на гауптвахте - всего лишь «одна из крайних мер воздействия». Но укрепляем ли мы авторитет командира, на котором, собственно, и зиждется «порядок в танковых войсках», по сути дела лишив его права использовать положения устава в полном объеме? Думаю, ответ очевиден. Тем более сегодня, когда мы не можем похвастаться ни отлаженной системой подготовки молодежи к военной службе, ни мощной индустрией морально-психологической обработки личного состава.
     Кстати, о гауптвахте. Это ведь только со стороны может показаться, что все они на одно лицо: мрачное типовое здание наподобие тюрьмы, часовые, колючая проволока, строевой плац. На самом деле каждая наша гауптвахта - войсковая или гарнизонная - обязательно имела какие-то свои отличия, традиции, особенности, нюансы, которые вопреки ее предназначению создавали вокруг нее даже некий ореол романтики. Скажем, угодив на гауптвахту Санкт-Петербургского гарнизона, вы с легкой руки ее начальника могли оказаться в камере, где (страшно подумать!) отбывал наказание сам Валерий Чкалов после его знаменитого пролета под мостом. Да что там говорить! Свои изюминки, обусловленные местным фактором, имела даже образцово-показательная гауптвахта Читинского гарнизона, считавшаяся до последнего времени одной из лучших в Вооруженных Силах.
     А уж сколько ходило в войсках легенд и небылиц относительно начальников гауптвахт, порядков, которые они якобы самолично устанавливали в своем заведовании! Чего стоит, скажем, один только звероподобный образ начальника той же киевской гауптвахты, нарисованный отравленным ненавистью к нашим офицерам воображением переквалифицировавшегося в писатели шпиона-перебежчика Суворова-Резуна в его книге «Победитель»: «Младший лейтенант с необычно широким лицом и удивительно маленькими ногами нетерпеливо буравил меня свинцовыми глазками…»
     Между тем даже этот ангажированный западными спецслужбами обличитель пороков нашей армии не преминул заметить, что чистота на гауптвахте «была ослепительная».
     Ну а если серьезно, то в общем-то незавидная участь ожидала каждого, кому волею судеб доставалась эта хлопотная и очень ответственная должность. К слову, достаточно редкая, потому как гауптвахта имелась далеко не в каждой части и даже не в каждом гарнизоне. Чтобы соответствовать ей, надо было быть не просто строгим, требовательным и педантичным, каким мы привыкли представлять себе офицера комендатуры. Надо было быть фанатично убежденным поборником уставного порядка и дисциплины и в то же время тонким психологом, педагогом. Ведь начальнику гауптвахты по определению приходилось иметь дело далеко не с лучшими представителями нашего воинства.
     Вспоминаю свои беседы на эту тему с полковником Николаем Потехиным в бытность его заместителем военного коменданта Санкт-Петербургского гарнизона. Те, кому доводилось бывать в столице Афганистана и ее окрестностях в 1982 - 1984 годах, наверняка помнят его. Потехин был военным комендантом Кабульского гарнизона, и его знал чуть ли не весь наш ограниченный контингент. Знали «шурави Потехина» и местные руководители, и простые афганцы. И уважали, надо сказать. За отзывчивость, готовность всегда прийти на помощь, умение, если что, быстро навести порядок.
     А скольким из нас, журналистов, помог он сориентироваться в обстановке, наладить нужные контакты, втиснуться в набитую до отказа «вертушку», летящую на отдаленный блокпост...
     Так вот. Большую часть из своих тридцати пяти календарных Потехин прослужил в комендатурах. Причем далеко не столичных. В Питер он попал, можно сказать, уже под занавес, перед увольнением в запас. Когда же я спросил, чем его, выпускника Костромского училища химзащиты, привлекла когда-то эта служба, Николай Алексеевич, подумав, ответил:
     - Наверное, тем, что ее задача - делать людей лучше.
     Это были не просто слова. Они отражали жизненную позицию офицера, которая, собственно, и определяла стиль его работы, сопоставимой разве что с деятельностью воспитателя крупного масштаба. Представьте себе Санкт-Петербург. Крупнейший мегаполис. В составе гарнизона более двухсот частей и учреждений. Военнослужащих больше, чем во всех войсках Ленинградского военного округа. К тому же это город курсантов - здесь более двух десятков военных учебных заведений...
