С тех пор прошло 100 лет. Однако споры по поводу целесообразности заключения Портсмутского мирного договора не утихают и поныне: одни утверждают, что победа у русских была украдена в тот момент, когда их армия на сухопутье была полностью отмобилизована и по численности значительно превосходила японскую, другие доказывают, что Россия все-таки потерпела сокрушительное поражение, поэтому перемирие было необходимо и своевременно. Но обе спорящие стороны почему-то умалчивают о том, что на конференцию в нейтральную страну съехались не победители и побежденные, а представители все еще воюющих сторон. И был подписан не акт о безоговорочной или просто капитуляции вооруженных сил одной из сторон, свидетельствующий о признании ею полного и окончательного поражения, а договор, примиряющий противников на определенных условиях.
     Обратимся к фактам. Действительно, после ряда неудач русских на театре войны зимой 1904 – 1905 гг. число оптимистов, веривших в благоприятный для России исход войны, заметно уменьшилось.
     28 февраля 1905 г. императору Николаю II было доложено «всеподданнейшее письмо» находящегося в опале председателя Комитета министров статс-секретаря С.Ю. Витте, в котором он предлагал «войти в переговоры о мирных условиях». По его мнению, продолжение войны становилось опасным, и «дальнейшие жертвы страна при существующем состоянии духа не перенесет без страшных катастроф... Россия потеряет (заграничный) кредит... Нельзя медлить...»
     Ответа на письмо Витте не дождался, зато в Маньчжурии произошли кадровые перестановки: приказом от 5 марта генерал от инфантерии А.Н. Куропаткин был смещен с поста главнокомандующего вооруженными силами России на Дальнем Востоке, а на его место был назначен генерал от инфантерии Н.П. Линевич. Замена главкома свидетельствовала о непоколебимом намерении российского императора продолжать войну.
     Однако эти перемены не остановили Витте. Он упрямо продолжал твердить, что война проиграна и «тягостность условий мира будет пропорциональна длительности военных действий». Между тем к указанному времени соотношение противоборствующих сил на сухопутном театре войны было в пользу русской армии в соотношении примерно 2:1. Во время неудачного Мукденского сражения, где численность русских войск – главным образом это были резервисты – составляла 293 тыс. человек, А.Н. Куропаткин все-таки сумел вывести почти 204 тыс. целыми и невредимыми из смертельных объятий двойного охвата японского маршала И. Оямы, тщетно пытавшегося повторить Седан 1870 г., а с запада по Транссибу нескончаемым потоком шло свежее пополнение. Вскоре численность русских войск, занявших оборону на Сыпингайских позициях, возросла до 600 тыс.
     Японцы же, углубившись на север Маньчжурии, сами стали жертвами неразвитой тыловой инфраструктуры, которая с начала войны была головной болью русского командования. По мнению известного японского историка С. Окамото, вышколенные войска микадо, одержав под Мукденом (так же как после боев под Ляояном и на реке Шахэ) «не вполне уверенные победы», понесли неожиданно большие потери от русских резервистов (только под Мукденом – 72 тыс. человек убитыми и ранеными), и в действующей армии стала остро ощущаться нехватка людей, лошадей, боеприпасов и пр. На поле сражения намечалась «патовая» ситуация.
     Первой надвигающуюся опасность осознала военная верхушка Японии. 8 марта 1905 г. военный министр М. Тераучи обратился с официальной просьбой к американскому послу Л. Грискому передать президенту США Т. Рузвельту его мнение о том, что «война должна быть прекращена и он готов прекратить сражаться».
     Примерно в это же время французское правительство, обеспокоенное оттоком русских войск на восток и возможным нарушением баланса сил в Европе, предприняло попытку вывести из войны Россию: банкиры отказались предоставить ей новый заем, а министр иностранных дел Франции Т. Делкассе через русского посла в Париже А.И. Нелидова дал понять, что не откажется от роли посредника в мирном урегулировании, «если его об этом попросят». При достижении мира ранее согласованный кредит России гарантировался. Николай II будто бы согласился на французское посредничество для выяснения перспектив «благопристойного» мира, но выдвинул японцам заведомо неприемлемые условия мира, которые, конечно, приняты не были.
     «Победа должна быть наша… – писал весной 1905 г. генерал-квартирмейстер 3-й Маньчжурской армии генерал-майор М.В. Алексеев – будущий Главнокомандующий Русской армией в Первую мировую войну 1914 – 1918 гг. – Нам нужна победа, без нее будущее России чревато тяжелыми событиями и днями…»
     Однако 27 — 28 мая произошло Цусимское сражение, в результате которого 2-я Тихоокеанская эскадра вице-адмирала З.П. Рожественского была похоронена в океане. Погибли более 5 тыс. моряков и примерно столько же попали в плен. Поход протяженностью более 18 тыс. миль, блестящий с точки зрения мореходной, был полнейшей авантюрой с точки зрения военной. «После этого поражения у всех (скорее всего, противников Николая II. – Гл.) явилось сознание, что необходимо покончить войну миром, – пишет в своих мемуарах С.Ю. Витте, – и это течение так сильно начало проявляться, что дошло наконец и до трона… По мере наших военных неудач смута и революционное течение в России все более и более увеличивались…»
     К середине 1905 г. Россия была уже парализована всеобщей забастовкой. Над страной поднималось зарево революции. Важно отметить, что руку к этому «зареву» приложил и генеральный штаб японских вооруженных сил. Среди возвращающихся в Россию военнопленных, особенно среди рабочих, наблюдалось «усиленное брожение, вызванное распространением японцами прокламаций и других революционных изданий». Деятельность японцев была направлена главным образом к «противорусской агитации среди пленных поляков, евреев и финнов», причем для пропаганды использовались «негласно отпущенные перебежчики».