     - Если в будни на маршруты отправляем не менее 25 патрулей, то в выходные дни их количество надо удваивать, - рассказывал полковник Потехин. - Понятно, что увеличивается и «контингент» нарушителей дисциплины.
     Кстати, именно в один из таких горячих для комендатуры дней я и заглянул к нему в кабинет. При этом буквально в дверях столкнулся с нарушителем уставного порядка, уже побывавшим у Потехина «на приеме». И вот парадокс. У посетителя было настолько приподнятое настроение, что оно никак не соответствовало моменту.
     - Вы знаете, Николай Алексеевич для нас - человек-легенда, - с сияющим лицом ответил на мое недоумение только что получивший взыскание будущий офицер. - Когда еще я смог бы вот так запросто побеседовать с ним!
     На гарнизонной гауптвахте в тот день находились 32 человека. По словам полковника Потехина, бывало и больше. А вообще питерская гауптвахта с отделением для прапорщиков и мичманов была рассчитана на 115 человек. То, что большинство мест пустовало, Николай Алексеевич объяснил прежде всего усилением работы командиров, воспитательных структур по укреплению дисциплины и порядка в частях.
     - Солдат, привыкший жить по уставу в своей части, и в городе ведет себя соответствующим образом, - резюмировал он.
     Пустовал и строевой плац, существовавший здесь, по рассказам, со времен графа Аракчеева, который, как известно из истории Петербурга, был первым его военным комендантом. Когда я напомнил об этом Потехину, тот улыбнулся:
     - Намек понял: мол, шагистика, муштра - чем не аракчеевщина, да? А вы загляните в Устав гарнизонной и караульной служб. Там ведь черным по белому написано, что начальник гарнизонной гауптвахты обязан «организовывать и проводить с содержащимися на гауптвахте в дисциплинарном порядке, когда они не привлекаются на работы, занятия по строевой подготовке и изучению уставов». Так что без плаца нам никак нельзя. Как и без гауптвахты…
     Словно сердцем чувствовал старый служака, что уже скоро и это существующее с незапамятных времен учреждение, и само понятие «арест с содержанием на гауптвахте» будут вычеркнуты из дисциплинарной практики командиров.
     Еще раз оговорюсь, я совершенно далек от мысли, что возвращение гауптвахте ее статуса, предусмотренного уставом, за что сегодня ратуют даже различного рода правозащитники, сразу снимет все проблемы с дисциплиной в армии и на флоте. Невозможно строгостью взысканий компенсировать недостатки в воспитательной работе, неспособность, а зачастую и нежелание некоторых офицеров заниматься профилактикой правонарушений, их личную недисциплинированность. Но нельзя и отрицать тот факт, что реальная перспектива «загреметь» на гауптвахту не очень-то вдохновляла тех, кто был не в ладах с дисциплиной. И желания повторить заход у тех, кто однажды побывал там, как правило, не возникало. Таким образом, предусмотренное уставом право командира подвергнуть подчиненного аресту с содержанием на гауптвахте являлось, может быть, даже не столько инструментом наказания в дисциплинарной практике, сколько инструментом профилактики.
     Поучительным в этом смысле, на мой взгляд, может быть опыт работы военной комендатуры Юрьянского гарнизона (Кировская область), где расквартирована Мелитопольская ракетная дивизия. Как-то при встрече я спросил тамошнего коменданта подполковника Владимира Матвейчука, как ему, практически одному, удается поддерживать порядок в гарнизоне.
     - Техническими средствами, - улыбнулся тот и, заметив мое удивление, успокоил: мол, под техническими средствами в данном случае имеются в виду не милицейские дубинки и наручники, хотя в арсенале комендатуры они тоже наличествуют, а всего лишь аудио- и видеотехника. И пояснил: «Иному незлостному нарушителю дисциплины бывает достаточно посмотреть видеофильм о том, к чему могут привести вроде бы незначительные на первый взгляд упущения в службе ракетчика, чтобы всерьез задуматься, как дальше жить. Чем не профилактика?»
     Нетрадиционным, скажем так, оказался взгляд юрьянского коменданта и на гауптвахту, которую, по его мнению, надо обязательно сохранить в армии. Гауптвахта в его понимании - это не просто специальное помещение «для содержания военнослужащих под арестом (заключенных под стражу)», как определено уставом. Это еще и своего рода лечебно-профилактический центр, где оступившемуся человеку помогали не только осознать случившееся с ним, сделать для себя правильные выводы, но, бывало, и избавиться от вредных привычек. Причем помогали профессионально, со знанием дела. Сам комендант плодотворно сотрудничал в этом деле с психологами частей, военными медиками, юристами.
     Не прекращал подполковник Матвейчук работу со своими «пациентами» и по окончании сроков их ареста, когда те возвращались в подразделения. И вообще, не засиживался он в кабинете. Часто бывал в частях. Причем не только по делам службы, но и для встреч «без галстука», как он называл такие визиты. Чтобы в неформальной обстановке пообщаться с солдатами, командирами, их заместителями по воспитательной работе. Брал с собой и начальника гауптвахты. Кто знает, скольких людей уберегли от неверного шага такие вот комендантские посиделки. Во всяком случае гауптвахта в гарнизоне практически пустовала.
     И так, никто не спорит, что арест с содержанием на гауптвахте, какими бы замечательными традициями она ни обладала, - мера достаточно жесткая. Но разве за последние годы у нас так сильно подскочил качественный уровень личного состава, что она уже изжила себя? Боюсь, что анализ состояния призывного контингента (низкий общеобразовательный уровень, уголовное прошлое и т.д.) говорит об обратном. Не лучше, к сожалению, выглядят в этом плане и наши профи, о чем свидетельствует состояние дисциплины в некоторых подразделениях, укомплектованных на контрактной основе.
     Правда, здесь у командиров есть дополнительный рычаг воздействия на подчиненных - можно в случае чего «ударить рублем». Например, в одном из батальонов 76-й воздушно-десантной дивизии на глаза попалась памятка солдату, смысл которой сводился к следующему: употребляя спиртное, ты, дорогой, теряешь в месяц 854 рубля, за квартал - 1.235, а за год - 4.627 рублей. Уж не знаю, каким образом делались расчеты, но незамысловатая памятка эта, предусмотрительно прибитая прямо к окошку с табличкой «Касса», впечатляет, если учесть, что адресована она молодым людям, получающим в месяц 5 - 6 тысяч рублей. Тут в самом деле есть смысл подумать, прежде чем рвануть за «Клинским». Но опять же при отсутствии четкой системы штрафных санкций, законодательно обусловленного механизма их применения и эта мера пока малоэффективна. К тому же у нас, как известно, еще не каждого и проймешь рублем.
     Раньше в таких случаях командир мог прибегнуть к крайней мере - аресту с содержанием на гауптвахте. Сейчас, когда этот рычаг воздействия на подчиненных заблокирован различного рода оговорками, офицер порой оказывается бессильным перед нарушителем дисциплины. Ссылки же некоторых либерально настроенных приверженцев отмены гауптвахты на то, что надо, мол, воздействовать на подчиненных личным примером, в данной ситуации просто несостоятельны. Никакой личный пример не поможет, если перед тобой зарвавшийся наглец, уверовавший в свою безнаказанность. Не потому ли в последнее время в войсках, в том числе в частях, укомплектованных контрактниками, отмечен рост числа нарушений дисциплины среди офицеров? Доходит до того, что, исчерпав все другие предусмотренные уставом возможности поставить на место распоясавшегося подчиненного, иной из них срывается и сам идет на преступление, пуская в ход кулаки. Причем есть факты, свидетельствующие о том, что в этом замечены даже представители воспитательных структур. Вот так либерализм по отношению к проступкам среди личного состава бумерангом бьет по офицерам.
     Конечно, мы уже не можем подходить к оценке морального духа войск с прежними мерками, когда он определялся количеством «пьянок», «самоволок» и других ЧП. Но, какими бы ни были новые критерии, единоначалия в армии никто не отменял. А оно, если следовать букве устава, заключается «в наделении командира (начальника) всей полнотой распорядительной власти по отношению к подчиненным и возложении на него персональной ответственности перед государством за все стороны жизни и деятельности воинской части, подразделения и каждого военнослужащего».Так давайте же следовать этой букве! Еще великий Суворов в своей «Науке побеждать» учил: «За немогузнайку офицеру арест, штаб-офицеру от старшего штаб-офицера арест квартерный». Может быть, когда-нибудь мы дозреем и до такой существовавшей в Русской армии меры воздействия, как содержание офицера под домашним арестом. Пока же речь идет не о столь возвышенном, об аресте с содержанием на гауптвахте. И жизнь со всей очевидностью убеждает: этот испытанный инструмент воздействия на нарушителей воинской дисциплины должен быть в руках командира!