     После военных успехов на суше и на море активные боевые действия японцев неожиданно прекратились. Более того, с этого времени японское правительство стало искать посредника для заключения перемирия с Россией.
     31 мая 1905 г. премьер-министр Японии граф Т. Кацура дал указания посланнику в США К. Такахире обратиться к американскому президенту с просьбой найти способ «по собственной воле и инициативе пригласить обе воюющие стороны на встречу с целью провести прямые переговоры».
     ПолуЧив просьбу от японского правительства о мирных переговорах, Т. Рузвельт телеграфировал своему послу в Петербурге, чтобы тот попытался склонить к примирению российского императора, «пока нога неприятеля еще… не ступила на русскую землю». Аудиенция состоялась. После некоторого колебания Николай II дал согласие на переговоры при непременном условии такого же предварительного согласия со стороны Японии. Никоим образом, считал он, «не должно было создаться представление, будто Россия просит мира».
     9 июня Рузвельт официальной нотой, обращенной одновременно к России и Японии, предложил «в интересах человечества» сойтись для переговоров, чтобы положить конец «ужасающей и прискорбной борьбе». Справедливости ради заметим, что медаль его человеколюбия имела и оборотную сторону. Так, по оценке советского историка Б.А. Романова, столкновение между Россией и Японией рассматривалось Рузвельтом «как полезное взаимоистребление двух наций, после которого надлежит сохранить между ними те самые «пограничные трения», которые будут держать Россию и Японию в состоянии постоянного антагонизма и обоюдного равновесия, призванных обеспечить господство США на Тихом океане, в частности на Дальнем Востоке».
     Японское правительство дало свое согласие на переговоры 10 июня, а российское – 12-го.
     От России первым уполномоченным для ведения переговоров был назначен С.Ю. Витте. 30 июня он был принят Николаем II. В конце приема император сказал, что «он желает искренно, чтобы переговоры пришли к мирному решению, но только он не может допустить ни хотя бы одной копейки контрибуции, ни уступки одной пяди земли».
     «Россия не просит у Японии прекращения войны; она вовсе не поставлена в тяжелую необходимость заключить мир во что бы то ни стало, – говорилось в секретной инструкции. – Согласие государя императора на предложение Рузвельта вызвано исключительно… чувствами человеколюбия, горячим желанием… прекратить кровавую распрю, содействуя утверждению всеобщего мира, столь необходимого для благосостояния и дальнейшего преуспеяния Отчизны и Богом вверенного ему народа… Но, с другой стороны, каковы бы ни были военные и технические трудности для продолжения войны на столь отдаленной окраине нашей, как бы ни были тяжелы жертвы, которые народ принужден будет принести в борьбе с упорным противником, Россия все же ни одной минуты не задумается перед неизбежною необходимостью снова поднять оружие, если со стороны Японии поставлены будут условия, затрагивающие честь и достоинство ее как Великой державы...»
     Японскую делегацию возглавил министр иностранных дел барон
     Д. Комура – умный, опытный, но амбициозный государственный деятель, сторонник жесткой политики. «Если наш противник будет мирно настроен и военные действия можно будет прекратить, – напутствовал его император Муцухито, – ничего не будет желаннее такого итога. Сделайте все возможное, чтобы восстановить мир на длительной основе».
     Высшему командованию японской армии стало известно о подготовке к перемирию в июне 1905 г. В русских же войсках, по свидетельству генерал-лейтенанта А.И. Деникина – в ту пору подполковника генштаба, начальника штаба одного из конных отрядов в Маньчжурии, слухи о возможном заключении мира поползли только в середине июля, хотя «известия о стараниях… мало мужественных деятелей скорее заключить мир» стали известны гораздо раньше.
     По его мнению, эти слухи на передовой были восприняты без энтузиазма, поскольку «ко времени заключения мира русские войска на Сыпингайских позициях… располагались... эшелонированно в глубину, имея в резерве общем и армейском более половины своего состава, что предохраняло от случайностей и обещало большие активные возможности… Фланги армии надежно прикрывались... Армия пополнила и омолодила свой состав и значительно усилилась технически – гаубичными батареями, пулеметами... составом полевых железных дорог, беспроволочным телеграфом и т.д. Связь с Россией поддерживалась уже не 3 парами поездов, как в начале войны, а 12 парами. Наконец, дух маньчжурских армий не был сломлен, а эшелоны подкреплений шли к нам из России в бодром и веселом настроении.
     Японская армия… имела на 32% меньше бойцов. Страна была истощена. Среди пленных попадались старики и дети. Былого подъема в ней уже не наблюдалось… Что ждало бы нас, если бы мы с Сыпингайских позиций перешли в наступление?.. Победа! Россия отнюдь не была побеждена. Армия могла бороться дальше. Но... Петербург «устал» от войны более, чем армия...»
     (окончание следует)